1
В Мосуле на берегу Тигра было открыто литературное кафе, тогда как Раккой теперь руководит 36-летня курдка Лейла Мустафа, хотя еще недавно в этом городе выставляли на площадях головы «неверных». Сильвен Тессон (Sylvain Tesson) и Юг Деваврен (Hugues Dewavrin) рассказывают о том, как люди восстанавливают жизнь, разрываясь между надеждой и страхами насчет возврата фанатизма. Поднимают они и вопрос возращения христиан в те места, где сейчас те стали крошечным меньшинством. «Фигаро»: Вы вернулись из Мосула. Какая послевоенная картина предстала вашим глазам? Юг Деваврен: Два года назад мы были у ворот Мосула, на равнинах Найнавы, которые освободила Золотая дивизия иранской армии. С тех пор лагеря беженцев постепенно опустели, если не считать сирийцев. Христиане постепенно вновь обустраиваются на равнине. В Мосуле вопреки всем ожиданиям мусульмане занялись восстановлением церквей, и работы в этом направлении должны продолжиться. Должен сказать, это стало большой неожиданностью, потому что еще несколько месяцев назад христиане ставили крест на возвращении в город. Кроме того, там появилось литературное кафе «Книжный форум». Университет восстанавливается, на улицах видно немного никабов. Молодежь и интеллигенция хотят воспользоваться выпавшей возможностью и окончательно избавиться от фундаментализма. Вечером мы ужинали в одном из множества ресторанов на берегу Тигра, посреди ярмарок. В опустошенном старом городе сейчас небезопасно и все еще остается несколько спящих ячеек «Исламского государства»*. В ЮНЕСКО заявили о стремлении «возродить дух Мосула» и привлекли значительные средства из эмиратов. Радоваться, конечно, еще рано, однако город может однажды вернуть себе статус интеллектуальной столицы. Сильвен Тессон: Суннитские силы ИГ* вторглись в город летом 2014 года. Там к ним благожелательно отнеслась часть населения, которая устала от засилья шиитов. Именно там 4 июля 2014 года Абу Бакр аль-Багдади заявил о восстановлении халифата и провозгласил себя лидером «Исламского государства». Мечеть ан-Нури, в которой он произнес эти слова, сейчас лежит в руинах после обстрелов. 10 июля 2017 года Мосул был отбит иранской армией при поддержке курдов, шиитских отрядов и западной коалиции. После этого встал вопрос о послевоенном обустройстве: как распределить лавры победы между группами, каждая из которых требует свою долю? Послевоенная обстановка создает условия для созревания мотивов нового конфликта. Сильное государство может собрать все стороны за одним столом, однако иракское правительство Бархама Салеха мало что может поделать с хаотической ситуацией в стране, «из-за которой терроризм, судя по всему, продолжит процветать в ближайшие годы», как считает бывший глава внешней разведки Бернар Бажоле (Bernard Bajolet). Старый город несет на себе отпечаток полугода боев. Некоторые семьи пытаются вернуться к развалинам. Улицы были расчищены. Машинам приходится объезжать ямы. Расположенный на левом берегу восточный город пострадал меньше. Бои там закончились быстрее. Жизнь там возвращается в нормальное русло. Молодежь хочет забыть о войне. Такого мнения придерживаются в частности Фахад и Хариф: они открыли литературный салон, в котором арабская молодежь может собраться на семинары и послушать музыку. Оба основателя «Книжного форума» оставались в Мосуле во время исламистской оккупации. Эта культурная платформа стала для них реваншем: она представляет собой настоящий кошмар для поборника шариата. «Пришло время подарить Мосулу культурное пространство: только так можно изменить менталитет», — говорят они. На берегах Тигра иракцы уже не довольствуются одной книгой! — Вы подчеркнули решающую роль курдов в битве с ИГ*. Не кажется ли вам, что мы их предали? Ю.Д.: Мы не предали их, а, скорее, забыли. Курды могли бы стать нашими новыми харки. Франция была с ними на связи во время вооруженного конфликта. Сегодня мы ограничиваемся дипломатической поддержкой, и то по мелочам. Все ждали чего-то более официального. Кроме того, не стоит путать иракских и сирийских курдов. Первые разделили победу над ИГ* с очень эффективной иракской армией. Их проект политической независимости был нереалистичным. Теперь они дорого за это расплачиваются, однако Францию едва ли можно винить в том, что она не поддержала их в этом предприятии. Сирийские курды в свою очередь дали основную часть Сирийских демократических сил. Мне довелось побывать у них в Сирийском Курдистане, в Кобане, а затем в Ракке. Они оказались в блокаде со стороны Турции и режима Асада. Их связывает с Ираком лишь понтонный мост. Кобане лежит в руинах у возведенной турками 500-километровой стены. На огромное местное кладбище приносят все новый прах молодых солдат. Раненые так рады вас видеть, что сжимают вас в объятьях. Не стесняются они и слез. Их бросили. Не считая смелых заявлений Патриса Франсеши (Patrice Franceschi), об этом почти не говорят НКО и молчат все политики. Турки отняли у них Африн под их бессильными взглядами. С.Т.: Сирийские курды с первого дня сражались против ИГ. В 2016 году приехавший в Париж старый курдский лидер Салех Муслим сказал: «У вас нет необходимости отправлять наземные войска, потому что ваша первая линия — мы». Времена, когда спонсировавшие СССР курды добивались единого Курдистана от Ирана до Турции, остались в прошлом. Сегодня курды представляют на Востоке противников политического ислама. Они отстаивают просвещенную современность, в частности равные права для женщин. Нам стоило сделать их союзниками. Увы, как блестяще сформулировал Режис Дебре (Régis Debray) в «Итогах краха», иностранные дела стали торговой палатой. Вопрос уже не стоит о том, каковы наши исторические интересы и как должны выглядеть наши друзья. Все сводится к одному: «Сколько пунктов роста это даст?» В экономическом плане курды не значат ровным счетом ничего. Они пожертвовали собой? Наверное, но раз из этого не извлечь прибыль, им придется довольствоваться нашими соболезнованиями. — Новым мэром Ракки стала Лейла Мустафа. Каково, по-вашему, значение этого символа? Ю.Д.: Это выдающаяся курдская женщина 36 лет. После убийства ее коллеги-мужчины (паритет — обязательное правило в Сирийском Курдистане) она одна управляет этим городом с населением в 800 000 человек (по большей части арабы), бывшей столицей ИГ*. Она ходит по улице с непокрытой головой, пожимает людям руки на улицах, встретила нас в мэрии в обстановке почти что веселого хаоса. Город с виду напоминает Хиросиму. Нам показали небольшой археологический музей, где активно трудится группа местной молодежи, а затем разрушенную христианскую церковь. Лейла назвала ее реставрацию приоритетом, в той же мере, что и восстановление мечетей, хотя в Ракке осталось всего несколько десятков христиан. Созданная в мэрии комиссия по реконструкции почти завершила работу. Не стоит забывать, что всего несколько месяцев назад в Ракке выставляли головы «неверных» на всеобще обозрение на площадях. Лейла Мустафа ничего не боится. Ее жизненная сила, решительность и отвага увлекают всех за собой. — Беженцы начинают возвращаться по домам? С.Т.: О возвращении думают все на равнинах Найнавы. Глава ассоциации «Дело Востока» Паскаль Голльниш (Pascal Gollnisch) не скрывает пессимизма насчет того, что касается возвращения христиан из Междуречья в свою колыбель. В Ираке их сейчас менее 2%. Отголосок высокой духовной авантюры затихает. Вернутся ли беженцы домой? «Пока что экономическая ситуация неустойчивая», — говорит Петрос Муше, сиро-католический архиепископ Мосула, с которым мы повстречались в Бахтиде. Вопрос возвращения переплетается с проблемой сосуществования. Это вежливый вариант вопроса о возможности соседства с политическим исламом, который выбивает почву из-под ног у разнообразия. Петрос Муше описывает это следующим образом: «Недоверие сохраняется. Еще нужно время. 25 000 верующих вернулись, но доверия все еще нет». Как снова жить с соседями, которые помогали оккупантам? В христианском монастыре Мар Бехнам, где исламисты старательно разбили все скульптуры, диакон Ибрагим Лалло создал молодежное движение из представителей всех вероисповеданий, чтобы подтолкнуть их к размышлениям о сосуществовании. Несмотря на «культурные травмы», христиане не оставляют надежду. Ю.Д.: Да, беженцы начинают возвращаться домой. Христиане вернулись в первую очередь туда, где они составляют большинство. Речь идет о поселениях на равнинах Найнавы: Бахтида, Барталла, Карамлеш. В других местах их пока не видно. Перед христианами встала дилемма: их стоит укрыться в защищенных вооруженными отрядами анклавах или же пытаться прийти к новому сосуществованию? В Барталле, где наша ассоциация отремонтировала культурный центр, священник Бехнам Бенока продемонстрировал нам с Сесиль Масси (Cécile Massie) свою новую церковь. Он показал нам решетку, на которой вешали священников, и небольшую дверцу у алтаря «на тот случай, если все начнется заново». Он сделал свой выбор. Его город христианский. Такого же мнения придерживается и отец Наджиб, хотя в своей прекрасной книге «Спасение книг и людей» он с ностальгией вспоминает о том, как играл в футбол с арабской молодежью. Коммунитаризм становится ответом на коммунитаризм. Признаюсь, это стало ударом по моим слегка отрешенным взглядам. Но не мне судить. — Какой ислам может сменить исламизм ИГ? С.Т.: Для меня, человека, который привык описывать то, что видит, а не то, что нужно, это невозможный вопрос. Сложно увидеть хоть какую-то разницу между исламом и исламизмом, если одни и те же молитвы произносятся в одних и тех же словах с одних и тех же постаментов и с символом принадлежности к одной и той же догме. Прошу лишь поверить в то, что исламизм — не лучший отпрыск ислама. В Мосуле остались воспоминания о тех часах, когда жители встречали силы ИГ, «хлопая их по плечу», как сказал нам один горожанин. В этом парадокс второго по величине города Ирака. Ему нужно встать на ноги избавиться от воспоминаний о противоречиях. Ю.Д.: Это главный вопрос. Судьба всего региона, куда вторглось ИГ*, находится в руках мусульман. От них полностью зависит будущее меньшинств, таких как христиане и езиды. Поэтому тех нельзя винить в желании отгородиться или эмигрировать. Зверства ИГ* испортили жизнь и арабам. По словам основателя «Книжного форума» Фахада Мансура, его жена три года не выходила из дома. Он сравнивает освобождение Мосула с освобождением Парижа. Сейчас все повторяется. У юных немцев наверняка были вопросы к родителям после войны. Они должны взять свою судьбу в собственные руки, но нам следует им помочь. Предстоит долгий путь, но мы с Сильвеном видели небольшие проблески надежды. — Иракская и сирийская молодежь все еще считает Европу раем на Земле и считает эмиграцию единственной надеждой? С.Т.: Встречая отважных людей, которые возвращаются в разруху, я вспоминал слова Бенедикта XVI: тот говорил в 2012 году о «праве не эмигрировать». В нашу эпоху, когда всем заправляет «право на права», не стоит забывать о «праве выбирать соседей». Это синоним «права жить в мире» в той же степени, что «право уехать». В Мосуле нам повстречались выдающиеся люди, которые сражались за то, чтобы остаться. Ахмед Хасан, директор кафедры французского языка в Университете Мосула, остался в городе с женой и детьми. «Я читал "Электру" Жана Жироду», — с гордостью говорит он. Юг Деваврен прав: культура может повлиять на историческое противостояние людей. Культура вечна, она победит преходящее. «Мы продолжим читать!» — уверяет Хасан. Ю.Д.: Подавляющее большинство молодежи думает об отъезде. Прежде всего, это касается Сирии, где бушует несколько конфликтов. Мне кажется, мы зря не постарались лучше организоваться эту иммиграцию. Если мы готовы принять молодого сирийца или иракца, дать ему возможность получить образование и профессию, мы в результате получаем лучшего парня из деревни, трудягу, который не упустит возможность. Франция же закрылась, как устрица, от всех без разбора. В Университете Мосула мы встретились с горсткой преподавателей французского языка. Они показали нам свою библиотеку. Она сожжена дотла. Им удалось спасти лишь несколько книг по философии. О Франции все еще мечтают. Так приоткроем же дверь. * «Исламское государство» — террористическая организация запрещена в РФ
