Ситуация на границах государств, возникших на месте бывшего СССР, наглядно показала, что самые важные границы стран и эпох проходят не столько во времени и пространстве, сколько в головах наших современников. Так, Украина, Молдавия и Белоруссия, выбирая между Европейским (ЕС) и Евразийским (ЕАЭС) союзами, делают выбор между одним из двух взаимоисключающих вариантов устройства своей внутренней жизни, включая подходы к политике, развитию экономики и просто границам приемлемого в межличностных отношениях. Выбор интеграции в направлении ЕС или ЕАЭС в основном и определяет сегодня свойства границ между бывшими республиками канувшего в историю Советского Союза. Особенно это заметно в западной его части, где граждане Украины и Молдавии активно осваивают трудовой рынок Европы, отдаляясь от России экономически и политически, а Белоруссия пребывает пока в неопределенной ситуации. ЕАЭС, который собирает вокруг себя Россия, испытывает уже немалые сложности. Аннексия Крыма оказала на провал евразийской интеграции, и ускорение альтернативной ей интеграции европейской, большее влияние, чем это можно было изначально предполагать. «Русский мир», вступая в конкуренцию с Европой, неизменно проигрывает ей, оказываясь во всех отношениях менее привлекательным, а провалы в международной политике уверенно ведут Москву к изоляции. Ответные российские меры, в виде постоянного усиления «политики безопасности», усугубляют эту изоляцию еще больше. В результате, границы экономического влияния ЕАЭС сжимаются, а его политический вес становится все меньше. У этих процессов легко обнаружить и общую основу: с момента распада Советского Союза Россия ни на минуту не отказывалась от идеи его восстановления в той или иной форме. Одним из воплощений «мягкой» концепции такого восстановления стала логика «общей границы». Изначально все выглядело довольно либерально: СНГ, созданный в декабре 1991 года, выглядел как клуб бывших республик, в который не стали вступать только Туркмения и страны Балтии. Но уже в мае 1992 стал складываться ОДКБ, а к 2010 зародился ЕАЭС. Оба проекта, по сути, были и остаются инструментами решения одного и того же вопроса — создания единого экономического, политического и оборонного пространства, в котором безраздельно доминировала бы Российская Федерация. Не уравновешенный ничем диктат Кремля в этих союзах окончательно оформился после выхода из СНГ Грузии, последовавшего за войной 2008 года, и аналогичного намерения Украины, высказанного после аннексии Крыма. Сегодня СНГ, еще не упраздненный формально, но уже и не живой, тихо угасает в Минске. Создавая «свое» пространство внутри границ сначала СНГ, а теперь ЕАЭС, Россия описывает происходящее «снаружи» в терминах угроз: с Юга — исламский терроризм, с Запада — НАТО. Но этот подход заключает в себе внутренние противоречия, делающие его малоэффективным. Договор о коллективной безопасности ОДКБ должен, по замыслу его создателей, отражать угрозы с Юга, и, прежде всего, защищать весь СНГ от исламского радикализма. Так, в рамках этого договора в Таджикистане была размешена 201-я военная база. Но идея «общей границы», защищаемой общими усилиями стран ОДКБ, нивелируется тем, что граждане формально союзных государств Центральной Азии, прибывающие в Россию в качестве экономических мигрантов, позиционируются там как «угроза», отождествляясь с «угрозой с Юга» в общественном сознании. Висящий в воздухе уже не первый год вопрос о введении для них виз, либо их заменителей, и даже существующие сегодня миграционные законы, ограничивающие их пребывание в России, ставят политику «внешней границы» под вопрос. Вторая внешняя угроза, обозначенная Россией — угроза с Запада. Воспринимая расширение НАТО на постсоветское пространство как военную угрозу, а интеграционные процессы с ЕС на этом пространстве как угрозу экономическую, Москва ставит вопрос о том, что граница безопасности «русского мира» должна проходить по странам бывшего СССР. Но государства, граничащие со странами НАТО — прежде всего, Белоруссия, Молдавия и Украина — по-разному отвечают на предложение об участии в евразийской интеграции. Наиболее успешно для России развиваются отношения с Белоруссией. Москва укрепляет военное сотрудничество с Минском, подчеркивая особое положение Белоруссии как члена Союзного государства с Россией. Но даже с таким, формально самым интегрированным, партнером, у России то и дело возникают трения. Прежде всего, они связаны с тем, что Белоруссия оказалась бенефициаром контрсанкций, введенных Россией на ввоз европейских продуктов питания. Предприниматели Белоруссии быстро наладили реэкспорт фруктов, овощей, сыров и другой «санкционки» в Россию, извлекая из этого приличные доходы. Вместе с тем, обширные связи с российской экономикой порождают в Белоруссии кризисы, напрямую связанные с экономическими трудностями, переживаемыми Россией. Это вынудило режим Лукашенко развернуться к Западу, подавая ему знаки о готовности к некоторой либерализации. Так, например, был помилован ряд политических заключенных. В ответ, поощряя такие шаги, ЕС активизировал программы помощи Белоруссии, что вызвало новые трения между Москвой и Минском. Эти трения, в частности, отразились в организации Россией специального контроля на границе с Белоруссией, и почти одновременном введении Белоруссией безвизового въезда для граждан многих стран. Тем временем, в Белоруссии подавленное авторитарным режимом Лукашенко общество находит возможность для консолидации вокруг демократических идей даже в вымышленном государстве Вейшнория, которое, по сценарию российско-белорусских военных учений, нападало на Беларусь с Запада. В условно-виртуальной Вейшнории, восточные границы которой в точности повторили участок линии Керзона, а территория почти совпала с зоной поддержки Зенона Позняка, конкурировавшего с Лукашенко на выборах президента Белоруссии в 1994 году, белорусы увидели политическую альтернативу. Стремление России установить пространство своего влияния на всей территории бывшего СССР все сильнее вступает в противоречие с вовлечением ряда стран региона в тесные отношения с ЕС. Ведение безвизового режима со странами Шенгенского договора порождает в Молдавии и Украине внутренние процессы, которые отражаются не только на свободном передвижении граждан, но и на отношениях с Россией, а также на ходе внутренних реформ. Украина полностью отошла от интеграционных процессов с Россией уже после Майдана, а после аннексии Крыма и агрессии России на Донбассе рассматривает также вопрос о выходе из СНГ. Одновременно с 2018 года Украина вводит новый режим въезда граждан третьих стран на свою территорию. Иными словами, в скором времени российские граждане могут столкнуться с серьезными ограничениями при въезде на территорию Украины. Как в Молдавии, так и Украине безвизовый режим оказался в большей степени политическим и моральным фактором поддержки европейских реформ, чем практическим шагом с целью облегчения поездок граждан в Евросоюз. Тем не менее, он играет значительную позитивную роль. При этом в Молдавии, в силу специфики, связанной с наличием на ее территории Приднестровской Молдавской республики (т.н. ПМР), возникли дополнительные риски незаконной выдачи молдавских паспортов, ставших в связи с безвизовым режимом «пропусками в Шенген». Безвизовый режим с ЕС, полученный Молдавией и Украиной, привел, среди прочего, к совершенствованию пограничного и таможенного контроля на границе между ними, что способствовало упорядочению и легализации экономической деятельностью в этих странах. Требования ЕС об усилении контроля за передвижением населения и товаров, сформулированные как одно из условий введения безвизового режима, побудили Киев и Кишинев вплотную заняться небрежно обозначенными и плохо охраняемыми границами между бывшими союзными республиками СССР, доводя их до стандартов межгосударственных границ. Для Молдавии и Украины это особенно актуально еще и по той причине, что экономика непризнанной мировым сообществом ПМР практически полностью основана на контрабанде товаров между Россией, Украиной и Молдавией, а территория ПМР активно используется как база для производства контрафактной продукции. Конкуренция между интеграцией в ЕС и ЕАЭС, зачастую переходящая в прямое противостояние России и Запада, стала в настоящее время важнейшим конфликтом на всем постсоветском пространстве, задающим тон всем остальным идущим там процессам. Разумеется, ресурсы и перспективы конкурирующих проектов несопоставимы. Достаточно сказать, что в ЕАЭС в настоящее время входит только пять бывших республик СССР: Россия, Армения, Казахстан, Киргизия и Белоруссия, причем, противоречия внутри этого союза непрерывно нарастают. Но в основе конфликта лежит вовсе не конкуренция между ЕС и ЕАЭС как двумя экономическими объединениями, которые, в принципе, могли бы мирно сосуществовать и даже взаимодействовать. И даже не политическая несовместимость Российской Федерации и Европейского Союза, порожденная разными принципами, лежащими в основе их общественного устройства. Конфликт порождает стремление России любой ценой сохранить доминирование над всеми бывшими союзными республиками: удержать, пусть даже с использованием грубой силы, Молдавию и Украину в зоне своего политического влияния, и не допустить выхода Минска из-под плотного контроля Кремля. И то, и другое удается Москве плохо. В первую очередь по причине убогости списка позитивных предложений с ее стороны. Одновременно, соображения безопасности, понимаемые, прежде всего, как усиление контроля над перемещением экономических мигрантов, мешают продвижению экономической интеграции ЕАЭС на Юг, в Центральную Азию. Неспособность занять достойное место, выдвигая позитивную повестку, побуждает Москву плотнее закрывать границы самой России и чаще выступать с декларациями, содержащими напоминание о российском ядерном оружии, способном испепелить весь мир. Как это ни прискорбно, но такие заявления находят позитивные отклики у заметного числа граждан не только в России, но и в сопредельных с ней государствах. Но есть и хорошая новость: за пределами России носители таких настроений находятся в меньшинстве и не обладают серьезным политическим влиянием. Тем не менее, их число значительно. Это говорит о том, что Советский Союз в головах миллионов его бывших обитателей начинает умирать только сейчас. Дмитрий Дубровский, сотрудник Центра независимых социологических исследований (Санкт-Петербург), исследует историю прав человека в СССР и современной России, академические права и свободы, язык вражды, проблемы специальной судебной экспертизы. Работал сотрудником Российского этнографического музея, Европейского Университета в Санкт-Петербурге, преподавал в ряде российских и западных университетов. Является стипендиатом Института Кеннана, Университета Хельсинки и Колумбийского университета в Нью-Йорке.