0
На первый взгляд, может показаться удивительным, что Украина, страна на периферии Европы, вдруг стала турбулентным центром американской внутренней и внешней политики. Расследование по поводу возможного импичмента в Вашингтоне даёт дополнительные детали к истории попыток администрации Трампа связать предоставление Соединенными Штатами помощи в области безопасности этой стране с сотрудничеством Украины в расследовании демократических оппонентов президента Дональда Трампа, и в результате зашаталось само президентство Трампа. Последствия этого процесса распространяются еще дальше, и возникают вопросы по поводу легитимности и устойчивости самой власти Соединенных Штатов. В действительности тот факт, что Украина оказалась в центре возникшей бури, не должен вызывать вообще никакого удивления. В течение последней четверти века почти все попытки установить на евразийском континенте долговременный порядок, идущий на смену периоду холодной войны, разбивались о подводные камни Украины. Поскольку именно на Украине расхождения между триумфаторскими иллюзиями по поводу конца истории и современными реалиями соперничества великих держав проявляются в наиболее сильной форме. Для большинства влиятельных американских политиков Украина была своего рода смелой молодой страной, которая, несмотря на бремя своей истории, успешно начала продвигать себя по пути демократического развития как часть нового мирового порядка, образовавшегося после падения Берлинской стены. В то же время для Кремля она оставалась необходимой частью давно существующей сферы влияния, функционирующей, в основном, по старым правилам политики с позиции силы. Различие между этими двумя взглядами имеет весьма продолжительную историю, а также объясняет, почему возникшие после окончания холодной войны надежды уступили место конфликтам и неопределенностям современного мира. Влиятельные американские и другие западные политики уже давно стали уклоняться от сложных вопросов — как о месте Украины в евразийским порядке, так и о ее роли в непростых отношениях между Вашингтоном и Москвой. Хотя окончание холодной войны, возможно, означало окончание существовавшего геополитического соперничества, оно, тем не менее, не стало свидетельством окончания геополитики. Кроме того, развал Советского Союза не означал исчезновения российских страхов, амбиций и возможностей. Возможно, Советский Союз перестал существовать на бумаге в декабре 1991 года, однако это не означало прекращения существования его влияния. Империи не исчезают просто так. Им уготована длинная и хаотичная смерть, они будут пытаться, когда могут, отрицать утрату своего влияния, или потерю контроля над доминионами, когда вынуждены это делать, и они готовы предпринимать действия к «воссоединению исконных земель», как только почувствуют такого рода возможность. И нигде последствия все еще продолжающегося развала Советского Союза не проявляются столь явно, как на Украине — стране, которая сводила на нет все попытки установить длительный порядок на Евразийском континенте. История Украины за последние четверть века — это история удивительной живучести архаического мышления и той страшной цены, которую платят не только украинцы, но все больше и больше американцы. Конец эпохи В 1991 году, после падения Берлинской стены и последовавшего за этим роспуска Варшавского пакта, последний советский лидер Михаил Горбачев, и первый российский президент Борис Ельцин полагали, что могут изменить форму Советского Союза, а не прекратить его существование. Они поддерживали идею о новой форме союза, который превратится в более свободную федерацию, и все это будет сделано на основании договора между 15 республиками, из которых и состоял Советский Союз. Они считали, что смогут добиться этого без предоставления гражданам права реального выбора, права самим решить вопрос о том, хотят они оставаться в реформированной империи или нет. Как это часто бывает в политическом центре империи, Горбачев и Ельцин совершенно неверно оценили чувства людей на имперской периферии. Значительное большинство украинцев совершенно не проявили интереса к тому, чтобы поддержать оставшиеся части империи; они хотели полной независимости. Однако без второй по численности славянской республики ни Горбачев, ни Ельцин не видели реального пути к новому союзу, — отчасти потому, что не хотели, чтобы неславянские республики получили большее значение в оставшейся части Союза, а частично потому, что России было бы трудно финансировать и контролировать такой Союз без Украины. Перед лицом подобных усилий американский президент Джордж Буш-старший оказался во власти архаического мышления. Хотя сам Буш был лидером страны, родившейся в результате восстания против империи, он все же надеялся убедить Украину остаться частью Советского Союза. Он опасался того, что после развала Советский Союз может стать кошмарной версией Югославии с проявлениями этнического насилия да еще и при наличии ядерного оружия. В результате в августе 1991 года в ходе своей последней поездки в Советский Союз Буш произнес свою пресловутую речь «Котлета по-киевски» (Chicken Kiev) в надежде удержать Украину от выхода из состава Союза. «Свобода — это не то же самое, что независимость, — поучал Буш членов украинского парламента. — Американцы не поддержат тех, кто стремится к независимости для того, чтобы заменить прошлую тиранию на местный деспотизм». Парадоксальность этой речи была очевидной: американский президент активным образом пытался продлить существование страны, которую он до недавнего времени считал самым большим врагом Соединенных Штатов. Буш не смог убедить украинский парламент, который воспользовался слабостью Москвы после неудавшегося государственного переворота и заявил о намерении стать полностью независимым государством. Киев призвал к проведению двойных выборов в декабре 1991 года, позволив украинцам проголосовать за эту парламентскую декларацию и избрать нового президента. Более 90% проголосовавших поддержали независимость, в том числе 54% избирателей в Крыму, где большинство населения были русские и где находился главный черноморский порт Севастополь. В Донбассе на востоке Украины уровень поддержки независимости превысил 80%. Ельцин, который в тот момент сместил Горбачева с позиции главного лидера в Москве, с опозданием понял, насколько неправильно он оценил желание Украины отколоться от разваливающейся Советской империи. После неудавшегося государственного переворота оп попытался удержать Украину в Союзе с помощью угрозы относительно аннексии Крыма и Донбасса. Однако результаты проведенных в декабре выборов показали, что угрозы Ельцина сработали против Москвы, — они усилили сопротивление в Киеве, а также встревожили остальные Советские республики (а также Вашингтон). Ельцин был вынужден радикально изменить политическую линию. Он решил встретиться с лидерами Украины и Белоруссии спустя неделю после голосования в поддержку независимости на Украине, и такая встреча состоялась в белорусском охотничьем угодье, расположенном недалеко от польской границы. Понимая, что он не может сохранить Украину в составе Союза, что многие другие республики последуют украинскому примеру и тоже захотят покинуть союз, он решил разрушить его, разрушить единственный известный ему политический строй вместо того, чтобы оставаться вместе в основном с неславянскими республиками. Эти три лидера договорились объявить о прекращении существования Советского Союза, а Горбачеву они сообщили об этом только после звонка Бушу. Рожденная ядерной державой Получив независимость, Украина сразу же стала прямой угрозой для Запада, — она «была рождена ядерной». Это новое государство получило в наследство примерно 1900 ядерных боеголовок и 2500 единиц тактического ядерного оружия. Конечно же в руках Украины был, скорее, физический, а не оперативный контроль над ядерным оружием на своей территории, поскольку право его применения все еще находилось в руках Москвы. Однако это не имело большего значения в долгосрочной перспективе, с учетом наличия значительных месторождений урана, впечатляющих технологических и производственных возможностей, особенно в области строительства ракет — так, например, все баллистические ракеты, доставленные Советским Союзом на Кубу в 1962 году, были изготовлены на Украине. Украина сразу же стала третей по значимости ядерной державой, а ее ядерный арсенал был больше ядерных арсеналов Китая, Франции и Соединенного Королевства (два других новых государства — Белоруссия и Казахстан — также получили в наследство ядерное оружие, однако далеко на так много). Стратегическое ядерное оружие Украины было способно уничтожить Соединенные Штаты. Определение того, кто будет контролировать кнопку пуска, и кто будет осуществлять практический ежедневный контроль, стали главными приоритетами администрации Буша. Госсекретарь США Джеймс Бейкер (James Baker) представил Бушу глубокий анализ сложившейся ситуации. Бейкер сказал ему: «В стратегическом плане нет никакого другого вопроса, достойного большего внимания с вашей стороны или большего количества времени», чем будущее советского ядерного арсенала в результате развала этой страны. «Ситуация по типу югославской при наличии 30 тысяч единиц ядерного оружия представляет собой невероятную опасность для американского народа, — наши люди понимают это и возложат ответственность на нас, если мы в ответ не примем соответствующие меры». По мнению Бейкера, ядерное соперничество между бывшими советскими республиками не имело никакой ценности для Соединенных Штатов, но представляло собой большой риск. Лишь одной ядерной стране нужно разрешить появиться после роспуска Советского Союза, — это должна быть Россия. Частично это предпочтение было связано с тем, что Вашингтон имел продолжительную историю отношений с Москвой по вопросам контроля над вооружениями. Лучше иметь дело с известным дьяволом, чем иметь дело с целым набором новых ядерных государств. В результате интересы Вашингтона и Москвы неожиданным образом совпали, — обе стороны хотели, чтобы все ядерное оружие Советского Союза было уничтожено или перевезено на территорию России. Администрация Буша и последующие администрации активно сотрудничали с Ельциным для реализации этой цели, используя при этом как разнообразные побудительные стимулы, так и дипломатическое выкручивание рук. Напуганные ужасами ядерной катастрофы в Чернобыле, — в результате зараженными оказались значительные территории Белоруссии, Украины и других европейских государств, — украинцы, казалось, сначала были готовы согласиться с американскими и российскими планами по денуклеаризации. Однако продолжавшийся имперской спор с Россией, особенно по вопросу о статусе Крыма, заставил Киев пересмотреть свою позицию. В мае 1992 года позиции Москвы и Киева столкнулись по вопросу о судьбе советского Черноморского флота, базировавшегося в Севастополе. Спор по поводу раздела этого флота будет продолжаться с течение следующих пяти лет. Когда ситуация стала напряженной, украинский парламент начал выставлять новые требования в обмен на бывшие советские ракеты, — речь шла о финансовой компенсации, формальном признании украинских границ, а также о гарантиях безопасности. На международном саммите, проходившем в Будапеште в декабре 1994 года, более 50 мировых лидеров были готовы создать Организацию по безопасности и сотрудничеству на основе существовавшего ранее форума с таким же названием. Британские, российские и американские лидеры воспользовались этой ситуацией для того, чтобы предложить Киеву так называемый Будапештский меморандум. Цель этой инициативы состояла в том, чтобы попытаться успокоить Киев. Кроме того, таким образом была предпринята попытка возобновить обсуждение проблемы денуклеаризации и окончательно решить вопрос о выводе ядерного оружия с территории Украины. В обмен на готовность расстаться с этим оружием Украина должна была получить заверения относительно территориальной целостности — заверения, не гарантии, и это существенное различие, но оно, казалось, не имело особого значения в стремительном и полном надежд мире, образовавшемся поле окончания холодной войны. Вашингтон в тот момент инициировал создание связанной с НАТО организации по безопасности под названием «Партнерство ради мира» (Partnership for Peace). Это «Партнерство» было открыто для участия постсоветских государств, а это означало предоставление Украине безопасной причальной стоянки, что было для нее еще одним побуждающим мотивом для отказа от ядерного оружия. Украина решила подписать этот меморандум, хотя и не получила твердых гарантий. Киев сделал это, поскольку у него в руках были слабые карты; эта страна находилась на грани экономического коллапса. При этом Соединенные Штаты и Россия выступили как союзники по этому вопросу, поэтому Украине грозила международная изоляция в том случае, если бы она отказалась подписать Будапештский меморандум. Казалось, что подписание этого документа позволит избежать изоляции, а также получить столь необходимую финансовую помощь. Первоначально складывалось впечатление, что Будапештский меморандум станет моментом общего триумфа и единства между Вашингтоном и Москвой. Как сказал тогда в беседе с Ельциным американский президент Билл Клинтон, обе страны совместно были заняты достойным делом. «Впервые с момента повышения значения национальных государств у нас появился шанс на то, чтобы вся Европа жила в мире». Клинтон также справедливо указал на то, что Украина является «опорным элементом» этих усилий. Однако рассекреченные недавно документы показывают, что этот триумф был неполным, — и Украина осознавала это в тот момент, но ничего не могла сделать. Как сказал один украинский дипломат в беседе со своими американскими коллегами прямо перед подписанием Будапештского меморандума, у его страны «нет иллюзий по поводу того, что русские будут выполнять подписанное соглашение». Киев понимал, что старый имперский центр не позволит Украине так легко уйти. Вместо этого правительство Украины просто надеялось «получить соглашения, которые позволят (Киеву) попросить помощи на международных форумах в том случае, если русские их нарушат». Еще одним знаком ухудшения ситуации стала неожиданная атака Ельцина на Клинтона в связи с планами Соединенных Штатов по расширению НАТО. По словам Ельцина, Клинтон хочет, чтобы мир перешел из ситуации холодной войны в ситуацию «холодного мира». Опубликованные недавно документы свидетельствуют о том, что этот упрек вызвал бурную реакцию в Вашингтоне как раз перед Рождеством 1994 года. Министр обороны Уильям Перри (William Perry) добивался встречи с президентом для того, чтобы предупредить его: раненая Москва нанесет ответный удар на расширение НАТО и пустит под откос переговоры о контроле над вооружениями между Соединенными Штатами и Россией. Однако все усилия Перри не дали никакого результата. Когда вывоз ядерного оружия с территории Украины возобновился после подписания Будапештского меморандума, Украина перестала быть важным приоритетом для Вашингтона. Тем временем противники программы «Партнерство ради мира», которые хотели как можно быстрее добиться расширения НАТО за счет включения нескольких отобранных государств и выступали против создания более свободного альянса безопасности от Атлантики до Тихого океана, получили дополнительную поддержку в результате победы на промежуточных выборах в ноябре 1994 года республиканцев, выступавших за расширение НАТО. Несмотря на усилия Перри, Клинтон ясно дал понять своему министру обороны, что Соединенные Штаты не будут осуществлять расширение НАТО в направлении Центральной и Восточной Европы. Таким образом, Украина все больше оказывалась в затруднительном и опасном положении, — с одной стороны, она находилась на границе с усеченной Российской империей, мечтающей вернуть утраченные позиции после недавнего унизительного поражения, а, с другой стороны, она находилась за пределами западного порядка, возникавшего в период после окончания холодной войны. У нее не было ни надежной якорной стоянки, на ясного пути в направлении двух основных и возникших в период после окончания холодной войны организаций в области безопасности, которыми стали НАТО, а не «Партнерство ради мира», а также Евросоюз. В результате Украина с большим трудом пыталась проводить процесс демократизации, а также бороться с коррупцией и со своими собственными демонами, поскольку оказалась в своего рода серой зоне, и эта ситуация стала своего рода приглашением для российского реваншизма. В конечном итоге борьба Украины имела последствия за пределами самой Украины, — на самом деле происходящее там отражалось на порядке, складывающемся после окончания холодной войны. Вашингтон, оказав помощь в денуклеаризации Украины, полагал, что теперь он, в основном, не должен будет заботиться об этой стране, поскольку считал ее независимость свершившимся фактом. Но на самом деле Москва никогда полностью не признавала независимость Украины, и частично это было связано с тем, что она считала Украину не только ключевым элементом своей бывшей империи, но также историческим и этническим центром современной России, неотделимым от тела государств в целом. Будапештский меморандум не был в состоянии навсегда сгладить этот разрыв. Если бы этот меморандум предоставил гарантии территориальной целостности, которых добивалась Украина, а не простые заверения, то Россия столкнулась бы со значительно более серьезными препятствиями в случае нарушения украинских границ, включая Крым и Донбасс (еще одной политической альтернативой могло стать укрепление программы «Партнерство ради мира», участником которого была Украина, а не её маргинализация и продвижение расширения НАТО за счет небольшого количества государств). Довольно быстро последствия подобной политики без указанной поддержки станут очевидными. Плохое предзнаменование Архаическое мышление Вашингтона вновь было полностью продемонстрировано в тот момент, когда бывший агент КГБ по имени Владимир Путин 31 декабря 1999 года неожиданно стал исполняющим обязанности президента России. В результате этой, судя по всему, секретной сделки (власть была обменена на защиту после отставки), Ельцин выступил с неожиданным телеобращением в канун Нового года и объявил о своей немедленной отставке и о передаче властных полномочий Путину. Стратегическая среда одним махом стала значительно менее податливой для продолжавшихся усилий Украины по укреплению своей независимости. В отличие от Ельцина Путин предпринял скоординированные усилия, направленные на восстановление российского влияния на постсоветском пространстве, — сначала с помощью политических и экономических средств, а затем и с помощью военной силы. Однако влиятельные западные политики продолжали верить в то, что Путин был приведен к власти для того, чтобы продолжить начатый Ельциным внутренний и внешний курс. Указанный изъян не стал сразу очевидным, поскольку Путин поначалу, судя по всему, был настроен на сотрудничество с Западом, особенно после теракта 11 сентября (2001 года). Однако Путин рассматривал это сотрудничество не как отражение общих интересов, а как уступку, в ответ на которую Москва должна была получить уступки от Запада. Но Вашингтон отказался сделать то, что ожидал Кремль в ответ на его поддержку вторжения Соединенных Штатов в Афганистан, — в частности, предоставить свободу действий на постсоветском пространстве. Вместо этого Соединенные Штаты продолжили поддерживать суверенитет постсоветских республик и отказались признать то, что Путин считал сохранившимся правом России доминировать на пространстве бывшей империи. Ситуация усугубилась после расширения на восток как НАТО, так и Евросоюза, и в тот момент, по сути, закончился кратковременный медовый месяц между Путиным и президентом Джорджем Бушем-младшим. В марте 2004 года НАТО приняла в свои ряды три прибалтийских государства — Эстонию, Литву и Латвию, — которые раньше были частью Советского Союза, а также еще четыре страны. Вступление в НАТО прибалтийских стран сигнализировало о том, что расширение НАТО не будет остановлено на границах бывшего Советского Союза. В мае 2004 года по тому же пути пошел Евросоюз, расширивший свои границы на востоке за счет целого ряда бывших советских республик и бывших союзников, включая прибалтийские государства, Чешскую Республику, Венгрию, Польшу, Словакию и Словению. Поскольку Путин, лидер империи, отрицающий ее закат, все еще считал значимыми советские границы, он воспринял эти шаги как серьезное оскорбление. Проведенные расширения высветили уязвимость Украины. Она осталась в числе немногочисленных функционирующих демократий за пределами восточных границ НАТО и Евросоюза, и поэтому Киев сразу же оказался в особо сложном положении между Востоком и Западом. Частично в ответ на это возникла так называемая «оранжевая революция», с помощью которой украинцы продемонстрировали свое стремление вступить в Евросоюз. Толпы людей заполнили улицы Киева в ноябре и декабре 2004 года после сомнительных президентских выборов и добились своего — были проведены по-настоящему свободные новые выборы. В результате победу на них одержал проевропейский кандидат Виктор Ющенко. Для Путина «оранжевая революция» оказалась двойным поражением. Мало того, что его кандидат проиграл (несмотря на то, что российский президент лично приехал на Украину для того, чтобы поучаствовать в кампании по его поддержке), но демократические протесты на Украине лишь углубили антироссийские настроения еще в двух странах, где тоже произошли «цветные революции», — в Грузии и в Киргизии. Путин был особенно чувствителен к народным движениям, которые могли привести к масштабным уличным демонстрациям (в качестве агента КГБ он работал в Восточной Германии в тот момент, когда подобного рода протесты пошатнули просоветское руководство в 1989 году). Поскольку он отказался признать, что Украина на самом деле вышла из зоны его влияния, он воспринял уличные демонстрации как неразрывную часть протестов против его власти внутри России. По его мнению, это было одно и то же, — то есть, это была прямая угроза для стабильности его личного режима. Однако администрация Буша пришла к выводу, что наступил момент для продолжения расширения НАТО и включения в нее Грузии и Украины. Выбор времени оказался ужасным, как это станет ясно потом. Соединенные Штаты упустили две предыдущие возможности для того, чтобы укрепить украинскую безопасность по более низкой цене: Вашингтон мог бы предоставить Киеву те гарантии, которые тот хотел получить на основе Будапештского меморандума в 1994 году, или он мог бы сделать более приоритетным проект «Партнерство ради мира», а на НАТО. Вместо этого администрация Буша настаивала на расширении НАТО как раз в тот момент, когда Россия с ее постимперской травмой была готова к применению силы. Администрация Соединенных Штатов хотела использовать саммит НАТО в Бухаресте в 2008 году для того, чтобы принять решение о начале процедуры вступления в Альянс Грузии и Украины. Однако после вмешательства в последние минуты со стороны влиятельных французских и немецких политиков саммит вместо этого просто объявил о том, что Грузия и Украина станут членами НАТО, — таким образом сделанное обещание было поддержано, однако двери самого Альянса оставались закрытыми. И все же ущерб был нанесен. Вскоре после этого Путин решил вторгнуться на территорию Грузии, тогда как истинное значение этих действий Запад в тот момент не смог понять. Эта агрессия не была единичным случаем, вызванным грузинской безрассудностью; скорее, она показала масштабы российской травмы, образовавшейся как в результате продолжавшегося развала империи, так и недовольства Соединенными Штатами и их политикой в этом регионе. Однако, отказываясь выходить за рамки своего архаического мышления, большинство представителей политического класса в Киеве были согласны со своими западными коллегами в том, что подобная судьба не грозит Украине, поскольку война между двумя крупнейшими постсоветскими государствами (как они полагали) стала, по сути, невозможной в мире, сложившемся после окончания холодной войны. С учетом исторических и культурных связей между двумя этими славянскими нациями мало кто в Киеве мог представить себе стреляющих друг в друга русских и украинцев. Российско-грузинская война рассматривалась в то время как просто неровность на дороге, ведущей к «перезагрузке» американо-российских отношений при новом российском президенте Дмитрии Медведеве. Отношения на короткий период улучшились, что сделало возможным подписание нового Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений, договора СНВ III, в 2010 году во время правления президента Барака Обамы. Однако это новое соглашение, как и Будапештский меморандум 1994 года, мало в чем изменило ситуацию в области безопасности для постсоветского пространства, хотя в целом и закрепило режим нераспространения. Возрождающаяся Россия В 2014 году, спустя 20 лет после подписания Будапештского меморандума, ситуация вновь привела к использованию силы, а произошло это в тот момент, когда Киев, потеряв надежду вступить в НАТО, попытался вместо этого укрепить свои отношения с Евросоюзом за счет подписания торгового соглашения. Эта новая попытка Украины подтвердить свою независимость в очередной раз вызвала гнев у Путина. Россия также пыталась сохранить свою сферу влияния на постсоветском пространстве за счет остановки расширения НАТО и Евросоюза на западной границе Украины. Путин успешно оказал давление на президента Украины, пророссийского политика Виктора Януковича, и тот решил отказаться от подписания предлагавшегося договора о торговой ассоциации, — но в результате он получил решительный отпор со стороны украинского народа: протесты на Майдане в конце 2013 года и в начале 2014 года. Возмущенный этими демонстрациями, Путин дал полный ход своим имперским инстинктам. В нарушении Будапештского меморандума российские регулярные и военизированные подразделения взяли под контроль Крымский полуостров. Путин открыто пытался реинтегрировать постсоветское пространство и образовать новый евразийский военный, политический и экономический альянс, который служил бы в качества баланса в отношениях с Евросоюзом и Китаем. Кроме того, Россия начала гибридную войну в Донбассе на востоке Украины. Цель Москвы состоит в том, чтобы сделать обязательной «федерализацию» Украины, когда каждая область будет сама решать вопросы внешней политики, поскольку это означало бы конец прозападных надежд Украины. Украина ответила всеми доступными средствами, в том числе с помощью добровольческих батальонов и собственных вооруженных сил, которые быстро были восстановлены после многих лет невнимательного к ним отношения. В результате Россия превратила гибридную войну в обычную войну и направила в район конфликта регулярные воинские подразделения. В этот момент, в сентябре 2014 года и в феврале 2015 года, в игру вступили европейские лидеры для разработки Минских соглашений, и таким образом появились, по крайней мере, определенные рамки для диалога. Однако вооруженная борьба продолжается, а ее жертвами уже стали 13 тысяч человек, в том числе солдаты, члены военизированных формирований, а также мирные люди. Миллионы людей стали беженцами, и примерно четыре миллиона человек находятся в настоящее время в сепаратистских республиках, которые поддерживаются Россией в военном и в политическом отношении, но с трудом выживают в экономическом плане. Добившись успеха в захвате территорий и дестабилизации Украины, Путин почувствовал себя смелее и стал пытаться расширить влияние в других местах. Его режим начал проецировать военную силу за пределы постсоветского пространства, на Ближний Восток, Африку и Латинскую Америку. Он также значительно усилил военные действий в киберпространстве, в основном в Соединенных Штатах в 2016 году, в год 25-го юбилея самого горького для Путина события, развала Советского Союза, и тогда Россия использовала социальные сети и другие онлайновые инструменты для вмешательства в американские президентские выборы. С учетом того, что Путин считает развал Советского Союза «величайшей геополитической катастрофой» ХХ века (несмотря на наличие многочисленных других претендентов на этот титул), не следовало ожидать от него организации парада по этому поводу. Вместо этого он решил отомстить бывшему госсекретарю США Хиллари Клинтон, номинированному кандидату от Демократической партии, которая, как он считал, была вдохновителем многочисленных протестов на постсоветском пространстве, используя для этого возможности Госдепартамента. Путин решил сделать это с помощью вмешательства в американские выборы в пользу ее оппонента, что имело фатальные последствия. Неверно понятые обиды старого имперского центра в очередной раз разрушили надежды на создания долговременного послевоенного порядка. Гноящаяся рана Вопросы о безопасности Украины и о её месте в новом международном порядке, которые остаются неразрешенными десятилетиями, в результате превратили эту страну в опасное поле сражения. Она стала тем пространством, где сталкиваются интересы великих держав, тогда как ни один конфликт пока не нашел разрешения. Она также стала тем местом, где деньги способны сделать внешние консультанты, рассказывающие своим местным клиентам о том, как лучше всего перехитрить их противников. Один американец особенно отличился в этом отношении — Пол Манафорт (Paul Manafort). Янукович стал президентом Украины в 2010 году в значительной мере благодаря руководству Манафортом его избирательной кампанией. Взамен Манафорт получил от Януковича больше, чем он вынужден был признать под давлением американских властей. Роковое решение Трампа о назначении Манаформа руководителем его собственной президентской кампании также навело Трампа и его советников на подводные камни Украины. Вскоре после этого началось то, что получило название «украинагейт», а произошло это после того, как сведения о незаконных выплатах Манафорту были «слиты» украинским газетам. Тесные связи Манафорта с Януковичем стали предметом расследования ФБР, что привело к его отставке как руководителя избирательного штаба Трампа. В 2018 году Манафорт предстал перед судом за уклонение от уплаты налогов и за мошенничество, и в результате два окружных суда приговорили его к тюремному заключению на 90 месяцев. Однако перед тем как оказаться за решеткой, Манафорт и его пророссийские украинские коллеги, судя по всему, вложили в голову Трампа представление о том, что коррумпированные украинские официальные лица пытаются расшатать его лично и его президентство. Вскоре президент США разработал свое собственное архаическое мышление относительно Украины. Несмотря на консенсус со стороны разведывательного сообщества, он решил верить не тому, что Россия вмешалась в выборы в его пользу, а тому, что Украина вмешалась в них на стороне Клинтон. Кроме того, он стал сторонником теории заговора, согласно которой бывший вице-президент США Джо Байден (Joe Biden), — сегодня он является одним из кандидатов в президенты, — помог уволить коррумпированного украинского генерального прокурора не для того (как это было на самом деле), чтобы проводить американскую антикоррупционную политику, а для того, чтобы защитить своего сына Хантера Байдена (Hunter Biden). Хантер вошел в состав совета директоров фирмы «Бурисма» (Burisma), крупнейшей газодобывающей компании, в отношении которой в тот момент проводилось расследование по поводу отмывания денег. Практическим результатом архаического мышления Трампа стала приостановка американской военной помощи, что не могло не понравиться Москве, и что нанесло еще больше ущерба репутации Соединенных Штатов в этом регионе. Путин, по сути, включил Трампа в свои усилия по «воссоединению исконных земель», направленные против Украины. Сегодня заблуждения Трампа угрожают подорвать и без того шаткую веру американских избирателей в американскую демократическую систему — а также уже разрушающуюся веру остального мира в возглавляемый Соединенными Штатами порядок, который должен был, по идее, принести десятилетия мира и процветания после окончания холодной войны. Прежние процессы импичмента в Соединенных Штатах были сфокусированы либо на аморальном поведении или на незаконной внутренней политической деятельности, однако проходящий сегодня процесс импичмента сконцентрирован на неправомерном использовании президентом американского влияния за границей. Имперские амбиции Москвы, которые, как предполагалось, должны были исчезнуть несколько десятилетий назад, сегодня расшатали саму американскую демократию, — Путин реализует их через информационную сеть, которая идет из Кремля через Украину и ведёт в Белый дом. Между тем вопрос об украинской безопасности продолжает оставаться открытым. Последние десятилетия позволили сделать ясный вывод: пока статус Украины не решен и не находится в безопасности, последствия этой ситуации будут ощущаться за пределами ее границ. Вашингтон считал, что он сможет обеспечить Украине контроль над её собственной судьбой без больших усилий и с низкими затратами. Реальность показывает, что этого не случилось. Еще хуже то, что лучшие средства укрепления безопасности Украины можно теперь наблюдать лишь в зеркале заднего вида. Расширение НАТО и включение в альянс Украины скорее всего приведет к еще большему, а не меньшему, конфликту с Россией. В настоящее время лучшим вариантом для Вашингтона является укрепление двусторонних политических связей и связей в области безопасности с Украиной, а также тесное сотрудничество с европейскими союзниками для укрепления способности Украины защищать свою независимость. И хотя он вряд ли это сделает, Трамп должен прекратить играть в игры с помощью, которую обещал Украине; он должен сделать приоритетным оказание помощи в области безопасности, а также дипломатическую поддержку по актуальным вопросам. Но прежде всего Вашингтон обязан защитить процесс импичмента от российского вмешательства, а также избавиться от иллюзий относительно того, что он в состоянии обеспечивать стабильный политический порядок как внутри Америки, так и за рубежом без успешного преодоления подводных камней Украины. Серге́й Пло́хий — советско-канадско-американский историк, специалист по истории Восточной Европы. Профессор украинской истории в Гарвардском университете. Мэри Элиз Саротт — доцент Центра европейских исследований Гарвардского университета и член Совета по международным отношениям в Нью-Йорке. Загрузка...
Загрузка...
