2
Российский «Росатом» не энергетическая компания, а нечто вроде министерства, как утверждает Вели-Пекка Тинккинен из университета в Хельсинки. Поэтому специалист по энергетике и окружающей среде настоятельно не рекомендует доверять достройку чешской АЭС «Темелин» этой компании. В Прагу Тинккинен приехал по приглашению Института международных отношений. Info.cz: Газопровод «Северный поток — 2», как ожидается, будет готов к концу текущего года. Разделяете ли вы опасения украинцев насчет того, что Россия снова воспользуется своим газом как оружием? Вели-Пекка Тинккинен: Разумеется. Вы задумайтесь, насколько важны для экономики Украины транзитные сборы, и поймете, насколько все это опасно для нее. А то количество газа, которое будет отправляться по газопроводу «Северный поток» и «Северный поток — 2» в Европу, еще и принесет России доход. Европейская политика в области безопасности в этом смысле противоречива. С одной стороны, Германия хочет поддерживать Украину в конфликте с Россией, но при этом лишает ее главного экономического преимущества. А кроме того Германия саму себя лишает преимущества, благодаря которому могла бы давить на Россию. Строя газопровод «Северный поток — 2», мы на самом деле подталкиваем украинскую политику к России. — На доставку российского газа в Европу пытается повлиять и Европейский парламент, который согласовал определенные ограничения в этой области. Достаточно ли их? — Европейское энергетическое законодательство отделило поставщиков энергоносителей от тех, кто занимается их дистрибуцией на европейских рынках. Это положительный момент. Таким образом, Газпром не может быть монополистом, потому что не может одновременно и экспортировать газ, и продавать его отдельным заказчикам. Россия, разумеется, возражала против этого энергетического пакета. Но для энергетической безопасности нужно сделать намного больше. Европейская зависимость от российских энергоносителей сопряжена не только с тем, кто их экспортирует и продает. У Газпрома хоть и нет монополии на дистрибуцию, экономическая зависимость от него все равно никуда не делась. Российская политика кнута и пряника продолжается, несмотря на законодательные изменения. Думаю, нам следовало бы уделить больше внимания зависимости наших энергетических компаний от России и тому, как зависимость крупных компаний влияет на энергетическую политику отдельных стран-членов Европейского Союза. — Польша и Литва для своей энергетической безопасности построили портовые терминалы для СПГ из США. А что Вы посоветуете странам, у которых нет выхода к морю? — Энергетическая безопасность — это вопрос, выходящий за рамки компетенции отдельных европейских стран. Ни у Чешской Республики, ни у Финляндии нет таких инструментов, какие появились бы у Европейского Союза в случае, если бы он создал энергетический союз и торговал с Россией. Сейчас мы не можем заставить Россию задуматься о том, как ее методы обращения с энергоносителями влияют на окружающую среду. Но, выступая от лица всей Европы, мы могли бы заставить ее и тем самым также повлияли бы на всю нашу энергетическую безопасность, а также внешнеполитические отношения. Как известно, именно торговля играет ключевую роль в отношениях между государствами. Мы можем укрепить наши позиции и при этом заставить Россию перейти от ископаемых видов топлива к возобновляемым источникам. Если Россия сможет перейти от нефти и газа, от которых режим Путина крайне зависим, к возобновляемым источникам, это также очень способствовало бы повышению нашей безопасности. — Европейский Союз ввел санкции против России из-за аннексии Крыма. Насколько они эффективны? Стоит ли ЕС давить на Кремль сильнее? — Санкции влияют на российскую добычу нефти и газа. Так, например, мы отмечаем определенные проблемы с новыми российскими проектами в Арктике и Восточной Сибири. Россия сейчас делает акцент на месторождениях в Западной Сибири, которые прежде ее не очень интересовали, поскольку было известно о больших запасах в Арктике и Восточной Сибири. После введения санкций добыча увеличилась, но ясно, что в долгосрочной перспективе, скажем в ближайшие десять — пятнадцать лет, она будет сокращаться. Таким образом, санкции оказывают действие, но медленно. Путин же думает только о ближайших двух — трех годах. Он думает, как ему финансировать армию и выполнять свои обещания в социальной сфере. Возможно, нам не стоило бы вводить столько санкций против его режима, и было бы лучше позиционировать себя в области энергетики как одного крупного заказчика. Я приведу вам пример. Когда мы покупаем бананы в Эквадоре, мы, будучи крупным покупателем, ставим ему условие из области охраны окружающей среды или относительно того, как он должен обращаться с рабочими на плантации. Потом люди покупают бананы и видят на них наклейку о том, что все в порядке, что они произведены экологично и детского труда при их выращивании не применялось. Почему бы то же самое нам не сделать в случае закупок российского газа? Ведь мы являемся крупнейшим заказчиком, закупая две трети добытых Россией энергоносителей. Россия предлагает некоторым государствам только политику кнута и пряника, а мы не можем ничего с этим поделать и не в состоянии сформировать общую энергетическую политику. — Некоторые полагают, что вопрос не в том, способна ли Россия напасть еще на одно иностранное государство, а когда и где это произойдет. Что Вы, как специалист по России, об этом думаете? — На мой взгляд, это, конечно, большой риск. Политическая мощь режима Владимира Путина в экономическом плане стоит на нефти и газе. Все благодаря тому, что месторождения нефти находятся в нескольких небольших регионах Сибири и их просто держать под контролем. Режим может контролировать экономические прибыли и элиту, которая получает прибыль. Речь идет о своеобразном общественном договоре: российский народ хочет энергоносители по низким ценам, потому что считает, что россияне — граждане энергетической державы. Путинский режим создает у людей впечатление, что они окружены враждебными государствами, которые им угрожают. Поэтому Путин вынужден выделять большие средства на армию и участвовать в вооруженных конфликтах, чтобы доказать людям, что он защищает их от врагов.
Зависимость путинского режима от ископаемых видов топлива сопряжена с этим общественным договором и российскими представлениями о стране-крепости, окруженной врагами. Поэтому России приходится вести себя агрессивно. Это следствие данной экономической зависимости. Если бы Россия перешла к возобновляемым источникам энергии, которые не столь централизованы, она изменилась бы и политически: ей пришлось бы пойти на федерализацию. А федеративная Россия, на мой взгляд, была бы для Европы намного лучшим партнером. — Да, но если мы будем принуждать Россию перейти к возобновляемым источникам энергии, мы пойдем против воли Путина. Он понимает, что утратил бы контроль над ними… — Да, это правда. Но если сравнить энергетику с другими секторами, например, как я уже говорил, с сельским хозяйством, то почему ей нужно быть другой? Скажем, мы интересуемся тем, как в Китае производится одежда, в каких условиях ее шьют. Шведская фирма «Икея» хочет знать происхождение древесины и прочее. Почему? Потому что это крупные игроки, пользующиеся влиянием. А в энергетике это не работает. Там мы говорим, что не можем указывать россиянам, так как это их внутреннее дело. Я думаю, что наш общий голос, голос Европы как игрока в энергетике, крайне необходим в сфере политики безопасности. Для многих людей энергетика никак не связана с военными и внешнеполитическими вопросами, но, как мне кажется, они тесно переплетаются. Дело не только в закручивании вентилей — энергетика влияет и на политический статус государств. — Давайте поговорим о Чехии. Правительство рассматривает возможность построить новые блоки на АЭС «Темелин», а президент Земан настаивает на том, чтобы проект поручили российскому Росатому. По-вашему, это опасно для нашей безопасности? — Конечно, с точки зрения выбросов углекислого газа атомная энергетика в глазах многих — дело хорошее. Но если посмотреть на это с более широкой перспективы, которую я описал, то получается, что ядерная энергия несет такие же риски, как и нефть и газ. Как можно сказать «нет» России, которая предлагает цену в два раза меньше, чем японская «Тошиба» или французская «Арева»? Кажется, что это скидка, но на самом деле речь идет о дальнейшей централизации энергетической политики. Росатом не энергетическая компания, а нечто вроде министерства, и Путин, несомненно, без колебаний воспользуется этой картой против отдельных европейских стран. Так что выбор в пользу Росатома, по-моему, не лучшее решение. — Как Вы расцениваете решение Германии и Бельгии отказаться от АЭС? Разумно ли это или, напротив, преждевременно? — Это идеологическое и политическое решение, которое также связано с интенсивным развитием энергетических технологий, а оно будет зависеть от того, насколько эффективно мы сумеем хранить энергию. В системе, где массу энергии дает солнце и ветер, нужны и другие источники на случай, когда солнце не светит, а ветер не дует. Или второй вариант: эту энергию нужно научиться хранить. Посмотрите на пример Финляндии, где треть энергии производится на АЭС. Если в этой системе попытаться увеличить долю солнечной или ветряной энергии, то выяснится, что две системы не сочетаются. Энергия из возобновляемых источников нестабильна, а на АЭС она производится все время в одном и том же количестве. То есть развивать и то, и другое — значит вредить самим себе. Поэтому я понимаю решение Германии, но ей действительно придется столкнуться с серьезными проблемами на производстве, ведь энергию с АЭС приходится временно компенсировать за счет угля и российского газа. Таким образом, переход на возобновляемые источники энергии на самом деле на какое-то время усилит европейскую зависимость от России. — Еще одной часто обсуждаемой темой являются электромобили. Их противники утверждают, что Европейскому Союзу не стоит концентрироваться только на них, а нужно уделять внимание и другим технологиям, включая гибридные автомобили. Что Вы об этом думаете? — Я думаю, что мы должны положить конец нейтральному подходу к энергетике. В некоторых странах, например, в распоряжении есть большие объемы биоэтанола, в частности во Франции и Швеции, поэтому нам не стоит отдавать предпочтение только одной технологии, а руководствоваться тем, какая у автомобиля эмиссия вредных веществ. Но, с другой стороны, вопрос еще и в инфраструктуре: ясно, что Европа не может позволить себе выстроить сразу три разные системы. Таким образом, это будет политическое и весьма сложное решение. — Видя, насколько быстро меняется климат, можете ли Вы себе представить, что нам удастся избежать катастрофы и резких изменений в нашей жизни? — Речь, разумеется, идет не только о решениях в области энергетической политики отдельных государств или Европейского Союза в целом, но и о просвещении людей, которым нужно рассказать о разных вариантах. На прошлой неделе я узнал статистику, согласно которой 70% потребленной энергии можно было сэкономить. Мы потребляем энергию, когда куда-то едем, когда что-то покупаем. Все это можно делать иначе. Нужны решения в области городского планирования, транспорта и даже культуры, то есть нужно изменить наше восприятие энергии. Когда вы заправляетесь на бензоколонке, вы не задумываетесь, откуда это топливо и сколько от него выбросов. В России, наоборот, из этого делают предмет для национальной гордости. Мол, потребляя газ, вы пользуетесь дарами вашей матушки Руси, которая образует часть вашей идентичности. Вы гражданин страны, богатой ресурсами, и ваше государство сильно, и вы им гордитесь. В Европе, которой всегда недоставало собственных энергоносителей, их использование — табу, о котором не говорят. Но мы должны научиться задумываться о том, как снижать выбросы, как потреблять эффективнее с выделением меньших объемов углекислого газа. Таким образом, это культурный аспект: как сделать так, чтобы потребленную энергию замечали. Загрузка...
Загрузка...
