0
«Атлантико»: Советник Дональда Трампа по национальной безопасности Джон Болтон должен на следующей неделе прибыть в Москву после поездки в Великобританию и Италию. Визит, вероятно, пройдет в рамках организации встречи Путина и Трампа. Что можно сказать о целях таких переговоров, в частности с точки зрения европейцев и с учетом прозвучавших в начале июня заявлений президента США о стремлении вернуть Россию в семерку?
Жан-Сильвестр Монгренье: Прежде всего стоит отметить, что предложение Дональда Трампа о возвращении России в семерку накануне непростого саммита можно рассматривать как очередную провокацию по отношению к главам государств и правительств. Тем более что он знал, что новый итальянский премьер не против такой инициативы. Это была попытка посеять раскол среди шести других членов семерки, прежде всего европейцев. Стоит отметить, что он не уделил особого внимания Терезе Мэй, которая больше не может рассматривать солидарность «англосаксонского архипелага» как альтернативу Европе. Как ни парадоксально, нельзя сказать, что действия Трампа играют на руку сторонникам Брексита: президент США активизирует раскольнические силы в Европе, однако Лондон или любой другой претендент на выход не могут ждать от него поблажек в сфере торговли. Скорее всего, предложение о формировании зоны свободной торговли странами семерки носило точно такой же характер. Но это уже другой вопрос. Вернемся к семерке. Она разрабатывалась как инструмент клубной дипломатии, объединение главных «рыночных экономик». Если бы речь шла о том, чтобы превратить ее в международную арену, пригласив страну, с которой мы находимся в состоянии конфликта, такой формат не имел бы смысла (о клубе речи бы уже не было). Помимо двусторонних отношений, существуют и другие площадки, на которых Россия и Запад могут обсудить свои разногласия: дипломатические отношения не были разорваны. Если Дональд Трамп действительно хотел бы обновить семерку, ему стоило бы, скорее, взглянуть в сторону Индии, государства-цивилизации и самой большой демократии в мире (в демографическом плане). Почетным кандидатом могла бы стать и расположенная на соприкосновении Востока и Запада Турция, если бы она свернула с пути авторитаризма (пока речи об этом не идет). В любом случае, Турция уже входит в НАТО и является членом таможенного союза с ЕС. Геополитическое партнерство с Европой и вступление в семерку могли бы принести Турции куда больше маловероятного присоединения к ЕС. Если не считать шумихи вокруг саммита, важно понимать представление Дональда Трампа о России. Во время избирательной кампании кандидат Трамп действительно не раз положительно отзывался о Владимире Путине. Многие обозреватели и эксперты по американской политике подчеркивают его тягу к «сильным лидерам» (то есть, деспотам и тиранам), что, вероятно, говорит об определенной черте его личности. По правде говоря, такие склонности, наверное, складываются у многих политиков, но они старательно скрывают их и соблюдают приличия. В любом случае, все это касается не только эго президента США и его любви к провокациям. Он, судя по всему, убежден в необходимости «обратного Никсона»: это подразумевает отход от взаимопонимания с КНР и разрушение дружеских связей Пекина и Москвы. Такой проект оставляет без внимания цели Москвы и представления, частью которых они являются. Реваншизм и геополитический ревизионизм российского руководства не могут сойти на нет после пары дружеских хлопков по спине и лестных заявлений. В Европе такой саммит сразу же вызывает в памяти воспоминания о Ялте. Как бы то ни было, тесные связи США и Польши, политическая активность Америки на оси Прибалтика-Черное море и дополнительные санкции Вашингтона в отношении Москвы идут в совершенно ином направлении.
Гийом Лаган: Мне кажется, что такая встреча объясняется в первую очередь характером Дональда Трампа, который стремится к личному контакту с мировыми лидерами. Это связано с его прошлым нью-йоркского застройщика, когда он делал ставку на личное доверие между двумя предпринимателями в реализации проекта. Именно поэтому во время встречи с северокорейским лидером он на самом деле посчитал, что она стала поворотным моментом в конфликте. Он убежден, что такие контакты могут позволить решить проблемы, которые не в состоянии урегулировать дипломаты и сотрудники администрации. Стоит отметить, что после избрания Трамп встречался с Путиным всего раз и не смог установить столь важные для него личные отношения. Отмечу сразу же, что это его собственная точка зрения, и что личных отношений может оказаться недостаточно для решения давних и сложных проблем. У европейцев действительно возникло беспокойство. На саммите семерки в Канаде они увидели, как Трамп призвал вернуть Россию в группу. Поэтому у них возникает следующий вопрос: какие отношения Трамп намеревается установить с Путиным? Не запустит ли он свои инициативы и не пойдет ли на уступки (например, по Украине) без обсуждения с союзниками? — Отношения Европы и США обострились за последние несколько недель на фоне рисков возникновения торговой войны и американской критики финансирования НАТО другими членами, в частности Германией. Могут ли отношения Парижа, Берлина и Вашингтона еще больше обостриться в связи с российским вопросом? В чем именно расходятся позиции Берлина и Парижа? Жан-Сильвестр Монгренье: Обстановка действительно складывается не лучшим образом. По крайней мере, будем надеяться, что эта встреча состоится хотя бы после саммита НАТО 11-12 июля и приема Дональда Трампа в Великобритании 13 июля. Если переговоры состоятся в Вене, это придаст им окраску холодной войны. Напомним, что в тот период австрийская столица была одной из главных точек соприкосновения дипломатии Востока и Запада. В этом плане она сохраняет большое значение (там расположена штаб-квартира ОБСЕ) и остается столицей шпионажа. В Вене также расположены штаб-квартиры МАГАТЭ и ОПЕК. Кроме того, Джон Болтон побывает в Лондоне и Риме перед визитом в Москву и сам он относится к числу сложившихся еще в период холодной войны «ястребов». Это националист и единоличник, которого мало волнует шушуканье среди союзников. При этом он явно не относится к какому-либо пророссийскому лагерю. В любом случае, он работает на президента США, а ход саммита в Сингапуре 12 июня не соответствовал его политическим и стратегическим ожиданиям и надеждам: пока ему пришлось проглотить обиду (тем более что еще неизвестно, чем все закончится). Его конкурент госсекретарь Майк Помпео (Mike Pompeo) сейчас находится в позиции силы в команде Трампа, но особой любви к Москве у него тоже нет. В целом, военно-дипломатический американский истеблишмент выступает за жесткий курс в отношении России. То же самое касается и Конгресса. Не стоит воображать, что Дональд Трамп может навязать свою волю всей Америке. Что касается трансатлантических разногласий, долгая история союзнических отношений несколько принижает их масштабы, тем более что нам не стоит смешивать коммерческие споры с вопросами политики и стратегии. Если взглянуть в прошлое, торговых конфликтов между Европой и Америкой было предостаточно. В 1960-х годах американские администрации были недовольны преференциями ЕЭС и приняли меры для ограничения дефицита платежного баланса США. В конечном итоге этот дефицит и кризис доллара привели к «валютному перевороту» Ричарда Никсона: отказ от привязки доллара к золоту и 10% ввозная пошлина (15 августа 1971 года). Хотя от пошлин в итоге отказались после встречи в Токио в 1973 году, золото окончательно отошло на второй план по итогам саммита семерки в Кингстоне в 1976 году. Можно представить, какое возмущение и сомнения породили эти решения в Западной Европе. Достаточно вспомнить работу Раймона Арона (Raymond Aron) 1973 года об «Имперской республике». Разумеется, в те времена наличие непосредственной и страшной угрозы сдерживало раскол: политико-стратегические факторы ставились выше экономики и торговли (см. ответ на третий вопрос). В такой непростой обстановке Парижу и Берлину следует действовать сообща, поскольку стабильность Европы в значительной мере зависит от согласия двух этих столиц. Французские страхи насчет нового Рапалло (договоренность СССР и Германии в 1922 году) и немецкие опасения насчет новой «Антанты» (франко-российский союз 1893 года) остались в прошлом. Обе страны осознают риски и угрозы в связи с российским геополитическим ревизионизмом. Экономические и промышленные аспекты Брексита не должны стоять выше политических, стратегических и военных отношений с Лондоном. Великобритания остается державой первого плана и не может перейти в другую геологическую плоскость: политико-стратегическая ось Париж-Берлин-Лондон совершенно необходима. Кроме того, очень важно «сохранить» Польшу. С определенной точки зрения, наибольшую тревогу вызывает, пожалуй «нарратив» Ангелы Меркель и Эммануэля Макрона о «международном либеральном порядке», который якобы существует с 1945 года. Эти заявления не соответствуют исторической действительности. Хотя правила поведения, международное право и многосторонние инстанции позволяют сделать отношения цивилизованными, они никак не отражаются на корнях политического явления: расхождения между целями людей и формируемых ими коллективов никуда не делись, что порождает враждебность. Таким образом, овеществление подобного «либерального международного порядка» вплоть до разрыва отношений с близкими союзниками и партнерами, если те не соответствуют идеализированным представлениям о действительности, может привести к очень серьезным последствиям.
Гийом Лаган: В настоящий момент у европейцев и американцев определенно существуют разногласия по ряду вопросов. В первую очередь, речь идет о положительном для Европы сальдо торговли с США (это прежде всего касается Германии) и финансировании военных расходов (Германия опять-таки является главной целью критик Дональда Трампа, поскольку ей далеко до поставленной цели в 2% ВВП, которой требует от всех членов НАТО). На будущем саммите НАТО Германия, безусловно, заявит о намерении приложить усилия в этом направлении, но она не сможет увеличить оборонный бюджет до 2% ВВП, как некоторые восточноевропейские страны. Вопрос в том, продолжит ли Дональд Трамп критику европейцев и пойдет ли на примирение с Россией. Стоит напомнить, что с самого момента избрания он говорил о стремлении наладить отношения с Москвой и придерживался достаточно открытой и неоднозначной риторики. На практике же он ввел антироссийские санкции в связи с украинским вопросом. Он также остался в позиции силы по делу Скрипалей и по вопросу Сирии, так как оставил воска на севере страны, несмотря на заявления о намерении вывеси их, и не побоялся применить силу в случае трений между россиянами и американцами. Не стоит забывать о двух американских ударах по сирийским химическим объектам в 2017 и 2018 годах. — Стратегия Барака Обамы рассматривалась некоторыми как отход США от участия в мировых делах. Дональд Трамп сделал аналогичное обещание во время президентской кампании. Как следует в такой перспективе рассматривать будущее отношений Европы и России? Жан-Сильвестр Монгренье: Вопрос в том, действительно ли американцы ушли из Европы. Заявления Обамы о «повороте» в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона зачастую воспринимали буквально. НАТО никуда не делась, американские войска все еще в Европе, а система ПРО, которая обеспечивает неделимость трансатлантической безопасности, находится в стадии развертывания. В соответствии с «парадоксом последствий», российские действия на Украине, скорее, помешали потере интереса США к Европе. На самом деле, эта относительная потеря интереса в первую очередь была связана с уверенностью в том, что ситуация в Европе стабильная. С другой стороны Атлантики одно время переоценивали возможности ЕС, который, как считалось, мог действовать как настоящий геополитический игрок после Лиссабонского договора. Параллельно с этим недооценивался геополитический ревизионизм российского руководства, а также его стремление к реваншу и готовность использовать любые возможности. После силового присоединения Крыма и начала гибридной войны в Донбассе США вновь развернули силы на оси Прибалтика-Черное море. В настоящий момент особых разногласий по России нет. Куда большую тревогу вызывает пропасть по иранскому вопросу и ситуации на Ближнем Востоке. Это необходимо исправить. Неоднократные заявления Дональда Трампа действительно вызывают немало вопросов. Хотя США в настоящий момент выполняют все свои военно-политические обязательства, следует обратить внимание на, казалось бы, незначительные моменты, чтобы предугадать развитие событий и худший сценарий. Отход США на их североамериканскую базу представляется маловероятным, поскольку это было бы серьезнейшей стратегической ошибкой с точки зрения национальных интересов безопасности и мощи. Как бы то ни было, искаженное восприятие и ошибочные представления тоже являются частью стратегического уравнения: они объясняют возможные монументальные ошибки (вроде политики Вильсона после Первой мировой войны). В такой перспективе стоит отметить, что представления Трампа ближе комитету «Америка прежде всего», чем к Белому комитету (выступал за помощь французам и британцам в 1940 году). Пытается ли президент США выстроить переговоры таким образом, чтобы перекроить западный альянс на более выгодных Америке основах? Как минимум, период «дивидендов мира» остался в прошлом: пора перевооружаться. «Разделение бремени» и перебалансировка политических и стратегических отношений Европы и Америки будут способствовать сохранению НАТО. Если этого окажется недостаточно, у нас хотя бы появятся более мощные средства для обеспечения политической и стратегической независимости. В гипотетической перспективе распада Североатлантического альянса формирование европейского военного плюса стало бы первоочередной задачей. Некоторым образом, этот процесс уже начался, однако его масштабы все еще ограничены. Запущенное в декабре 2017 года Постоянное структурированное сотрудничество представляет собой объединение финансовых ресурсов и оружейных программ для более эффективного управления военными возможностями Европы. Худший сценарий подразумевал бы распад и дробление Европы. Кроме того, обещанный демагогами «интернационал националистов», окажется всего лишь иллюзией. Мы вернемся к игре альянсов между европейскими странами, что будет играть на руку России, так как ее влияние автоматически вырастет. В таких условиях у Москвы была бы широкая свобода действий для проведения собственной ревизионистской геополитической программы, пересмотра границ и суверенитета соседей, позиционирования в качестве доминирующей державы и превращения Европы в придаток Азии. В итоге мы пришли бы к большой войне, которая положила бы конец «долгому миру» с 1945 года. Именно так выглядела бы Европа от Лиссабона до Владивостока», о которой говорит Москва. В заключении отмечу, что хотя такой прогноз будоражит ищущие бурных эмоций умы, он в первую очередь подчеркивает значимость европейского и западного единства. Кроме того, очень важно не увязать в рассуждениях о многостороннем подходе и отдавать себе отчет в существовании определенных реалий. В плане военных бюджетов и торговых отношений некоторые претензии Дональда Трампа сложно назвать неоправданными. Так, например, накопление положительного сальдо внешней торговли у одних стран в ущерб другим является четко определенным злом Бреттон-Вудской системы и ЕС: оно превращает свободную торговлю в своеобразный меркантилизм. На европейском уровне достижение межгосударственного консенсуса требует эмпатии, гибкости и чувства компромисса. Наконец, хотя любая великая цивилизация открыта к внешнему миру, она не сливается с ним. Не исключено, что языковое смешение, на котором настаивают «открытые умы» может привести к тому, что мы видели в Ветхом Завете. Европа и Северная Америка не должны строить новые Вавилонские башни. В современном мире, где все еще существуют различные формы угнетения и подчинения, мы должны сохранить отличающее нашу цивилизацию чувство правды и свободы, а также лежащие в ее основе условия. Возможно, нам действительно стоит говорить об исключительности Запада. Гийом Лаган: Несмотря на всю непохожесть их характеров, между их администрациями прослеживается преемственность. Она отражает перемены в американском общественном мнении, которое считает, что почти через 30 лет после окончания холодной войны США больше не обязаны обеспечивать безопасность союзников. То же самое просматривается и в Тихоокеанском регионе: Япония и Южная Корея встревожены отношениями КНДР и США, поскольку все это может означать уход американских войск. При этом их несколько успокаивает тот факт, что администрация Трампа уделяет большое внимание усилению Китая. Поэтому США, вероятно, сохранят присутствие, о чем говорят морские патрули американского флота. С Европой все несколько сложнее, поскольку Обама стремился уйти из региона и переориентироваться на Азию. Трамп не говорил об этом открыто, однако он, видимо, тоже об этом подумывает. Для европейцев это может означать формирование нового расклада. Они могут пойти по пути, который уже не первое десятилетие предлагает Франция: взять под контроль свои военные расходы (разумеется, оставшись при этом союзниками США), а также добиться стратегической автономии, которая позволит им обеспечить свою независимость и безопасность по отношению к внешним факторам вроде террористической угрозы, пошедших по пути создания ядерного оружия государств или России. Это, безусловно, стало бы историческим поворотным моментом для Европы. Тем не менее, до этого мы еще не дошли. Кроме того, как мне кажется, в американской администрации существует сильнейшее сопротивление отходу. Трансатлантические связи и укрепление средств в Европе все еще ставятся на первое место. В этой связи напомню, что Польша недавно предложила совместное финансирование американской базы на своей территории, как уже 5 лет поступает Япония. Такая инициатива противоречит перспективе отхода.
