0
«Против меня сговорилась судебная мафия. Я перестал верить в правосудие и полицию — в общем, во всю систему. Уехать я планировал уже давно. Я знал, что Америка — зло, а за ситуацией на Украине следил с 2014 года. Это стало последней каплей. Мне только нужно было закончить этот суд. В декабре 2016 года я собрал вещи и сел на самолет в Москву. Потом я полетел в Ростов. Других обвинений я не ждал и никому ничего не сказал. В аэропорту я взял такси до границы ДНР, где вступил в ряды республиканской армии». Алоиза Полака, бывшего предпринимателя в сфере охранных услуг и кризисного менеджера из Брно, я встретил в Донецке. В армии он начинал снайпером, а теперь командует отрядом. С Алоизом нас свела Неля Лискова из официально непризнанного консульства Донецкой Народной Республики в Остраве. Она предпочла связать нас с ним напрямую, чтобы мы не обращались к тем чехам, которые хоть и готовы к встречам с журналистами, но якобы позорят Чехию на Донбассе. «Госпожа Неля мне о вас написала», — ответил мне на сообщение в Вотсапе Алоиз и написал, что с удовольствием с нами встретится. «Мы уже в Донецке», — написал я ему через несколько дней в Вотсапе вечером по приезде в город. «До вечера воскресенья я несу службу в казарме. Мы можем встретиться только завтра в обед». Почти в полдень перед нашим хостелом остановился новый чистенький джип. За рулем сидел улыбающийся статный мужчина невысокого роста в военной форме. «Радуйтесь, что встретились именно со мной. Соотечественников не выбирают. Некоторые чехи, например Урбанек или Ботка, устраивают тут представление для журналистов. Они рассказывают им сказки и за это просят водить их в дорогие рестораны, — он немедленно обрушивает на нас поток слов, иногда перемежая чешские предложения русскими фразами. — Мне нужно просто привыкнуть к чешскому, а на русский язык я перестроился невероятно быстро. По-русски я говорю даже с чехами. Я тут женился на местной русской, и у нас родилась дочка». Мы едем по современному и ухоженному центру Донецка — витрине сепаратистского государства. Окружающие здания украшают флаги, плакаты и национальная символика. «Сейчас я могу расслабиться, но обычно мы находимся в казарме в боевой готовности, чтобы в любой момент ответить на нападение Украины. Если где-то нарушают границу, мы отправляемся туда и окапываемся на две — три недели». Мы припарковались у неприглядной ограды, открыли калитку и вошли внутрь. Только тогда я смог хорошенько разглядеть Алоиза. У него бритая голова, и сам он гладко выбрит. Если бы я не знал, что ему 46 лет, я подумал бы, что он намного моложе, прежде всего, из-за его атлетической фигуры, энергичности и живости. Он производит приятное и дружелюбное впечатление. Даже подумать трудно, что мы разговариваем с профессиональным военным, который на службе стреляет в людей. Он в основном все время улыбался, хотя почти весь разговор мы проспорили. На нем была надета чистая и хорошо выглаженная российская военная форма, так что он производил впечатление аккуратного и ухоженного человека. От него веяло спокойствием и абсолютной уверенностью в себе, как будто он твердо верит в неоспоримую правильность всего, что он говорит, и это добавляло ему харизматичности. Алоиз был приятным собеседником с определенным личным очарованием. Мы вошли в ресторан. Слева одна над другой возвышались террасы, и на каждой стояло по одному столу. Около трети столов занимали самые разные посетители. Внизу под террасами стояло одноэтажное здание ресторана, откуда все время выходили молодые официанты и официантки. Справа от входа вода ручейком стекала в зеленое озерцо, покрытое цветущими кувшинками. В Донецке легко скрыться от повседневной реальности и забыть, что через западную окраину города проходит фронтовая линия. «Я обошел все рестораны города. Когда ко мне приезжают гости из Чехии, я всегда привожу их сюда. Скоро должен приехать сын. Отсюда недалеко находится казарма. Мне здесь нравится: никто не мешает, и тут чувствуешь себя спокойно». К нам подошла молодая темноволосая официантка в белой рубашке. Алоиз спросил, есть ли у них сегодня свежее мясо, и мы сделали заказ. «Что вас, собственно, интересует? Парни, лучше всегда иметь готовые вопросы, а то я могу наговорить вам много чего». «Нам интересно, кто такой Алоиз Полак и как он оказался тут, в Донецке». «Это очень сложно. Речь не только о том, что я, например, люблю Россию и ненавижу Запад. У каждого свой путь. То, что я тут, это следствие того опыта, который я накопил за свою предыдущую жизнь. Немалого опыта. Речь о философском смысле жизни». Я тоже хотел кроссовки «Найк» Алоиз сдержал свое слово и завалил нас информацией, в которой мы местами терялись. Связь он видел там, где мы ее никогда бы не усмотрели. События в мире он объяснил тем, что за всем стоит группа людей с определенными целями, и порой именно они виноваты в том, что случилось с ним самим в жизни. Он перескакивал с одной мысли на другую, с темы — на тему. Однако постепенно отдельные куски объединились в целостную жизненную историю. — Я родился в 1971 году в Брно. В детстве мы лазали по деревьям и играли в войну, индейцев и пиратов. Дома мы сидели только тогда, когда наши родители заставляли нас делать домашние задания. После окончания начальной школы я три года учился на плотника. В 14 лет меня заинтересовали боевые искусства. Я занимался дзюдо, кунг-фу, карате и кикбоксингом. В подростковом возрасте мы разделились на пожарных, депешистов и скинхедов. Я был типичным депешистом. — Каким вы помните 1989 год? — Я размахивал ключами, как и все остальные, и кричал: «Гавела — на Град!» Я ходил на демонстрации и мечтал о Западе. После службы в армии я стал работать плотником. Но приблизительно в 1992 году я понял, что работа на стройке меня не устраивает. Я хотел зарабатывать, купить автомобиль, мотоцикл, свою квартиру и кроссовки «Найк». Мы все жили с ощущением, что то, что не запрещено, разрешено. Занимаясь спортом, я познакомился с человеком, с которым вел потом бизнес вплоть до самого отъезда в Донецк. Мы открыли школу карате. У нас занимались предприниматели. Времена были лихие. Город наводнили албанцы, украинцы, цыгане и чеченцы, которые зарабатывали на людском страхе.
Мы создали охранное агентство и предлагали бизнесменам, которым кто-то угрожал, пакет защитных мер. За десять лет мы выросли так, что у нас работали сто человек. В 22 года я купил свой первый БМВ. Отличное было время — 90-е годы. После революции нам дали инструкцию, как жить и что мы можем делать. Инструкция была огромной. Тебе говорили создать фирму, получить лицензию, и все мы зарабатывали деньги. Я всегда был очень амбициозным. Я хотел работать еще и головой. Поэтому я поступил на вечернее отделение и стал изучать кризисное управление малым и средним бизнесом, а также прослушал курс по конкурсному управлению и ликвидации. Приблизительно в 1997 году у нас с коллегой появился шанс купить пекарню в Славкове-у-Брно, которая столкнулась с финансовыми проблемами. Вскоре я уже руководил ею. Нам удалось консолидировать производство, улучшить качество продукции и повысить продажи. Дела шли в гору. С 1998 по 2012 годы процветала конъюнктура: мои доходы росли, и расширялся круг моих влиятельных друзей из мира политики и бизнеса. Я работал кризисным менеджером и спасал компании. Я не Дон Кихот «Первое разочарование постигло меня в 2008 году, — высказал Алоиз мысль, к которой потом еще несколько раз возвращался во время нашей беседы. По его словам, события в мире стали развиваться неблагоприятным образом. «Тогда стали все контролировать. Откуда вы взяли деньги? Почему у тебя такая машина? Как ты построил два дома?» — Кто? — Я не знаю. Кого-то возмутило, что у людей появились деньги и что они свободно мыслят. Тогда наверху придумали, как все должны мыслить: нужно радоваться беженцам, и сосед должен судиться с соседом. Гайки закрутили так, что стоит чуть дернуться, и уже получаешь по рукам. В 2013 году меня несправедливо обвинили в растрате денег в фирме «Стеко Бланско», где я работал директором. Политический заказ. Меня хотели утихомирить. На фирму я пришел в качестве директора по просьбе ее владельца, чтобы помочь спасти компанию, так как она утопала в долгах. Но «Стеко» приглянулась директору, которого туда назначил голландский фонд, управлявший компанией после признания ее банкротом. А теперь самое главное: он был сыном прокурора Брно. Меня обвинили в выведении денежных средств, которые за время своей деятельности я инвестировал в модернизацию фирмы. Я предоставил все фактуры, но они сочли их поддельными. В фирмах-поставщиках утверждали, что никогда их не видели. А знаешь почему? Они не хотели платить НДС. Районной судье поручили меня посадить. Тогда я подал апелляцию в краевой суд Брно, но там судьей работал ее брат. Вы думаете, он пошел бы против нее? Но я все еще думал, что мне удастся защититься, потому что я ничего не сделал. Однако в суде все оказались подкупленными. Моих экспертов не признавали и даже вытащили из тюрьмы человека, который со мной работал. Ему пообещали свободу в обмен на показания против меня.
Я всегда знал, что делать. Когда язык хорошо подвешен, когда соблюдаешь правила и никого не обделяешь, дела идут прекрасно, но в тот раз мне просто сломали хребет, — подытожил Алоиз свою интерпретацию судебного разбирательства. Доискаться правды мы не смогли. Разумеется, это дело намного сложнее, и полностью выяснить все невозможно, даже пообщавшись с человеком, которого Алоиз назвал тем, кто обвинил его в выведении средств. «Этот человек опасен. Однажды он даже напал на меня и сваливает вину на всех вокруг себя», — сказал мне впоследствии по телефону тот свидетель. Он не пожелал назвать свое имя и сказал, что он не сын прокурора Брно, и добавил: «Фирму, которая столкнулась с финансовыми проблемами, в 2006 году взял под контроль голландский инвестиционный фонд. Потом он назначил там меня директором. Мы консолидировали компанию, и когда ее состояние улучшилось, в 2013 году фонд решил ее продать. По закону приоритетное право на покупку получили бывшие владельцы фирмы: господин Штербачек и другие. Мне кажется, хотя подтверждений у меня нет, что бывшие владельцы заняли денег на покупку у Полака и Варги (они действовали „дуэтом"), а взамен назначили их директорами фирмы. Варга был сомнительным предпринимателем, а за плечами Полака, как говорили, было несколько исполнительных производств. Из фирм якобы выводились деньги, которые выплачивались определенным компаниям. Господина Штербачека впоследствии из компании выжили». — Что послужило главной причиной отъезда из Чехии? — Я окончательно решил уехать из Чехии после того, как перестал верить в правосудие и полицию — в общем, во всю систему. За деньги тебя уничтожат. Я не Дон Кихот, чтобы сражаться с ними. — Вы боялись, что вас в итоге посадят? — Да, это была веская причина. Во мне что-то переломилось — Но чему вы уехали именно на Донбасс? — Смотрите, я мог на все это плюнуть. У меня есть деньги. Я мог уехать на Филиппины, на Корсику или на Кипр валяться у моря. Но с самого начала я хотел на Донбасс. Я знал, что Евромайдан организовал Моссад и ЦРУ. Они хотят разворовать и развалить Украину. Американцы хотели устроить морскую базу в Крыму. Алоиз интуитивно чувствует, что Америка — это зло: «Куда они ни придут, везде все разрушат. Европейские ценности я ненавижу и борюсь против них. Янда, Штетина и все эти сумасшедшие работают на деньги Сороса. Они заставляют нас принять гомосексуалистов. Американские конгрессмены — педофилы. Они хотят насиловать маленьких девочек и мальчиков». Однако Россия еще не успела испортиться так же, как Запад. «В России такого нет, и тут тоже. Мы перенимаем только полезное. Россия, парни, — самое демократичное государство на свете. В России — свобода. Тут никто ни во что не лезет. А в Америке вам никогда не скажут правду. Вот. Но не ловите меня на слове. Я осознаю проблемы России и этого государства, и их больше, чем у нас, но я знаю, что их можно преодолеть. Я не должен бояться, что моя маленькая дочка пойдет по улице и на нее нападет какое-нибудь чудовище. Тут не такой бардак, как у нас, где нигерийцы продают наркотики на Вацлавской площади. Если бы тут негры продавали наркотики, на следующий день их уже тут не было бы. Мне нравится порядок». Алоиз, видимо, пытался бороться с испорченной системой, частью которой является Чехия, но успеха не добился: «В 2014 я стал военнослужащим запаса и начал обучать людей. Мы организовывали лагеря, прививали детям патриотизм, ходили на демонстрации. Мы протестовали против всего. Эта система устроена совершенно неправильно. Когда мы организовывали какую-нибудь акцию, в интернете откликались две тысячи человек, а приходило 20. Люди болтали за кружкой пива, но никто ничего не делал. В 2015 году мы, человек 20, пришли на Страковку. Мы пробивались туда, но полиция нас опередила. Тогда во мне что-то переломилось. Я планировал уехать, что-то сделать. Главное — закончить этот суд. После вынесения приговора, в начале декабря 2016 года, я собрал вещи и сел на самолет в Москву. Потом я полетел в Ростов. Других обвинений я не ждал и никому ничего не сказал. В аэропорту я взял такси до границы ДНР, где вступил в ряды республиканской армии». Меня трудно убить На следующий день я познакомился в нашем отеле в Донецке с Равом, молодым добровольцем из Индии. Он некоторое время прослужил под началом Алоиза. Когда я рассказал Раву о моей с ним встрече, тот не скупился на комплименты в адрес Алоиза: «Он надежный командир, профессионал. Я чувствовал себя под его командованием в безопасности». — Вы могли бы нам что-нибудь рассказать о своей службе в донецкой армии?— спрашиваю я Алоиза. — Кто со мной знаком, знает, как трудно меня убить, — смеется он. — Нельзя быть дураком. Главное — безопасность: прежде чем что-то сделать, надо десять раз подумать. Сейчас я возглавляю отряд. Но еще в 2017 году я был снайпером, правда, об этом мне нельзя рассказывать. Когда мне говорили: «У тебя новая задача. Туда поедут две машины, и нужно того-то подстрелить», — я готовился два дня, хотя работы было на пять минут.
Кто-то относится к этому спокойно. Ему все равно: он просыпается, утром идет туда — и не возвращается. Я же готовлюсь, обдумываю каждый шаг, скажем, какими патронами воспользоваться. В деле снайпера главное — маскировка. Нужно медленно приблизиться как можно ближе к своей цели, а потом как можно быстрее уйти, чтобы тебя никто не заметил. Поэтому я учился маскироваться и перемещаться на местности. Например вон там в воде, — при этом Алоиз указал на озерцо, — мог бы стоять чувак и целиться в тебя, а ты его не видел бы, даже если бы проходил мимо. Когда я пришел, я был уже давно готов. Я как будто вел две жизни. На выходных я бегал по лесу, ходил на стрельбище. Одновременно я занимался своим бизнесом. Бизнес у меня забрали и хотели меня посадить, но у меня осталась вторая жизнь. Всегда важно, чтобы было куда уйти. — Что Вы считаете миссией своей службы в Донецке? — Поддерживать хорошую репутацию Чешской Республики, чтобы тут не думали, что мы все уроды, которые стоят на стороне фашистов. — Вам известно о других чехах в Донбассе? — В ДНР и ЛНР точно служит более 30 чехов и словаков. Я знаком с пятью, но видел и других, не зная имен. Просто не все хотят, чтобы о них знали. — Они приехали по тем же причинам, что и вы? — У каждого — своя мотивация. Главное, не уподобляйся всем этим писакам, которые пишут, что тут одни беглые. У меня есть и такие друзья, кто приезжал сюда на год — два и кто уже вернулся в Чехию. Авантюристы, которые поехали повоевать, воюют на стороне украинцев. Там они устраивают себе военное сафари. — Жалели ли вы когда-нибудь о своем решении? — Я никогда не жалею ни о чем, что делаю. Есть некая стезя, по которой идешь. Можно отклониться направо, налево или повернуть обратно, то ненадолго. Внутренне я чувствую, что делаю правильно, потому что мне свободно дышится и хорошо спится. В Чехии я оставил пятилетнего сына, семью, бизнес и друзей. Я точно знаю почему: у меня есть свои убеждения. — За четыре года фронт почти не сдвинулся. Чем, по-вашему, может окончиться война, если она вообще когда-нибудь закончится? — Все разрешится очень быстро. 90% населения хотят, чтобы наконец прибыла российская армия, выгнала украинцев со всего Донбасса и состоялся референдум о присоединении к России. Это первый сценарий. Второй сценарий такой: на украинских выборах победит кто-то новый. Он договорится с Путиным и даст нам федерацию. Они уйдут сами и признают Луганск и Донецк частью Украины. Потом состоится референдум, как в Крыму, о самостоятельности или присоединении к России. Но референдум пройдет обязательно. Ясно, что в будущем продолжаться, как сейчас, не может. Война дорого обходится как России, так и олигархам и всем остальным. — Вы могли бы сравнить профессионализм украинской и донецкой армии? — Сравни украинскую и российскую армию. Ответ ясен. Они воюют с российской армией и хорошо это знают. У нас российские законы, форма, оружие и офицеры. Война продолжается уже четыре года. Разве за это время нельзя сделать из человека солдата? Я бегал каждый день по девять километров и ползал в маске. В моем возрасте! За эти четыре года тут появилась реальная армия. Мы воюем сплоченно, а они не знают, что делает другой батальон, и стреляют друг по другу из-за воды и еды. Если что-то случится, 80% из них перебегут к нам. Сюда уже бежали целыми ротами. Там есть поляки, грузины… Я убил грузина, стрелял по польским девушкам. — Вы их убили? — Нет, я стрелял по ним и не убил, — говорит он с иронией. — Эти люди пришли, чтобы убивать, а мы защищаем свою страну. — В другом интервью Вы говорили, что встречались и с иностранными добровольцами из Австралии, из Новой Зеландии, с американцами… — Со мной служат индус, француз, китаец, сириец… — Почему, по-вашему, они сюда приехали? — Они ненавидят западный фашизм. На Украине убивают за то, что кто-то говорит по-русски. Они хотят, чтобы у всех были проукраинские настроения. А остальные, как я, остро воспринимают несправедливость. Например, на одной дискотеке (мне тогда было 20 лет, как вам сейчас) я вдруг увидел, как цыган бьет девушку. Я встал и разбил ему морду. Остальные просто сидели и пялились, а я не мог терпеть, если видел вокруг себя несправедливость.
— А как Алоиз, бывший бизнесмен и чех, чувствует себя в Донецке, который с гордостью причисляет себя к советским наследникам? На улицах нас удивило большое количество символики, которая напоминает о советских временах. — Что плохого в том, что людей что-то объединяет? Мне это тоже показалось смешным, когда я приехал. В День Республики — демонстрация, как на первое мая. Но люди живут коллективом, чтобы хорошо было всем. Запад коллективизм убил. Индивидуум возвышается над коллективом. Когда ты сильный, ты всех сожрешь. В этом я вижу принципиальную разницу между западными и восточными ценностями. — То есть советские символы ассоциируются с благосостоянием? — Почему бы и нет? Вы ни черта не знаете и ничего не пережили. Что плохого было в том, что человек шел к врачу, и тот все делал бесплатно? Человек получал работу да еще и квартиру? Каждый месяц люди получали зарплату, на которую могли нормально жить, и хватало на отпуск, — Алоиз повторяет мнение, которое мы часто встречали на Донбассе. Избавься от критического мышления — Все просто. Миром правит горстка могущественных людей. Три семьи контролируют все богатства, все банки. Это древо легко собрать: кому принадлежит Siemens, CNN?— объясняет Алоиз. Мы возражаем, но Алоиз настаивает на своем и сыплет одной теорией за другой. В итоге беседы ясно, что это ни к чему не ведущий спор. Алоиз повторяет свое видение мира: на верхушке стоят люди, которые решают абсолютно все: «Кто организует твою жизнь? Мама? Тебе уже 18, так что- ты сам. Когда у тебя будет фирма, кто ею будет управлять? Ты сам. Ты найдешь лояльных сотрудников, которые будут поддерживать твое мнение. Так возникают государства, империи, конгломераты. Разделяй и властвуй: никто никому не доверяет, но они будут лизать тебе задницу, чтобы обеспечить себе условия получше. Так живет весь мир. Десять человек сидят за столом, как мы сейчас, и, например, решают заработать денег на продаже оружия. Для этого они натравливают одну страну на другую. Так начинаются войны. Не надо искать какую-то идеологию в войне на Украине. Во всем виноваты недоумки-фашисты, которым платят еврейские олигархи». Так что у тех, кто стоит у власти, есть конкретные цели, которые определяют события. — Заканчиваются ископаемые, поэтому потребности людей стараются сократить. Они хотят снизить IQ и для этого, например, хотят, чтобы мы смешались с черной расой. Они хотят сократить численность населения. Они встали на путь зла и ищут, как гиена ищет падаль, где бы подешевле купить и подороже продать. — Откуда вы все это знаете? — Ты этого не знаешь, и в СМИ правды тебе никто не скажет, а мне известно, как все работает. К сожалению, я знаю. Я слушаю. Мои глаза открыты, и я охранял важных людей. Я знаю, о чем говорил Румл или господин Соудек, когда руководил фирмой Škodа Plzeň. Может, однажды ты встретишь человека из Yal, как и я. Там узнают то, чего в других местах не узнать. Все это факты, — отвечает Алоиз на большую часть возражений. — Даже если бы это были факты, вариантов их интерпретации может быть бесконечное множество, в том числе и таких. — Поэтому критическое мышление вредно. Молоток — это молоток, а отвертка — это отвертка, и так постепенно познаешь все, а они учат отрицать данность. Данность в том, что ты мужчина или женщина, но сегодня в Европе ты можешь выбрать быть хоть конем. Я мог бы быть, например, собакой, — смеется Алоиз. — Они способны отрицать, что араб изнасиловал девушку. Критическое мышление нас погубит. — Но если я не буду отрицать данность, я могу легко ошибиться, неправильно интерпретировать реальность. — Ты всю жизнь будешь все отрицать? — Я буду стараться приблизиться к правде в мире, который чрезвычайно сложен. — Нет. Есть либо черное, либо белое. Правда или ложь. Я облегчу тебе жизнь, брат. Избавься от критического мышления, и ты на все посмотришь более трезво, будешь быстрее принимать решения, и жизнь начнет тебе нравиться. Люди, которые все критикуют, критикуют и свою жизнь тоже. Поэтому они несчастны. Я никогда не критикую свои решения. Ты меня спросил, не жалел ли я о том, что я тут. Никогда! Я устроил все так, чтобы быть счастливым. — Но что если я на самом деле ошибусь? Может, в ДНР не так хорошо, как мне кажется?— этот вопрос теряется в оживленной дискуссии. Алоиз убежден, что систему, которую контролирует группа коварных еврейских бизнесменов и которая ведет к нравственному разложению, нужно разрушить. — А чем вы замените систему, которая вам не нравится? — Масштабной мировой революцией. — Но у революции должна быть четко сформулированная цель. Нужна концепция системы, которая заменит предыдущую. — Восточные ценности против западных ценностей, против педофилии и гомосексуализма. Этого достаточно. Никому ничего не объясняй: люди все равно не поймут. Кроме того, для этого нужно время, а у тебя его нет. Нужно всего добиваться силой. Революция без крови не революция. Что получилось из того бархатного обмана? Они просто сменили окраску. Нами управляют те же самые люди. Они сговорились. Все должно начаться с захвата Донбасса и переметнуться на Украину. Нужен новый пророссийский Майдан. Украина вернется в состав России. Потом нужно разжечь пламя в Словакии. Мы маленькая страна, которая никому не интересна, и нам всегда приходится вставать на чью-то сторону, а когда мы склонились в сторону Германии, сам видишь, что из этого вышло. Мы должны встать на сторону Востока, славянства. — Вы собираетесь когда-нибудь вернуться?
— После отъезда, чтобы я не вернулся, меня обвинили в том, о чем я даже не подозревал. Власть предержащие уж постарались. Вернуться я могу только на танке или с парашютом. Мне уже пора обратно в казарму, — сказал Алоиз, который с самого начала предупреждал, что у него есть максимум час. Обед же затянулся на три часа. — Но все это очень сложно. Я могу рассказать вам еще много чего. Вы молоды и не поймете, — добавляет Алоиз с улыбкой и по-военному крепко сжимает мне руку. Он поднимается по террасам наверх и скрывается за оградой. Его подлинная мотивация может быть какой угодно. Однако он верен своему решению посвятить часть жизни службе Донецкой Народной Республике, которую часто называют проектом оппортунистских олигархов, обреченным на стагнацию. Чуть позже Алоиз мне написал: «Жизнь изменилась. В экономике наводят порядок и исправляют ошибки прошлого. Думаю, жизнь изменилась к лучшему, но время покажет. Я верю в светлое будущее». Загрузка...
Загрузка...
