1
Дэн Дрезнер (Dan Drezner), который ведет блог в «Вашингтон пост», прав, когда призывает журналистов и экспертов, занимающихся вопросами внешней политики, не преувеличивать сходство между кубинским ракетным кризисом 1962 года и нынешней напряженностью в российско-американских отношениях из-за Сирии. Он отмечает, что «конфликту в Сирии недостает той жесткой связи между первоначальной конфронтацией и ее эскалацией до порога полномасштабной ядерной войны, которая была в карибском кризисе». Однако, как и бывший посол США в России Майкл Макфол или бывший глава МИ-6 Джон Сойерс (John Sawers), я согласен, что перед нами стоит реальная перспектива столкновения Москвы и Вашингтона. Меня беспокоит, что вашингтонские политики и чиновники столь безразлично относятся к опасности конфликта со страной, которая, хотя и не является сверхдержавой, все же обладает ядерным оружием и огромным арсеналами конвенционального и неконвенционального оружия — и демонстрирует способность доставлять эти средства за границу и использовать их. Поразительно также, насколько далекой, изолированной кажется американская общественность от общего обсуждения опасности эскалации напряженности в отношениях с Кремлем, будто об этом должны беспокоиться лишь представители вашингтонских политических кругов, и это не чревато никакими реальными последствиями для остальной части страны. В этом отношении Дрезнер прав, противопоставляя Сирию Кубе 1962 года, поскольку тогда американские граждане по всей стране были весьма информированы о том, что поставлено на карту, и прекрасно понимали, как кубинский кризис негативно отражается на них. Так получилось, что ограниченный ракетный удар союзников по некоторым целям в Сирии, предположительно связанный с попытками Башара Асада восстановить свой боевой химический потенциал, был нанесен во время первых заседаний, посвященных дискуссиям в рамках проекта «Преодоление барьера» (Bridging the Gap) Международного института устойчивого диалога (Sustained Dialogue Institute). Цель проекта — определить, что может лечь в основу устойчивого двухпартийного подхода США к России. В ходе этих первых дискуссий стали очевидными несколько проблем, подтверждению которых способствовали разворачивающиеся события в Сирии. Первая проблема заключается в том, что США не могут рассчитывать на формирование эффективного подхода к налаживанию отношений с Кремлем до тех пор, пока они не разберутся, чего они хотят от России. США явно и в первую очередь заинтересованы в том, чтобы избежать участия в конфликте, который может перерасти в обмен ядерными ударами, но практически реализовать этот интерес с точки зрения конкретной политики оказывается гораздо сложнее. Кроме того, США постоянно мечутся между заявлениями о том, что помощь России необходима для решения большинства насущных мировых проблем, жалобами на то, что вмешательство России усугубляет многие «раздражающие» ситуации во всем мире, или что Россия в принципе не имеет отношения к развитию международных дел (отношений). Проблема состоит в том, что колебания между этими тремя мнениями являются причиной несогласованности политики, поскольку сторонники первого аргумента, по всей вероятности, ищут способы продвижения американо-российского сотрудничества, а сторонники второго довода более склонны принимать конфронтационный подход, чтобы действия на международной арене обходились России дороже. А приверженцы третьей точки зрения, как правило, сбрасывают со счетов необходимость решать проблемы, связанные с Россией, при этом преуменьшая исходящую от России угрозу интересам США. С первой из этих дилемм связан вопрос целесообразности — соотношения издержек и выгод. Стоит ли помощь России того, что она потребует взамен. Особенно в том, что касается снижения Соединенными Штатами своих требований к России, чтобы ее внутренняя политика больше соответствовала тому, что предпочитают США, и признания определенного влияния России на евразийском пространстве, а также предоставления Москве больше возможностей влиять на то, как США использует свою власть во всем мире? С другой стороны, когда Россия предпринимает действия, которые создают непосредственную угрозу интересам и приоритетам США, какую цену готовы заплатить американцы (если не считать резкого недовольства и громких претензий), чтобы заставить Кремль отвечать за свои действия? На протяжении последних нескольких лет мы наблюдаем тихие, но реальные внутренние дебаты в Америке по поводу введения санкций против России — попытки найти инструменты, которые заставят Россию заплатить более высокую цену и нанесут ей болезненный удар, но при этом минимизировать ответный удар, который нанесет ущерб и интересам США. Мы до сих пор не провели анализа и точно не определили, на что США готовы пойти, что они готовы взять на себя, чтобы сдержать действия России или заставить Москву изменить свой курс. А это имеет отношение к последней проблеме: трудно рассчитать цену вопроса, если нет всеобъемлющей концепции того, как Россия — в качестве потенциального партнера, либо в качестве противника, находящегося в состоянии конфронтации, вписывается в политику США. СССР во время холодной войны представлял собой экзистенциальную угрозу для Соединенных Штатов, для их институтов и образа жизни. Эта угроза могла служить мощным мобилизующим инструментом и могла способствовать формированию среди представителей обеих партий прочной и устойчивой единой позиции, способной оставаться незыблемой на протяжении десятилетий. Сегодня Россия представляет угрозу, но при отсутствии кризиса, ведущего к ядерной войне, она не стремится к уничтожению Соединенных Штатов (даже несмотря на то, что она заинтересована в снижении роли США в глобальной системе). Есть множество групп, которые выступают против нынешнего российского режима в каком-то одном вопросе — правозащитники, люди, неравнодушные к судьбе стран Балтии, Грузии и Украины и так далее. Но при этом никто не пытается убедительно объяснить, как и почему России необходима серьезная национальная мобилизация. Американцам не нравится, когда им показывают кадры с детьми, погибшими в Сирии от химического оружия, но при этом они, похоже, не хотят идти по пути эскалации и более решительно противостоять России. С другой стороны, американцы в принципе не против улучшения отношений с Россией, но они не видят, как и почему на них влияет сотрудничество с Москвой, как и почему ради этого Америка должна идти на какие-то серьезные компромиссы или уступки. Отсюда на первый можно сделать важный вывод. Вашингтонские аналитические центры могут проводить исследования о необходимости противостояния с Россией или сотрудничества с ней, но разумное объяснение необходимости этой конфронтации или этого компромисса не имеет глубоких, мощных корней в сознании представителей американской общественности. Поэтому американские политики в Вашингтоне ограничены парадигмой «без затрат и последствий», согласно которой электорат будет терпеть внешнеполитические действия до тех пор, пока от них не потребуют взять на себя серьезную ответственность. Беспокойство о том, что события в Сирии могут спровоцировать начало третьей мировой войны, было проверкой в реальных условиях, но поскольку кризис утих, вопросы о целях и задачах политики США в отношении России остаются нерешенными.
