0
— Гордон: В эфире программа «Гордон». Сегодня мой гость — экс-министр экономического развития и торговли Украины Айварас Абромавичус. Добрый вечер. Вы были одним из представителей «спецназа реформ» — команды иностранных реформаторов, которым доверили высокие государственные должности в Украине. Что Вы прежде всего хотели сделать в Украине?
— Абромавичус: Своими действиями я и мои коллеги хотели донести обществу, что можно страной управлять совсем по-другому: прозрачно, честно, профессионально и прогрессивно, потому что отставание от соседних стран, даже Восточной Европы, было колоссальным, и вызовы были очень большими. — Вы пришли во власть богатым человеком. Хорошо приходить во власть богатым, не зависеть от зарплаты, а просто работать на страну? — Есть очень много преимуществ людей из частного сектора, которые приходят в государственный сектор. Тот же самый Майкл Блумберг, мэр Нью-Йорка, говорит, что городом, министерством, страной нужно управлять, как корпорацией: по привлечению талантов, по удержанию талантов, по мотивации людей, по фокусированию на задачах и целях, а не на процессе. Поэтому я абсолютно уверен, что в этом есть преимущество, но очень важно, как формировалась твоя личность. Моя личность формировалась в течение шести лет в Эстонии и семи лет жизни в Стокгольме. Я в 17 лет попал в скандинавскую среду и с 1999 года веду бизнес со шведами, мыслю по-скандинавски. Считаю, что если бы у нас государственные органы, бизнес были бы более «скандинавизированы», то, конечно, мы жили бы в другой стране. — Вы свободный человек внутри? — Я всегда был свободным человеком. И таким всегда буду. — Вашим коллегам по правительству, людям, которые Вас окружали в государственном секторе, этой внутренней свободы и раскрепощенности не хватало? — Это зависит от конкретных людей. Девушки из Грузии были очень свободны, знали, что делают и куда идут. Были менее стабильные эмоционально коллеги, которым труднее было. В основном люди были свободны, и никто не собирался по команде делать то, что идет вразрез с их ценностями. — Вам не кажется, что советская власть из Украины ушла, а «совок» в голове и в сердце у многих остался? — В руководящем персонале — конечно. Но дает надежду на будущее средняя прослойка, которую я нашел в министерстве. Это люди, которые готовы работать по любым правилам. Изменения в стране возможны, когда будет правильная команда сверху, потому что в стране со слабыми институтами на ранней стадии развития, к сожалению, личности решают все. — От политической воли первого лица многое зависит? — В этой стране все зависит. И это плохо. Потому что, прежде всего, здесь должно быть верховенство права, когда мы не ждем и не пытаемся прогнозировать, кто будет следующим руководителем ведомства, а работаем по правилам. Поэтому мы еще находимся в той ситуации, где не превалирует верховенство права. — Вы были министром, и спустя ровно 500 дней сами подали в отставку. Почему? — Я считаю, что когда мы пришли работать, обещано было одно. Была поддержка, руководители страны публично высказывались, что работаем по-другому, что министры сами себе назначают заместителей и ключевых сотрудников. В принципе, по этой формулировке и двигались достаточно долгое время и отбивались от всяких «ходунов», которые навязывали свои… — А ходили? — Конечно. Это просто в голове у людей: как это, я забрался на политический олимп, стал депутатом, главой фракции, и что, значит, своих не приведу и не поуправляю государственными предприятиями?! Мы это всячески обходили, просто катились через такие запросы, но в конце концов ситуация вышла из-под контроля в тот момент, когда в мое ведомство, в мое управление перешел «Нафтогаз». Это был декабрь 2015 года, и я помню, положил руку на мое плечо министр топлива и энергетики Демчишин и говорит: «Ты думаешь, что это твоя победа? Твои проблемы начинаются как раз с этого момента». — Почему ни у кого из «варягов» не получилось? — Я не согласен с категорическим утверждением, что не получилось. В моем ведомстве с нуля сделали реформу ProZorro. Я расчистил путь для Нефедова, Стародубцева, остальных — уволил двух сумасшедших злодеев, которые мешали этому, которые числились в штате, зарабатывали деньги на закрывании глаз по тендерам. Я сделал все возможное, чтобы ребятам дать работать, и из совкового госплана сделал современнейшее, прогрессивнейшее министерство. Уволил 700 людей (ровно половину), а 240 новых, прогрессивных, молодых — привел. К ключевому персоналу было три ключевых требования: ты не был на госслужбе до Майдана; ты получил образование на Западе или работал в западных компаниях; никаких связей с олигархатом или ярко выраженного российского connection. Люди пришли. Я сделал из своего министерства самого привлекательного работодателя на тот момент в Киеве. Все рвались, тысячами. И в итоге имеем первый наблюдательный совет за всю историю Украины в НАК «Нафтогазе». Всех трех независимых директоров назначил я. В Швеции 45 госкомпаний — 345 независимых директоров. И по дерегуляции много чего сделано: разного вида лицензии, сертификаты отменены. — А хорошие ребята пришли? — Конечно. Там плохих нет. За всех отвечаю. Восемнадцать департаментов и пять замов (ключевые люди) — 80% новых людей. Но трагедия страны, что такие ребята сейчас в лучшем случае сидят на скамейке запасных, им дают второстепенные задачи. В Литве, Эстонии, Швеции такие ребята востребованы перед выборами, во время выборов и после выборов. Их вытаскивают из частного бизнеса, чтобы они работали на государство. У нас говорят: вы не востребованы на данном этапе развития страны. — Скажите, наверху идет саботаж реформ? — Я думаю, наверху нет храбрости идти такими темпами, какими мы должны идти, и наверху преобладает мнение, что можно сделать чуть-чуть, а чуть-чуть сачковать. Но так это не работает. Поэтому я во время своей отставки сказал, что сейчас, в зависимости от следующих кадровых решений, мы или в двух шагах от прорыва, или в двух шагах от провала. Но Украина, как всегда, выбрала средний путь: вместо революционного прорыва она выбрала средний путь эволюционного развития. Но нам, к сожалению, догонять и догонять, поэтому мы должны шагать очень большими темпами, которыми мы сейчас не шагаем. — Что на высших этажах власти Украины не так, как на Западе? — Там все не так. Страна управляется неправильным подходом: превалирует мнение, что нужно страной, министерствами, отдельными ведомствами управлять по принципу «твердой руки». Это прошлый век. Такие люди нас тянут в 20-й век, а не в 22-й. Структура управления в самых успешных компаниях, самых успешных странах совсем другая. Никакой вертикали, а плоская, горизонтальная структура, где ты нанимаешь самых умных людей и не говоришь, что им делать, а они тебе говорят, что делать. Поэтому люди наверху должны быть открыты к новым знаниям. Мы должны перейти от «я знаю все» до «я хочу научиться всему». В нашей стране надо как можно дальше «попросить» от принятия решений людей с седыми волосами. — Почему дураки оказываются наверху? — Я не согласен. Наверху на самом деле очень умные люди. Просто у них набор ценностей неправильный: они выросли совсем в другой системе, они не верят в независимость вещей. — Существует ли в Украине стратегическое, политическое и экономическое планирование? — Нет, конечно. У каждого правильного чиновника есть стратегия, и чтоб никто не сказал, что у него нет стратегии, он обязательно напишет с какими-то консультантами толстую стратегию. Она лежит. Никто ее не читает, но он говорит: у меня стратегия есть. Но в реальности мы смотрим не на 3-5 лет, а до следующей сессии ВР, до следующего заседания Кабмина. Вот наш горизонт планирования. — Сколько Вы, как министр, получали? — Я получал на 99,9% меньше, чем я получал до этого. Моя базовая зарплата в Украине, в шведской компании, составляла 30 тыс. долл. плюс достаточно серьезные бонусы потом. А я пришел на 300 долл. работать и считал, что деньги не самое важное. Девятнадцать лет до этого я провел в инвестиционной среде, заработал достаточно серьезные деньги, но у меня была миссия, была цель, и я, конечно, не ожидал серьезных денег, хотя всем нам сказали, что в течение шести месяцев будет прозрачный фонд заработной платы, где будут платить по 5 тыс. долл., потому что, считаю, в Украине за такую должность должны платить премию. Но не платили. Я смог изменить ситуацию в государственных компаниях, потому что считал, что мы слишком бедные, чтобы платить низкие зарплаты. Поэтому мы сгруппировали все государственные компании в четыре категории. В самой большой категории было 8 компаний, и там назначили зарплаты руководителям в размере до 1,5 млн долл. в год. Из них 25% — это фиксированная заработная плата, 75% — зависит от результата. — Как складывались Ваши отношения с президентом? — До того, как я пришел, я ездил по миру и рассказывал, что происходит в Восточной Европе. Это был мой бизнес: поднимать деньги и дальше их инвестировать. Ближний Восток — самые большие фонды в мире, Северная Америка, континентальная Европа. Когда я увидел, какие люди пришли после Майдана во власть, я сказал: «Это команда мечты». Я придерживался этой мысли первые несколько месяцев, считал, что Яценюк — самый одаренный политик во всем восточно-европейском пространстве: умный, быстро схватывающий и т. д. Президент сам по себе достаточно умный. Вначале я чувствовал очень сильную поддержку. Например, ездили в Париж, и президент у философа Бернарда Леви дома в присутствии Ротшильдов и владельцев СМИ с бокалом шампанского в начале своей речи говорит: «Вы знаете, какие люди у меня работают? Такие, как Айварас, лучший финансист Восточной Европы. Я ему говорю, хватит работать на себя, работай на страну. И он сказал: да». Сильная такая речь была, но трагедия всей этой ситуации была в том, что по возвращении домой я этой поддержки не чувствовал уже в большинстве случаев. — С Яценюком Вам легко работалось? — Это все так менялось. Сначала — великолепнейше. Но потом его энтузиазм пропал, он стал труднее доступен. Считаю, что он сделал несколько серьезных, мощных вещей, но свой ум не направил в правильное русло, хотя мог сделать еще больше. — Кто лучший премьер — Яценюк или Гройсман? — Мне трудно судить, я с Гройсманом не работал. Но считаю, что Гройсман больше опирается на советы, больше прислушивается к другим. И такой стиль управления мне более близок. Я всегда готов поменять свое мнение по какому-то вопросу, если умные люди меня переубедят. Я не имел никакого понятия, что такое государственные закупки, но я нанял людей, которые знали все о государственных закупках. И я им сказал, что я верю, что то, что они будут предлагать, будет самым лучшим. — В чем суть Вашего конфликта с Игорем Кононенко? — То, чем занимались депутаты от БПП, и то, чем занимался лично Кононенко — несовместимо с процессом реформ, несовместимо с прозрачным процессом принятия решений. Они ходили, лоббировали своих людей. И после того как «Нафтогаз» перешел ко мне, Пасишник принес полный комплект документов, написал, что он в команде Кононенко, что это согласовано наверху, «подавай быстрее, не ждем, пока сменится правительство». В преддверии этого всего была крайне неприятная ситуация, когда у меня была государственная охрана, и охрану сняли, оповестив об этом в течение шести часов. Это было как раз в тот момент, когда я в серьезных масштабах боролся с серьезнейшими схемами по «Укрнафте» и дисконту продажи нефти (закрыл «Укрресурсы», которые 14 лет существовали и финансировали политические партии). Охранники из «Альфы» СБУ пришли ко мне и сказали, что такого не было за 25 лет независимости, и это значит что-то плохое, ты должен вывезти семью за границу. Это был такой прессинг, очень неприятно, но я семью никуда не вывозил. А проблемы только шли по нарастающей. — Вы понимали, что Вы наступаете на чужие деньги? — Я понимал, но при этом могу честно сказать, что в первые дни, когда мы начали работать, собрали всех министров и других людей из «спецназа реформ», и нам досконально показали, где, сколько и по какой схеме воруют в наших ведомствах, то есть посылали сигнал, что «мы этого не будем толерировать». Поэтому мы подумали, что команда «фас», и побежали полным темпом. Но в какой-то момент оказалось, что команда «фас» была ложной, мы, может, не так это все поняли. — Вас обманули? — Я считаю, что мы в какой-то критический момент были очень нужны. Но все-таки люди не совсем те, которые были представлены на Майдане, были представлены во власти. Поэтому для того, чтобы власть заручилась поддержкой гражданского общества и иностранных партнеров, добавили таких, как я, Яресько, Пивоварский. Показали, что, мол, у нас совсем другие люди сейчас работают, и у нас очень сложная ситуация: военная, финансовая и т. д. Но когда эта ситуация была стабилизирована, когда она была уже разрешена, заручились поддержкой, тогда сказали: ребята, дальше будут работать большие мальчики. — Недавно суд обязал Вас опровергнуть заявление о давлении на вас со стороны Кононенко. Вы уже опровергли? — Нет. Полный текст решения я увидел буквально пару дней назад. Там написано, что я должен опровергнуть таким же самым способом, как и сделал заявление. Это значит, что я должен восстановиться как министр экономического развития и торговли Украины, сделать это все через канал YouTube министерства и сказать, что не Кононенко, не мешал и т. д. Возможно, Игорь Витальевич хотел, чтобы я восстановился в должности министра? Так сказали бы прямо — я бы рассмотрел эту возможность. — Кого Вы видите следующим президентом Украины? — Я хотел бы видеть совсем других людей, которые сейчас не являются фаворитами, потому что считаю, что страна нуждается в моральном лидере, и считаю, что ни один из политиков, которые уже более пяти лет в украинской политике, не может называться моральным лидером. Поэтому дела в стране будут обстоять достаточно грустным образом и развитие будет идти невысокими темпами до тех пор, пока такой моральный лидер не скажет: «Иду, готов». И вокруг него не образуется мощная команда. — Вы видите сегодня таких молодых ребят, за которыми могли бы пойти и за них проголосовать? — Такие, конечно, есть. Они, может быть, еще не на 100% раскручены. К сожалению, у нас СМИ принадлежат крупному капиталу, финансирование политических кампаний и партий происходит за счет крупного капитала, и мне в голову не приходит, как этот умный крупный капитал не понимает, что пирог вырастет, если совсем другие люди придут и совсем другими методами будут управлять страной. У очень многих бизнесов уже очень правильная отлаженная система корпоративного управления — там очень продвинутые люди управляют этими бизнесами. Это и у Ахметова, и у Пинчука, и у Живаго. Но то ли они боятся, то ли еще не созрели намекнуть существующим лидерам, которых они финансировали в разное время в разном объеме: будет амнистия, просто уйдите в сторону, дальше управлять страной будем по-другому. — Мы уже прошли экономическое дно или на него еще не опустились? — Я абсолютно уверен, что дно пройдено полтора года назад. Сейчас рост, который далеко нас не удовлетворяет, но это классическая ситуация — ранняя стадия экономического роста, когда многие бизнесы, предприниматели, банки еще лежат полумертвыми и им требуется искусственное дыхание, но вскоре они начнут вставать, зарабатывать. Есть отложенный спрос по разным категориям, поэтому мне это напоминает ситуацию после финансового кризиса 2008 года, когда еще в 2010-м никто не верил в Европе, что будет рост. Заложены фундаменты, макроэкономическая ситуация наступила, а дальше будет рост вне зависимости от политической ситуации. — В 2004 году, при президенте Леониде Кучме, рост ВВП был 12,5%. Сколько нам еще нужно лет, чтобы дойти до такого уровня? — Это невозможно посчитать. 10% роста — это неконтролируемый рост. Это перегрев. Никто не хочет расти 10-12% в год. 5-7% с таргетированием инфляции, чтобы не было каких-то искажений в экономике. И этого можно достичь, сделав несколько принципиальных вещей. — Какие пять шагов необходимо сделать для прорыва украинской экономики? — В украинских судах нет никакого правосудия. И это знают и обычные люди, и местные инвесторы, и иностранные инвесторы, и послы, и посольства, которые коммуницируют обратно в свои страны о прогрессе в нашей стране. Поэтому все пять шагов — это верховенство права. При этом важна и жесткая люстрация, и жесткая амнистия, и важнейшая реформа государственного управления, госслужбы, и земельная реформа, и дальнейшая приватизация. И мы не будем меняться, если не будет правильных подходов в образовательной системе. — Почему в Украину не идут инвесторы? — Это не из-за войны или других очевидных вещей. Это суды, неуважение прав собственности. Есть сто один способ, как какие-то государственные службы, силовики могут украсть бизнес в нашей стране. — Украина очень коррупционная страна? — Да. — Воруют много? — Думаю, что да. — Сколько процентов от бюджета уходит в карманы? — Я не имею таких данных, но очень большие деньги. Когда мы много обсуждаем «план Маршалла» для Украины, то я согласен, что нужна поддержка, что нужна новая цель для Украины, но у нас есть возможности для внутреннего «плана Маршалла»: меньше воровать с железной дороги, из ГФС, из других ведомств, и у нас соберется очень большое количество денег. — Как сделать так, чтобы не воровали? — Все начинается сверху. Если будет моральный лидер, авторитет, который сменит правила игры, поменяет сильнейшим образом оплату труда чиновников, судей, прокуроров, если будет политическая воля первого лица… Но должна быть не только морковка, но и палка — нужны посадки. — Нужно ли Украине набирать кредиты МВФ? — Мы видим, что Украине уже дают деньги на открытых рынках — рынках еврооблигаций, в том числе и за проделанные работы. То есть инвесторы с фиксированной доходностью достаточно прагматично смотрят, в том числе и из-за того, что сейчас есть колоссальная ликвидность. В мире сейчас очень много денег, гоняются даже за очень маленькой доходностью, поэтому 7,35% украинской доходности — очень серьезная доходность. Но я считаю, что МВФ — это, прежде всего, не деньги на кредиты, на финансирование бюджетного дефицита, а это вспомогательный инструмент нам с вами, всем реформаторам, людям в правительстве и парламенте, которые желают изменений. Но мы не получим этих денег, если не сделаем а-б-с. Как только этого инструмента не будет — будет откат назад. — Кредиты МВФ здесь разворовывают? — Прямой связи нет. Просто он идет в общий котел, доходов-налогов, и там уже есть возможность неэффективного использования средств. — Важна ли для Украины приватизация государственных компаний? — Важна. Это доказано во всем мире, что любое предприятие в частных руках всегда будет более эффективным, нежели в государственных, особенно если эта страна пребывает в ранней стадии развития, как Украина, с очень плохим набором ценностей у чиновников, с безнаказанностью и т. д. У нас есть 3 354 предприятия, в основном они маленькие. Пару тысяч предприятий (у них доход 300 тыс. долл. в месяц) нужно как можно быстрее отдать в частные руки малому и среднему украинскому бизнесу. А в самые крупные за руку привести инвесторов мирового уровня и сказать, чтоб они инвестировали и платили налоги. — Украинская надежда — агробизнес? — Конечно же, нет. Украинский аграрный бизнес очень прогрессивен в последнее время, много новейших технологий. Но ни в коем случае ни в одной стране нельзя опираться на агробизнес. Я вообще не верю в так называемые точки роста. Верю в одинаковые правила для бизнеса и, как Рейган сказал, девять самых страшных слов по-английски: я из правительства, чем я могу помочь? (англ. I аm from the government, how can I help?). Поэтому я считаю, что правительство должно предоставить инфраструктуру, а предприниматели сами придумают, куда инвестировать. — Нужно ли Украине продавать землю? — Обязательно. Нет ни у кого никакого особенного пути. Этот инструмент используют только те, кто хотят плохого для нашей страны. Смотрим на лучшие, передовые практики стран Балтии, Польши и делаем так же. Мы не хотим остаться в клубе отсталых стран, которые запрещают конституционное право каждого человека распоряжаться своей собственностью. — Какие в Украине для прорыва экономики должны быть налоги? — Самая правильная вещь уже сделана: ЕСВ уменьшен с 41% на 22%. Считаю, что можно поработать над налогом на вывод капитала, сделать эстонскую модель, где 0% прибыли. То есть ты не делишься с государством своей прибылью до того, как ты положил это в карман в виде дивидендов. Пусть это работает дальше на экономику. Но самое важное в налоговой среде — это как в эстонской фискальной службе: мы здесь не для того, чтобы собирать налоги, а мы здесь, чтобы обслуживать бизнесы. Мы должны перейти от карательной культуры к обслуживающей. — Что должно произойти, чтобы у украинцев появились деньги? — Экономический рост начинается. Я думаю, украинцы должны быть более предприимчивыми. Зарплаты будут большими, в том числе, если наша бизнес-атмосфера, бизнес- культура, скандинавизируется, германизируется. Мы знаем, что компании с иностранным капиталом — в основном без конвертов, без коррупции, с уважением к человеку. — Вы много лет занимаетесь инвестированием. Во что? — Я прославился тем, что вместе с коллегами управлял лично фондом, который инвестирует и в Центральную Азию, и в Кавказ, и в Центральную Европу. У нас был фонд, который за 10 лет (2000-2010) сделал доход инвесторам 1 545%. Из 90 тыс. фондов в мире эта доходность была номер один. Мы инвестировали и в коммерческую недвижимость, и в банковский сектор, и в энергетику. — Самые выгодные инвестиции во что? — В Украине сейчас инвестиции в аграрный сектор дают самую лучшую отдачу, но там существуют и самые большие риски. Менталитет людей в селе еще советский: если что-то лежит, и никто за этим не присматривает, то они это забирают себе. Это еще, конечно же, IT и все, что связано с экспортом в ЕС. Ты создаешь промышленные мощности в Украине и уже без тарифов экспортируешь в ЕС. — В какой валюте и где украинцам лучше всего хранить деньги? — Нужно всегда диверсифицировать. Но нужно смотреть, какие у тебя расходы. Я всегда держу немаленький объем в национальной валюте, потому что я зарабатываю в национальной валюте и трачу в национальной валюте. — То есть доллар, евро, гривна в пропорции 33-33-33? — Я бы сказал, что так. — В банках Вы советуете хранить деньги? — Я никогда не хранил большое количество денег ни в каком другом месте, кроме банков. Но нужно банки выбирать с умом. Никогда не гоняться за высокой ставкой вкладов, потому что чаще всего это плохо кончается. — У криптовалют будущего нет? — Это интересная тема, но я не понимаю ее, поэтому я никому никогда ее не мог бы рекомендовать, потому что сами специалисты по криптовалютам не определились: это способ вложения или способ передачи денег из точки А в точку Б. Считаю, что там нужно быть осторожным и, возможно, инвестировать 1% от своих сбережений. — Сколько языков Вы знаете? — Хорошо знаю четыре языка. Два — средне, и еще на одном могу общаться. — Есть ли у Вас крыша на Западе? — У меня есть квартира в Вильнюсе. — Запад с потерей Украиной Крыма согласился уже, на Ваш взгляд? — Далеко не весь Запад с этим согласился. Я бы сказал, что этот вопрос все-таки не закрыт. — Запад от Украины устал? — Запад устал от некоторых действий лидеров Украины. Но как от страны, конечно, не устал. — Несколько лет Вы провели в России. ФСБ Вас вербовать пыталась? — Нет. — Западные санкции Россию подтачивают, или они недостаточны? — Конечно, им это очень неудобно и невыгодно, потому что мир живет в атмосфере очень низких процентных ставок, и Россия в этот момент не имеет возможности воспользоваться этим. — Литовская экономика развивается динамичнее украинской? — Конечно. 3,5% — в этом году и 3,7% — в следующем. — Есть ли у Вас политические амбиции в Литве? — Я не хочу отвечать на этот вопрос. — Где Вам было комфортнее — в бизнесе или в политике? — Я не считаю, что я был в политике. Я считаю, что я был в технократическом правительстве, и мне эта работа очень нравилась. — Вы были чемпионом Советского Союза по баскетболу в составе детской сборной Литвы. Ваш любимый баскетболист — кто? — Майкл Джордан. — Вы собираете коллекцию живописи. Какой живописи отдаете предпочтение? — Современной живописи. Много всякого фальсификата, поэтому я люблю общение с автором произведения, и если я не знаю автора, у меня нет возможности с ним познакомиться, то таких произведений у меня очень мало. — У Вас более 100 полотен. Вы когда-нибудь пытались их выставлять? — У меня были две галереи. Одна была в Крыму, в Гурзуфе, и летом она работала, я проводил там пленэры. И была здесь в Киеве. Но от этого бизнес не сделаешь, поэтому пришлось закрыть. — Ваша жена из Донецка. Чем она занимается? — Она руководитель сельхозбизнеса, который я веду уже десять лет со своими шведскими партнерами. Она управляет 500 людьми, 35 тыс. га уже на протяжении последних семи лет. — Все-таки агробизнесом имеет смысл заниматься? — Мы прошли через очень большие сложности. Как оказалось, как я в правительстве управлял, так и в бизнесе выкинули всех людей, которые знали хоть что-то о сельском хозяйстве, поставили людей с другим подходом (айтишников, финансистов, людей с открытым взглядом на новые вещи), и дела пошли в гору. — Чему научила Вас жизнь в разных странах? — Главный принцип — на все смотреть очень открыто, быть любопытным и быть честным. Честность у меня всегда будет брать верх над компетентностью или профессионализмом, потому что с нечестным человеком я работать не могу. — Украина, по ощущениям, Ваша страна? — Да, абсолютно. Я приехал сюда на пять лет, и детей отдали во французскую школу, ожидая, что следующий пункт будет Швейцария. Мы планировали, что будем жить в Женеве, я больше буду работать с клиентской базой Западной Европы, а не заниматься инвестициями в Восточную Европу. Но нам так здесь понравилось, что мы здесь остались и живем уже девять лет. — И Киев — Ваш город? — Абсолютно мой город. Я живу на Крещатике и считаю Киев одним из самых красивейших городов Европы, очень комфортным для жизни. Украинский менталитет, киевский менталитет для приезжих из других стран очень комфортен. Он приветлив. — У Вас очень красивый рабочий кабинет. — Я считаю, что атмосфера, в которой люди проводят время, очень сильно влияет на принятие решений. Если людей ставить в старое НКВДешное здание Кабмина, то такого результата и ожидай. Нужно и АП, и ВР, и Кабмину обязательно переместиться в совсем новые здания. Так сделали в Грузии и в Германии. Эти здания, в которых сидят наши руководители, ничего общего с современностью не имеют. — Когда Вы лежите на диванчике в своем кабинет и смотрите на старый Киев, Вам умные мысли в голову приходят? — Да. Прежде всего, я вижу очень большой потенциал. Я вижу неправильно припаркованные машины на тротуарах. Я вижу полный хаос, как крыши сделаны. Я знаю, как это должно выглядеть в цивилизованном мире. Но я на это смотрю с надеждой, что можно все-таки сделать из Киева конфетку. — Скажите, хорошо в Украине будет? — Обязательно. — Я Вам благодарен за этот ответ и благодарен за то, что у нас есть такие люди, благодаря которым у нас есть надежда. Спасибо.
