0
На кризис в мировом порядке указывают многочисленные признаки. Нескоординированная международная реакция на пандемию COVID-19, вызванные этим кризисные явления в экономике, возрождение националистической политики и укрепление государственных границ — все это, судя по всему, предвещает появление в меньшей степени готовой к взаимодействию и более хрупкой международной системы. По мнению многих наблюдателей, эти события подчеркивают опасность политики президента США Дональда Трампа, основанной на принципе «Америка — прежде всего», и его отказа от глобального лидерства. Еще до пандемии Трамп постоянно высказывался критически в отношении значения и актуальности альянсов и институтов, таких как НАТО, поддерживал распад Европейского Союза, выходил из множества международных соглашений и организаций и потворствовал автократам, таким как президент России Владимир Путин и северокорейский лидер Ким Чен Ын. Он подвергает сомнению обоснованность того, что в центре внешней политики должны находиться такие либеральные ценности, как демократия и права человека. То, что Трамп явно отдает предпочтение основанной на антагонизме меркантильно-деловой политике, служит очередным доказательством того, что США отказываются от своей приверженности содействовать установлению либерального международного порядка. Некоторые аналитики полагают, что США пока еще могут изменить ситуацию, вновь взяв на вооружение стратегии, с помощью которых они, начиная с конца Второй мировой войны и заканчивая периодом после холодной войны, создавали и поддерживали эффективный международный порядок. Если бы США после Трампа смогли вновь взять на себя ответственность ведущей мировой державы, то эта эпоха — включая пандемию, которая станет ее характерной чертой — могла бы стать не шагом на пути к постоянному хаосу, а лишь временным отклонением. Как бы там ни было, предсказания об утрате Америкой своего превосходства и изменении международного порядка звучат уже давно — и всякий раз они ошибочны. В середине 1980-х годов многие аналитики считали, что лидерству Америки приходит конец. Бреттон-Вудская система рухнула в 1970-х годах, США столкнулись с растущей конкуренцией со стороны европейских и восточноазиатских экономик, особенно Западной Германии и Японии, а Советский Союз казался неизменной характерной чертой мировой политики. Однако к концу 1991 года Советский Союз формально распался, Япония вступала в свое «потерянное десятилетие» экономической стагнации, и для реализации дорогостоящей задачи интеграции потребовалось воссоединение Германии. США пережили десятилетие бурного развития технологических инноваций и неожиданно стремительного экономического роста. В результате наступило то, что многие называли «однополярным моментом» американской гегемонии. Но на этот раз все иначе. Те самые силы, которым раньше обеспечивали устойчивость гегемонии США, сегодня способствуют ее ослаблению. Условия для создания после холодной войны мирового порядка во главе с США возникли благодаря трем обстоятельствам. Во-первых, после краха коммунизма в мире больше не осталось ни одной серьезной идеологии, противопоставляемой идеологии, которую проповедовали США. Во-вторых, с распадом Советского Союза и сопутствующей ему инфраструктуры институтов и партнерств у более слабых государств не было серьезных альтернатив Соединенным Штатам и их западным союзникам в вопросе оказания военной, экономической и политической поддержки. И в-третьих, международные активисты и движения распространяли либеральные ценности и нормы, которые укрепляли либеральный порядок. Сегодня такое же развитие событий, те же самые движущие силы обернулась против США: после замкнутого круга благоприятных событий, которые когда-то способствовали укреплению мощи США, начался порочный круг событий, которые ее подрывают. С ростом влияния таких великих держав, как Китай и Россия, с возглавляемой США либеральной международной системой конкурируют автократические и нелиберальные проекты. У развивающихся (и даже многих развитых) стран уже нет необходимости зависеть от щедрости и поддержки Запада, они теперь могут выбирать себе альтернативных «покровителей». И нелиберальные, зачастую правые транснациональные сети выступают против норм и благочестия либерального международного порядка, который когда-то казался таким непоколебимым. Короче говоря, глобальное лидерство США не просто ослабевает, оно терпит крах. И этот процесс снижения влияния является не цикличным, а постоянным. Уходящее «однополярное превосходство» Разговор об упадке и постоянном снижении влияния может показаться странным, если учесть, что США тратят на свои вооруженные силы больше, чем стоящие за ними в списке семь стран вместе взятые, и обеспечивают сеть военных баз за рубежом, не имеющую себе равных. Военная мощь сыграла важную роль в создании и сохранении превосходства США в 1990-х и в начале нынешнего столетия. Дать всей международной системе твердые гарантии безопасности никакая другая страна не могла. Но военное превосходство США было достигнуто не столько благодаря оборонным расходам (в реальном выражении военные расходы США в 1990-е годы сократились и выросли лишь после терактов 11 сентября), сколько благодаря ряду других факторов. Речь идет об исчезновении Советского Союза как конкурента, растущем технологическом преимуществе американских вооруженных сил и готовности большинства мировых держав второго уровня прибегать к помощи к США и находиться в зависимости от них, а не наращивать свои собственные вооруженные силы. Если выход США на политическую арену в качестве державы, возглавляющей однополярный мир, стал возможен главным образом в результате распада Советского Союза, то сохранение этой однополярности в течение последующего десятилетия было обусловлено тем, что азиатские и европейские союзники были согласны поддержать гегемонию США. Разговоры о так называемом «однополярном превосходстве»,, обусловленном системой однополярного мира, не позволяют понять и рассмотреть важнейшие черты мировой политики, которые легли в основу превосходства США. Распад Советского Союза окончательно поставил крест на единственном проекте международного порядка, который мог конкурировать с капитализмом. Марксизм-ленинизм (и другие учения, возникшие на его основе) как источник идеологической конкуренции в основном исчез. Связанная с ним транснациональная инфраструктура (институты, методы, практические подходы и сети, включая Варшавский договор, Совет Экономической Взаимопомощи и сам Советский Союз) — все это рухнуло. Без поддержки Советского Союза большинство стран, связанных с Москвой, повстанческих группировок и политических движений решили, что лучше либо капитулировать, либо встать на сторону США. К середине 1990-х годов существовала лишь одна доминирующая структура международных норм и правил: либеральная международная система альянсов и институтов с центром в Вашингтоне. США и их союзники, которых коротко называют «Западом», в период однополярности вместе пользовались фактической монополией на право быть «покровителем». За некоторыми небольшими исключениями, они являлись единственным значимым источником безопасности, экономических благ, политической поддержки и легитимности. Развивающиеся страны больше не могли оказывать давление на Вашингтон, угрожая обратиться к Москве или указывая на опасность коммунистического переворота, чтобы оградить себя от необходимости проводить внутренние реформы. Сфера распространения власти и влияния Запада была настолько безгранична, что многие политики уверовали в вечный триумф либерализма. Большинство правительств не видели реальной альтернативы. Не имея других источников поддержки, страны были более склонны придерживаться условий, не которых Запад оказывал им помощь. Автократы подвергались жесткой международной критике, а контролируемые Западом международные организации выдвигали им жесткие требования. Да, демократические державы по стратегическим и экономическим соображениям продолжали защищать от таких требований некоторые автократические государства (например, богатую нефтью Саудовскую Аравию). А ведущие демократические страны, в том числе США, сами нарушали международные нормы, касающиеся прав человека, гражданских и политических прав, особенно резко это проявлялось в форме пыток и «чрезвычайной выдачи» заключенных (в страны, где им грозили пытки и казнь) во время так называемой войны с терроризмом. Но даже эти исключительные случаи лицемерия укрепили гегемонию либерального международного порядка, поскольку они вызвали повсеместное осуждение, которое служило подтверждением либеральных принципов, и поскольку американские власти по-прежнему заявляли о приверженности либеральным нормам. При этом растущее число транснациональных сетей — часто называемых «международным гражданским обществом» — способствовало формированию архитектуры международного порядка после окончания холодной войны. Эти организации и отдельные деятели были рядовыми исполнителями, проводившими в жизнь американскую гегемонию, распространяя повсеместно либеральные нормы и порядки. В посткоммунистическом мире крах стран с плановой экономикой породил «волну западной помощи» — толпы западных консультантов, подрядных организаций и контрагентов бросились помогать в проведении рыночных реформ. Иногда это приводило к катастрофическим последствиям, как, например, в России и на Украине, где в результате проведенной при поддержке Запада шоковой терапии произошло обнищание десятков миллионов людей, и при этом возник класс богатых олигархов, которые превратили бывшие государственные активы в личные империи. Международные финансовые институты, государственные регуляторы, центральные банки и экономисты добивались консенсуса элит в пользу свободной торговли и движения капитала через границы. Организации гражданского общества также стремились ориентировать посткоммунистические и развивающиеся страны на западные модели либеральной демократии. Группы западных экспертов консультировали правительства по вопросам разработки новых конституций, правовых реформ и многопартийных систем. Международные наблюдатели, в основном из западных демократических стран, следили за выборами в отдаленных странах. Неправительственные организации (НПО), выступающие за расширение прав человека, гендерное равенство и охрану окружающей среды, заключили союзы с благожелательно настроенными по отношению к ним государствами и средствами массовой информации. В рамках сотрудничества международных активистов, научных сообществ и общественных движений был разработан всеобъемлющий либеральный проект экономической и политической интеграции. В 1990-е годы эти силы помогали создавать иллюзию незыблемого либерального порядка, опирающегося на прочную глобальную гегемонию США. Сегодня эта иллюзия полностью разрушена. Возвращение великой державы Сегодня другие великие державы — зачастую автократические — предлагают альтернативные концепции международного порядка, которые привлекают многих лидеров более слабых государств. У Запада больше нет монополии «покровителя». Новые региональные организации и нелиберальные транснациональные сети оспаривают влияние США. В основе многих из этих обстоятельств лежат многолетние перемены в мировой экономике, в частности подъем и рост влияния Китая. Эти перемены привели к изменению геополитического ландшафта. В апреле 1997 года председатель КНР Цзян Цзэминь и президент России Борис Ельцин обязались «содействовать многополярности мира и установлению нового международного порядка». В течение многих лет многие западные ученые и политики преуменьшали или отвергали такие проблемы, как излишне оптимистичная риторика — попытки выдавать желаемое за действительное. Они утверждали, что Пекин по-прежнему привержен принципам и нормам международного порядка во главе с США, отмечая, что Китай продолжает пользоваться преимуществами существующей системы. Несмотря на то, что в первом десятилетии нынешнего столетия Россия все более решительно осуждала США и призывала к многополярному миру, наблюдатели не думали, что Москва сможет заручиться поддержкой каких-нибудь значительных союзников. Аналитики на Западе больше всего сомневались в том, что Пекин и Москва смогут преодолеть существовавшие десятилетиями недоверие и соперничество, чтобы вместе противодействовать попыткам США поддерживать и непосредственно влиять на международный порядок. В 1990-е годы, когда превосходство США достигло наивысшей точки, такой скептицизм был понятен и был оправданным даже на протяжении большей части следующего десятилетия. Но эти заявления 1997 года теперь выглядят как план действий Пекина и Москвы, которые последние 20 лет пытаются перестроить международную политику. Китай и Россия теперь прямо оспаривают либеральные аспекты международного порядка, используя институты и форумы, существующие при этом порядке. При этом они создают альтернативный порядок с помощью новых институтов и органов, в которых они обладают большим влиянием и могут приуменьшать значение прав человека и гражданских свобод. Например, в ООН обе страны регулярно консультируются по вопросам голосования и выдвижения инициатив. Будучи постоянными членами Совета Безопасности ООН, они координируют свою оппозиционную деятельность, критикуя вмешательство западных стран и их призывы к смене режима. Они наложили вето на инициированные Западом предложения по Сирии и попытки ввести санкции в отношении Венесуэлы и Йемена. В Генеральной Ассамблее ООН в период с 2006 по 2018 годы Китай и Россия голосовали одинаково в 86% случаев — чаще, чем в период с 1991 по 2005 годы, когда они проявляли единодушие при голосовании в 78% случаев. В отличие от этого, за все время с 2005 года Китай и США голосовали одинаково только в 21% случаев. Пекин и Москва также возглавили инициативы ООН по продвижению новых норм, особенно в сфере киберпространства, которые ставят национальный суверенитет выше прав личности, ограничивают принцип ответственности за защиту и ограничивают действие инициируемых Западом резолюций по правам человека. Китай и Россия были и на переднем крае создания новых международных институтов и региональных форумов, в которых участие США и Запада не предусмотрено в более широком плане. Пожалуй, наиболее известным из них является группа БРИКС, в которую входят Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка. С 2006 года группа представляет собой динамичную площадку для обсуждения вопросов международного порядка и глобального лидерства, включая создание альтернатив контролируемым Западом институтам в таких областях, как управление интернетом, международные платежные системы и помощь в целях развития. В 2016 году страны БРИКС создали новый банк развития, предназначенный для финансирования инфраструктурных проектов в развивающихся странах. Кроме того, по инициативе Китая и России создается множеств новых региональных организаций безопасности, среди которых — Совещание по взаимодействию и мерам укрепления доверия в Азии (СВМДА), Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и Четырехсторонний механизм по сотрудничеству и координации. По инициативе Пекина и Москвы были созданы экономические институты, включая управляемый Китаем Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) и поддерживаемый Россией Евразийский экономический союз (ЕАЭС). В 2001 году по инициативе обеих стран была основана Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), которая занимается вопросами укрепления безопасности, содействует сотрудничеству между спецслужбами и раз в два года поводит военные учения. В 2017 году в ее состав в качестве полноправных членов вошли Индия и Пакистан. Конечным результатом является появление параллельных структур глобального управления, в которых доминируют авторитарные государства и которые соперничают со старыми, более либеральными структурами. Критики зачастую отказываются принимать всерьез БРИКС, ЕАЭС и ШОС, считая их «переговорными площадками», на которых государства-члены почти ничего не делают для реального решения проблем или осуществления иного конструктивного сотрудничества. Но большинство других международных институтов от них ничем не отличаются. Даже когда они оказываются неспособными решать коллективные проблемы, региональные организации дают своим членам возможность защищать общие ценности и повышать авторитет держав, созывающих эти форумы. Они устанавливают более тесные дипломатические связи между своими членами, что, в свою очередь, способствует созданию этими странами военных и политических коалиций. Короче говоря, эти организации составляют важнейшую часть инфраструктуры международного порядка, инфраструктуры, в которой после окончания холодной войны доминировали западные демократии. Более того, эти многочисленные новые организации, не предусматривающие участия западных стран, внедрили транснациональные механизмы управления в такие регионы, как Центральная Азия, которые прежде были оторваны от многих институтов глобального управления. С 2001 года членами ШОС, возглавляемой Россией ОДКБ, ЕАЭС, АБИИ и китайского проекта инфраструктурных инвестиций, известному как инициатива «Один пояс — один путь», стало большинство государств Центральной Азии. Китай и Россия сегодня выходят в те регионы, где традиционно доминируют США и их союзники; например, Китай созывает группу 17+1 с государствами Центральной и Восточной Европы, а в Латинской Америке — форум Китай- CELAC (сообщество стран Латинской Америки и Карибского бассейна). Эти группы обеспечивают государствам этих регионов новые возможности для развития партнерских отношений и финансирования, одновременно «проверяя на прочность» сплоченность традиционных западных блоков. Всего за несколько дней до расширения состава группы 16+1 в апреле 2020 года, когда к ней присоединилась Греция, являющаяся членом ЕС, Европейская комиссия решила назвать Китай «системным противником» из опасений, что соглашения, заключенные в Европе в рамках инициативы «Один пояс — один путь», подрывают нормы и правила ЕС. Судя по всему, Пекин и Москва успешно ведут дела в рамках своего удобного конъюнктурного альянса, вопреки прогнозам, согласно которым они не смогут терпимо относиться к международным проектам друг друга. Это происходит даже в тех областях, где из-за противоположных интересов между двумя странами могла бы возникнуть серьезная напряженность. Россия в своих заявлениях поддерживает китайский проект «Один пояс — один путь», несмотря на попытки Китая внедриться на территорию Центральной Азии, которую Москва по-прежнему считает своей «вотчиной». Что интересно, с 2017 года риторика Кремля изменилась от разговоров о четко разграниченной российской «сфере влияния» в Евразии к расширению этой сферы до масштабов «Большой Евразии», в которой китайские инвестиции и интеграция будут дополнены действиями России, стремящейся не допустить распространение западного влияния. Москва следовала аналогичной схеме, когда в 2015 году Пекин впервые предложил создать АБИИ. Министерство финансов России сначала отказалось финансировать банк, но поняв, в какую сторону дует ветер, Кремль изменил курс, и в конце года Россия стала акционером банка. Китай также продемонстрировал готовность учитывать интересы и уязвимости России. Китай присоединился к другим странам БРИКС, воздержавшись от осуждения России за аннею Крыма в 2014 году, хотя это явно противоречило исторически сложившемуся неприятию Китаем сепаратизма и нарушения территориальной целостности. Кроме того, из-за торговой войны администрации Трампа с Китаем у Пекина появились дополнительные стимулы для поддержки России, которая разрабатывает альтернативы международной платежной системе SWIFT, контролируемой Западом, и торговле, в которой цены номинируются в долларах, чтобы уменьшить масштабы влияния санкций, вводимых США. Конец монополии «покровителя» Китай и Россия — не единственные государства, стремящиеся сделать мировую политику более благосклонной к недемократическим режимам и менее поддающейся гегемонии США. Уже в 2007 году предоставление кредитов «новыми или нетрадиционными донорами», такими как богатая в то время нефтью Венесуэла, создало возможность того, что такая помощь, оказываемая без каких-либо условий, может сорвать реализацию западных программ помощи, разработанных в качестве стимула для правительств в проведении либеральных реформ. С тех пор китайские государственные кредитные организации, такие как Китайский банк развития, открыли значительные кредитные линии в Африке и развивающихся странах. После финансового кризиса 2008 года Китай стал важным источником займов и экстренного финансирования для стран, которые не могли получить доступ к западным финансовым институтам или были исключены из них. Во время финансового кризиса Китай для заключения сделок в сфере энергетики предоставил странам Латинской Америки (Бразилии, Эквадору и Венесуэле), а также евроазиатским странам (Казахстану, России и Туркменистану) займы на сумму более 75 миллиардов долларов. Китай — не единственный альтернативный «покровитель» более слабых стран. После «арабской весны» страны Персидского залива, такие как Катар, предоставили займы Египту, благодаря чему Каиру не пришлось обращаться в Международный валютный фонд в столь неспокойное время. Но Китай в этом отношении, безусловно, является самой амбициозной страной. Анализ, проведенный исследовательской лабораторией «ЭйдДейта» (AidData), показал, что общий объем помощи, оказанной Китаем зарубежным странам в период с 2000 по 2014 годы, достиг 354 миллиардов долларов, приблизившись к общему объему помощи в размере 395 миллиардов долларов, оказанной Соединенными Штатами. С тех пор Китай обогнал США по объемам кредитов, предоставляемых ежегодно. Более того, финансовая помощь, предоставляемая Китаем, подрывает усилия Запада по распространению либеральных норм. По данным некоторых исследований, при том, что предоставляемое Китаем финансирование стимулируют развитие во многих странах, оно способствует дальнейшему распространению вопиющей коррупции и формирует склонность оказывать покровительство режиму. В странах, переживших войну, таких как Непал, Шри-Ланка, Судан и Южный Судан, средства, предоставленные Китаем на развитие и восстановление, оказались в руках победивших правительств. Это оградило их от давления со стороны зарубежных стран, требовавших, чтобы они уладили разногласия со своими внутренними противниками и выбрали более либеральные модели примирения и урегулирования разногласий. Конец монополии Запада на право быть «покровителем» привел к одновременному росту влияния ярых националистов-популистов даже в тех странах, которые в вопросах экономики и безопасности прочно закрепились в орбите США. Лидеры подобные премьер-министру Венгрии Виктору Орбану, президенту Турции Реджепу Тайипу Эрдогану и президенту Филиппин Родриго Дутерте изображают из себя защитников внутреннего суверенитета от «пагубного влияния» либерализма. Они не признают опасений Запада по поводу отступления демократии в их странах и подчеркивают растущее значение своих отношений с Китаем и Россией в сфере экономики и безопасности. Что касается Филиппин, то Дутерте недавно расторг заключенный 20-лет назад военный договор с США после того, как Вашингтон отменил визу бывшего начальника полиции страны, обвиняемого в нарушении прав человека в ходе кровавой и неоднозначной борьбы Филиппин с распространением наркотиков. Разумеется, некоторые из этих специфических угроз американскому лидерству будут усиливаться и ослабевать, поскольку они проистекают из меняющихся политических обстоятельств, характера и настроений отдельных лидеров. Но увеличение числа «вариантов выхода» (альтернативных покровителей, институтов и политических моделей) теперь, похоже, стало постоянной характерной чертой международной политики. У правительств гораздо больше возможностей для маневра. Даже когда государства не меняют покровителей, возможность того, что они могли бы это сделать, дает им больше рычагов влияния. В результате у Китая и России есть широкие возможности противостоять гегемонии США и строить альтернативные международные порядки. Центробежные силы Еще одно важное изменение ситуации знаменует собой выход из «однополярного момента», возникшего после окончания холодной войны. Транснациональные сети гражданского общества, построившие либеральный международный порядок, больше не обладают прежней властью и влиянием. Теперь у них появились антилиберальные конкуренты, которые ведут с ними борьбу во многих областях, включая гендерные права, мультикультурализм и принципы либерально-демократического правления. Некоторые из этих центробежных сил возникли в самих Соединенных Штатах и странах Западной Европы. Например, американская лоббистская организация «Национальная стрелковая ассоциация» (НСА) действовала на международном уровне и добилась успеха — ее стараниями в Бразилии (где НСА вступила в альянс с местными правыми политическими движениями) на проходившем в 2005 году референдуме по вопросу о запрете на владение огнестрельным оружием, большинство голосовавших выступили против такого запрета. А более 10 лет спустя бразильский политический смутьян и подстрекатель Жаир Болсонару приобщился к этой же сети, в расчете на то, что это поможет его выдвижению на пост президента. Всемирный конгресс семей, первоначально основанный христианскими организациями США в 1997 году, теперь является транснациональной сетью, поддерживаемой евразийскими олигархами, которая привлекает к работе видных социально-консервативных политиков из десятков стран для формирования международной оппозиции ЛГБТК-сообществу и борцам за репродуктивные права.
Автократические режимы находят способы ограничения (или даже исключения) влияния либеральных транснациональных правозащитных сетей и ориентированных на реформы НПО. Ключевую роль в этом процессе сыграли так называемые цветные революции на постсоветском пространстве в первом десятилетии нынешнего столетия и «арабская весна» 2010-2011 годов на Ближнем Востоке. Они встревожили авторитарные и нелиберальные правительства, которые все чаще воспринимают защиту прав человека и укрепление демократии как угрозу своему выживанию. В ответ такие режимы ограничили влияние НПО, имеющих связи за рубежом. Они ввели жесткие ограничения на получение финансирования из-за рубежа, запретили различную политическую деятельность и объявили некоторых активистов «иностранными агентами». Некоторые правительства теперь финансируют свои собственные НПО как для подавления требований либерализации внутри страны, так и для борьбы с либеральным порядком за рубежом. Например, в ответ на поддержку Западом молодых активистов во время «цветных революций» Кремль создал молодежную организацию «Наши» для мобилизации молодежи в поддержку государства. Китайское общество Красного Креста, старейшая неправительственная организация, созданная властями Китая, в рамках тщательно организованной пропагандистской кампании в разгар пандемии коронавируса поставляла в европейские страны товары медицинского назначения. Кроме того, для срыва мобилизации антиправительственных и правозащитных сил эти режимы используют цифровые платформы и социальные сети. Россия использовала такие инструменты и за рубежом при проведении своих пропагандистских операций и при вмешательстве в выборы в демократических государствах. Ускорению антилиберального поворота на Западе способствовали два фактора: «великая рецессия» 2008 года и кризис в Европе, вызванный наплывом беженцев в 2015 году. За последнее десятилетие антилиберальные сети — в целом (но не только) правого толка — пытаются разрушить консенсус, достигнутый на Западе. Некоторые группы и деятели ставят под сомнение целесообразность дальнейшего членства в основных институтах либерального порядка, таких как Европейский Союз и НАТО. Многие правые движения на Западе получают как финансовую, так и моральную помощь от Москвы, которая поддерживает операции с «темными деньгами». Тем самым она продвигает узкие олигархические интересы в США и крайне правые политические партии в Европе в надежде ослабить демократические правительства, а также установить и наладить тесные отношения с будущими союзниками. Сегодня в Италии самой популярной партией является партия «Лига», выступающая против мигрантов, несмотря на разоблачения ее попыток получить незаконную финансовую поддержку от Москвы. Во Франции политическая партия «Национальное объединение» (до 1 июня 2018 года «Национальный фронт» — прим. перев.), которую раньше также поддерживала Россия, по-прежнему является влиятельной силой во внутренней политике. Эти факторы способствуют ускорению ослабления влияния гегемонистских держав подобно движениям «против существовавшего порядка» в прошлом. Транснациональные сети играли решающую роль как в отстаивании существовавших ранее международных порядков, так и в борьбе с ними. Например, протестантские сети помогли разрушить власть в Испании по окончании средневековья в Европе, в частности, поддержав Нидерландскую революцию в XVI веке. Либеральные и республиканские движения, особенно в привязке к революциям, происходившим по всей Европе в 1848 году, сыграли свою роль в подрыве Священного союза — так называемого «Европейского концерта», который пытался управлять международным порядком на континенте в первой половине XIX века. Рост влияния фашистских и коммунистических транснациональных сетей способствовал началу глобальной борьбы за власть во время Второй мировой войны. Движения против существовавшего порядка добились политической власти в таких странах, как Германия, Италия и Япония, в результате чего эти страны вышли из структур, существовавших в условиях международного порядка, или пытались подвергнуть их резкой критике. Но даже менее успешные движения против существующего порядка все равно могут ослабить сплоченность гегемонистских держав и их союзников. Не каждое антилиберальное или правое движение, выступающее против международного порядка, возглавляемого США, стремится бросить вызов американскому лидерству или обращается к России как к образцу жесткого культурного консерватизма. Однако такие движения способствуют политической поляризации в промышленно развитых демократических странах и ослабляют поддержку, оказываемую институтам существующего международного порядка. Одно из них даже захватило Белый дом — речь идет о трампизме, который лучше всего воспринимать как движение «транснациональным охватом» против существующего международного порядка и за уничтожение альянсов и партнерств, имеющих принципиальное значение для существования гегемонии США. Сохранение американской системы Борьба между великими державами, конец монополии Запада на «покровительство» и появление движений, выступающих против либеральной международной системы — все это изменило международный порядок, который после окончания холодной войны возглавлял Вашингтон. Похоже, что пандемия коронавируса COVID-19 во многих отношениях еще больше ускоряет «закат» гегемонии США. Китай усилил свое влияние во Всемирной организации здравоохранения и других международных институтах после того, как администрация Трампа попыталась лишить ВОЗ финансирования и сделать ее козлом отпущения. Пекин и Москва изображают из себя поставщиков товаров первой необходимости, предназначенных для экстренных случаев, и товаров медицинского назначения, в том числе в европейские страны, такие как Италия, Сербия и Испания, и даже в США. Нелиберальные правительства во всем мире используют пандемию как прикрытие для ограничения свобод СМИ и подавления политической оппозиции и гражданского общества. Хотя США по-прежнему пользуются военным превосходством, эта составляющая американского господства не особенно подходит для борьбы с этим глобальным кризисом и его последствиями. Допустим, что ядро американской гегемонистской системы, состоящее в основном из давних азиатских и европейских союзников и опирающееся на нормы и институты, созданные во время холодной войны, останется прочным. Допустим также, что, как предполагают многие поборники либерального порядка, США и Европейский союз смогут использовать свою объединенную экономическую и военную мощь в своих интересах. Даже этих случаях факт остается фактом: Вашингтону придется привыкать к меняющемуся международному порядку. К порядку, который вызывает все больше споров и становится более сложным. Исправить сложившуюся ситуацию не так просто. Никакие военные расходы не могут обратить вспять процессы, ведущие к развалу американской гегемонии. Даже если Джо Байден, предполагаемый кандидат от Демократической партии, победит Трампа на президентских выборах, которые состоятся в конце этого года, или если Республиканская партия откажется от трампизма, ослабление и разрушение гегемонии будет продолжаться. Главное теперь то, каковы будут масштабы ослабления и распада гегемонии. Откажутся ли основные союзники от системы, предполагающей гегемонию США? Как долго и в какой степени США смогут сохранять свое валютно-финансовое господство? Чтобы добиться наиболее благоприятных результатов, необходимо будет полностью отказаться от трампизма в США и быть готовыми восстанавливать основные либерально-демократические институты. Для этого потребуется создать на национальном и на международном уровне альянсы между правоцентристскими, левоцентристскими и прогрессивными политическими партиями и сетями. Американские политики могут готовиться к мироустройству после завершения глобальной гегемонии. Если они помогут сохранить ядро американской системы, американские власти смогут добиться того, чтобы США не оказались в числе проигравших стороне в борьбе за то, каким будет новый международный порядок, а возглавили самую сильную военную и экономическую коалицию в мире с многочисленными центрами власти. С этой целью США должны активизировать деятельность подвергаемого резкой критике и испытывающего нехватку специалистов Госдепартамента, восстанавливая и более эффективно используя его дипломатические ресурсы. Разумное государственное управление позволит великой державе ориентироваться в мире, характер которого будут определять конфликтующие интересы и меняющиеся альянсы. Соединенным Штатам не хватает ни воли, ни ресурсов, чтобы последовательно предлагать Китаю и другим развивающимся странам больше денег за лояльность их правительств. Невозможно будет вызвать у некоторых стран интерес к американской концепции международного порядка и добиться их готовности следовать этой концепции. Многие из этих правительств теперь считают возглавляемый США международный порядок угрозой их независимости, а то и дальнейшему существованию. И некоторые правительства, которые по-прежнему положительно относятся к либеральному международному порядку во главе с США, теперь борются с выступающими против него популистскими и другими антилиберальными движениями.
Даже на пике «однополярного момента» Вашингтон не всегда добивался своего. И теперь для того, чтобы американская политическая и экономическая модель сохранила значительную привлекательность, США должны сначала навести порядок в своем собственном доме. Китай в процессе создания альтернативной системы столкнется со своими препятствиями. Пекин может раздражать партнеров и клиентов своей тактикой давления и своими непрозрачными — и зачастую коррумпированными — сделками. Активизировав свою деятельность, внешнеполитическое ведомство США должно быть в состоянии оказывать существенное влияние на международный порядок даже в отсутствие глобальной гегемонии. Но чтобы добиться успеха, Вашингтон должен признать, что мир больше не похож на исторически аномальную эпоху 1990-х годов и первого десятилетия XXI века. Время могущества в однополярном мире прошло и уже не вернется. Александр Кули — профессор политологии Барнард-колледжа и директор Института Гарримана Колумбийского университета. Дэниел Нексон — адъюнкт-профессор кафедры государственного управления и Школы дипломатической службы имени Эдмунда А. Уолша Джорджтаунского университета. Загрузка...
Загрузка...
