1
Onet.pl: Китай и Россия «бросают вызов американскому влиянию и интересам», — заявил недавно Дональд Трамп, оглашая стратегию национальной безопасности США. Нас ожидает столкновение трех держав? Михал Любина: Пекин и Москва действительно выступают против гегемонии Вашингтона, однако, к конфронтации они не переходят. Это ревизионисты в версии «лайт»: они не создают союзов или военных блоков. Пока их жизненным интересам («ближнее зарубежье» для России, Тайвань и Южно-Китайское море для Китая) не угрожает опасность, они ведут себя жестко на словах, но не на деле. Друг к другу их подталкивает американская политика, доказательством чего служит заявление Трампа. — Что еще сближает две эти страны? — Сближение России и Китая началось в 1990-х годах с защиты от давления Вашингтона, который стремился их демократизировать. С того момента видение международных проблем Москвы и Пекина в целом совпадает. Они считают, что глобальное доминирование Запада — это историческая ошибка и отметают западные ценности (демократию и тому подобное), видя в них инструмент влияния. В таком контексте защита от западных влияний становится защитой национальных интересов (как минимум интересов властных элит). Россия и Китай опираются на Пять принципов мирного сосуществования и концепцию «концерта держав». — Их сотрудничество не выглядит идеальным. — Конечно, оно не идеально. Во-первых, они придерживаются принципиально разных концепций ревизионизма. Китай хочет сначала укрепить свою позицию в существующей системе, а потом через несколько десятилетий переделать ее под себя. Россия, в свою очередь, хочет сразу же «перевернуть стол», поскольку существующая система ей не подходит. Во-вторых, что еще важнее, Пекин и Москва не хотят создавать союзов, чтобы не провоцировать противников, им выгодно современное гибкое сотрудничество. Так что считать Россию и Китай единым блоком в корне неверно. — Китай стремительно развивается, Азиатский банк развития предсказывает, что темп его роста достигнет 6,4% ВВП. В свою очередь, Россия борется с последствиями санкций, которые вели против нее США и ЕС после того, как она напала на Украину. Могут ли две державы, чье положение настолько сильно отличается, стать близкими союзниками? — Это не союз, а тактический политический пакт. В своей новой книге я описал их отношения при помощи вынесенной в заглавие метафоры брака по расчету. Москва и Пекин — это супруги, которые чужды друг другу, в их отношениях нет любви и даже теплых чувств. Одновременно они вносят в брак ощущение безопасности, стабильности, предсказуемости. Холодная война научила их, что добрососедство лучше враждебности. Китай и Россия хотят защитить свои «стратегические тылы», чтобы сосредоточить внимание на самых важных для себя направлениях: Южно-Китайском море и «ближнем зарубежье» соответственно. Можно сказать, что Россия — это «мир с севера» для Китая, а Китай — «мир с востока» для России. Кроме того, они оказывают друг другу поддержку на международной арене, а это позволяет им избежать изоляции. — Брак по расчету работает? — Да, плюсов больше, чем минусов. Идеальным партнером России в Азии могла бы стать Япония, однако, тупиковая ситуация вокруг Курильских островов не позволяет этим странам сблизиться. Россияне предпочитали бы сменить «китайскую жену» на «японскую любовницу», но им приходится довольствоваться тем, что у них есть. Та же история с энергетикой: десять лет назад Москва хотела воздействовать в этой сфере на Китай, Японию и Южную Корею. В итоге из этого ничего не вышло. Осталась только Поднебесная, ей россияне и продают сырье. То же самое с оружием: Москва торгует им с разными азиатскими странами, но главным покупателем остается (наряду с Индий) Пекин. И, наконец, геополитика. Россия заявляла, что она начинает «разворот к Азии», но оказалось, что добиться чего-то конкретного она способна только в Китае. В итоге этот маневр превратился в разворот к Поднебесной. В Кремле учли все эти факторы и решили, что на безрыбье и рак рыба. Москва осталась со своей китайской женой. — А Китай, зачем ему Россия? — Пекину нужна спокойная северная граница, российское оружие и сырье, российские влияния в Средней Азии, присутствие России в Совбезе ООН, а в ближайшем будущем ему, возможно, понадобится Северный морской путь в Арктике. Так что Китай не станет портить отношения с Москвой и, например, проводить антироссийские операции в «ближнем зарубежье» (на Украине, в Грузии) или злоупотреблять своей сильной позицией в Средней Азии. В контактах с Россией китайцы делают ставку на воздержанность. «Брак по расчету» будет существовать так долго, как долго они будут придерживаться этой стратегии. — В Европе у этого понятия есть негативная коннотация, в Восточной Азии — нет. — Там брак по расчету ассоциируется с мудростью, умением строить планы на отдаленное будущее, а не с цинизмом. Восточноазиатское понимание такого союза хорошо отражает суть российско-китайского взаимодействия.
— Чего больше в отношении российских элит к восточному соседу: восхищения или страха? — Сейчас в нем больше восхищения, страхи отошли на второй план. Китай не представляет угрозы для путинской команды. В таких странах, как Россия интересы элит обычно ставятся выше интересов государства. Государственное руководство готово поступиться национальными интересами, чтобы защитить свои собственные интересы и сохранить власть. Зная это, Пекин постарался убедить Путина и его ближайших соратников в том, что он не вынашивает в отношении России недружественных планов. Китайцы прибегли к формальным и неформальным методам, например, купили расположение таких союзников Путина, как глава Российско-китайского делового совета олигарх Геннадий Тимченко. Его компании «Сибур» и «Ямал СПГ» смогли извлечь выгоду из сотрудничества с китайской стороной, дорого продав китайцам акции или получив от китайских банков щедрые кредиты. — Значит, стратегия Китая сработала. — Да. Уже больше десяти лет Кремль считает, что опасность угрожает ему со стороны Запада, а не со стороны Китая. Как следствие, зависимость России от Пекина усиливается: это ассиметричное сотрудничество, которое работает на китайских условиях. Такая модель, однако, не угрожает Путину и его команде, поэтому она сохранится до тех пор, пока китайцы не решат, что в россиянах проснулись прежние страхи. Пока Поднебесная придерживается концепции воздержанности и старается не унижать россиян. — Китай много лет подряд считал Россию своей сырьевой базой. В этом плане что-то изменилось? — Нет, все только усугубилось. Это ассиметричная «двойная победа»: выигрывают обе стороны, но Пекин извлекает больше выгоды. В последние годы Россия стала слабее, а Китай нарастил силы. Китайцы не стали использовать свои преимущества в политической сфере и «дразнить медведя», а сосредоточили внимание на экономических выгодах. Они выгодно покупают у россиян сырье и оружие, а Москва на этом зарабатывает, предпочитая иметь «синицу в руке». Кроме того, она использует сотрудничество с Китаем, чтобы шантажировать европейские страны и демонстрировать США, что им не удастся ее сломить. Выгодные для китайской стороны контракты — эта та цена, которую, с точки зрения Кремля, можно заплатить за сильную позицию. — В июле президенты России и Китая заявили, что китайско-российские отношения «переживают лучший момент в истории». Все на самом деле так хорошо или это простая вежливость? — Это и правда, и вежливость одновременно. Отношения двух стран в период с 1991 года действительно еще не бывали настолько хорошими, однако, прежний уровень этих контактов был невысок. Хрущев называл Мао «старой калошей», Чжоу Эньлай считал команду Брежнева «кликой ревизионистов и социал-империалистов», а советские и китайские солдаты стреляли друг в друга на реке Уссури. С тех пор многое на самом деле изменилось к лучшему!
— А что с вежливостью? — Лидеры России и Китая уже десять лет повторяют слова о «беспрецедентно хороших отношениях». Пластинка заезженная, но в Пекине и Москве любят эту мелодию и еще долго от нее не откажутся. Китайцы придают большое значение церемониям, так что они способны повторять такие лозунги много лет подряд, это для них символ мира. В свою очередь, Россия повторяет слова о дружбе с Китаем по психологическим причинам: она хочет чувствовать себя империей, слышать, как она велика, а Китай готов это говорить. Так что в ближайшие годы фразы о том, как китайско-российские отношения углубляются и выходят на новый исторический уровень, будут звучать вновь и вновь. В действительности эти отношения не столь важны, как хотелось бы лидерам России и Китая, но играют более существенную роль, чем думают аналитики на Западе. Москва и Пекин выступают друг для друга «первым партнером второго плана», супругами, объединенными крайне прагматичным союзом, в котором нет любви, но есть расчет. Что важно, «любовниц» на горизонте не видно, так что в кратко- и среднесрочной перспективе этому браку ничто не угрожает. — Китай активно занялся проектом «Нового шелкового пути», а Россия делает все возможное, чтобы построить Евразийский экономический союз. Это конкурирующие проекты? — Изначально Москва относилась к Шелковому пути скептически, она вообще не любит, когда другие державы вторгаются в «ближнее зарубежье». (В своей региональной политике она руководствуется принципом, который сформулировал Оскар Уайльд: «Многое мы бы охотно бросили, если бы не боязнь, что кто-нибудь другой это подберет».) Потом разразился украинский кризис, Россия хотела продемонстрировать, что она не оказалась в изоляции, и для этого ей потребовался Китай. За его поддержку ей пришлось заплатить, в частности, согласием на Шелковый путь. Россия «обратила необходимость в добродетель» и присоединилась к этому проекту, начала подчеркивать, что играет в нем важную роль, и угрожать, что без нее этот проект претворить в жизнь не удастся. Москва, как и Пекин, использует Шелковый путь для своего пиара, разница в том, какие цели ставят перед собой обе стороны. Китай считает, что проект в первую очередь позволит укрепить позицию Си Цзиньпина внутри партии, а Россия хочет показать, что без нее невозможно создать новую мировую архитектуру. В связи с этим россияне и китайцы стараются сделать так, чтобы Шелковый путь и ЕАЭС не конкурировали между собой.
— Им это удается? — Пока да. Задачу упрощает то, что Шелковый путь — это весьма расплывчатый проект, который пока остается на уровне политики и риторики. Отсутствие конкретики позволяет сгладить острые углы. Прогнозы, гласившие, что в Средней Азии разразится «новая масштабная игра», не оправдались. Появился, скорее, российско-китайский кондоминиум: Россия сохранила доминирующую роль в сфере политики и безопасности, а Китай взял на себя экономику. — В контексте России и Китая напрашивается вопрос о Северной Корее. Обе страны не хотят слишком активно реагировать на шаги Ким Чен Ына. — Им удобно использовать КНДР в роли буфера, однако, это довольно своенравный буфер, ведь Ким Чен Ын хочет быть независимым, то есть обладать ядреным оружием и средствами его доставки (лишь это дает гарантию, что режим устоит). Это нравится Москве и Пекину меньше, поскольку возрастает риск, что в ситуацию вмешаются США. Из двух зол (строптивого Кима, который остается, на посту, или свержения Кима и последующего объединения двух Корей) россияне и китайцы все же выбирают первый вариант и поэтому терпят очередные провокации Пхеньяна. При этом Китай играет здесь ключевую, а Россия второстепенную (или даже третьестепенную) роль. Попытки уравновесить китайские влияния, которые Москва предпринимала в предыдущее десятилетие, провалились, так что она фактически смирилась с китайским доминированием на Корейском полуострове и приняла позицию Пекина. — В беседе о российско-китайских отношениях следует сказать несколько фраз о Сибири. В СМИ часто появляются сообщения, что за последние полтора десятка лет в этот регион переехало два миллиона китайцев. Кажутся ли вам эти цифры реальными? — Это полная ерунда. Я подробно разобрал этот вопрос в своей предыдущей книге «Медведь в тени дракона» и привел точные данные: не два миллиона, а 750 000 (скорее всего, 500 000), при чем эта цифра уменьшается и продолжит уменьшаться. Китайцы начали массово приезжать на российский Дальний Восток в начале 1990-х годов, в связи с этим в России появились алармистские настроения. Сначала их использовали региональные политики в своей борьбе с Москвой, а потом этот дискурс начал жить собственной жизнью. Все это было 20 лет назад. Китайцы не селятся в Сибири, не создают «чайна-таунов», они хотят переместиться дальше или заработать и вернуться на родину. В последнее время их становится все меньше, поскольку уровень жизни в Китае повышается, а в России снижается. — Значит, прогнозы, говорящие, что Москва может утратить контроль над Сибирью, тоже далеки от реальности? — Да. Это вариация «страшилки» о миллионах китайцев в Сибири. Здесь на первый план выходит идея, будто Пекин хочет захватить этот регион при помощи стимулирования миграции. — Как выглядит ситуация на самом деле? — На самом деле Китай действует наоборот: с середины 1990-х годов он идет на уступки Москве, соглашается на ограничения в режиме пересечения границы, осложняет жизнь собственным гражданам. Пекин не может позволить себе, чтобы они испортили его отношения с Кремлем, ведь китайские элиты знают, что в этой сфере от россиян можно ожидать резких реакций. Россия выступает сырьевой базой Китая: ни одно китайское руководство не позволит своим гражданам разрушить такой выгодный расклад. Китайцы придерживаются в отношении России неоколониальной стратегии: они хотят выдавить из нее все соки, забрав энергоресурсы, дерево, рыбу. Это еще один аргумент против абсурдных тезисов: никто не станет разорять территорию, которую собирается захватить. Сформулирую иначе: зачем захватывать регион, если можно мирно эксплуатировать его ресурсы? Парафразируя Сталина: «Выжать, как лимон и выбросить».
