0
Санкции — эффективное политическое оружие? Или скорее символическая мера, не дающая никаких или почти никаких результатов? Когда мы называем это явление «оружием», мы вспоминаем слова Клаузевица. Он говорил о войне как о продолжении политики другими методами. Но экономические санкции — не то же самое, что война. Скорее еще одна — возможно, последняя — попытка удержать конфликт в рамках политики, чтобы войны как раз избежать. Диктатуры гораздо чаще подвергаются санкциям, чем сами их вводят. Санкционное оружие больше подходит демократиям, которые обычно богаче и миролюбивее. Это связано с самой сутью демократии, которая хорошо разбирается в нюансах и различных оттенках серого и с большой неохотой и колебаниями делает нечто абсолютное и непоправимое. Кроме того, демократия предпочитает всегда иметь пути отступления и «план Б». У диктатуры же нюансы не в почете, она прямолинейна и считается лишь с решительными действиями. Нечто косвенное и «неопределенное», такое как санкции, она часто интерпретирует как слабость и нерешительность демократии. Они не заслуживают того, чтобы их воспринимали всерьез. Это касается также обязательств и предостережений со стороны демократий. Гитлер был глубоко убежден, что Англия и Франция, несмотря на заявления об обратном, никогда не начнут войну из-за Польши. «Умирать за Гданьск?» Полностью исключено. Он ошибался. А Сталин был глубоко убежден, что Гитлер не нападет на Советский Союз. Еще одна фатальная ошибка. Это показало, что Сталин совершенно не понимал, с каким режимом имеет дело. В современной истории Европы такие военачальники и местные диктаторы, как Ратко Младич, Радован Караджич и Слободан Милошевич, усвоили тот же урок. Летом 1975 года в Хельсинки был подписан всеобъемлющий кодекс поведения, который должен был регулировать способы общения между европейскими государствами — фактически между демократиями и диктатурами. Такое соглашение, которое подписали все в Европе (кроме Андорры и Албании), а также США, Канада и Турция, стало большим успехом. Для Советского Союза договор в первую очередь означал окончательное признание государственных границ в послевоенной Европе. Западные демократии признали «военную добычу» Москвы. Официально была выбита почва из-под ног у любых реваншистов. А для Запада? В первую очередь — либерализация торговли и трансграничные поездки частных лиц. Кроме того, подписавшие договор обязались уважать так называемые права человека. Почему же Москва согласилась на нечто, настолько противоречащее привычной советской практике? Потому, что все это были лишь абстрактные слова, «бумажный тигр»? Или потому, что, по ее мнению, все это отменялось содержащимся в том же договоре обещанием не вмешиваться во внутренние дела государств? Хельсинкские соглашения напечатали миллионными тиражами, которые массово распространялись на Востоке — граждане могли свободно прочитать, под чем подписались их власти. Это было большой ошибкой, которую диктатуре пришлось признать. Я помню, как люди повсюду с изумлением вчитывались в абзац о правах человека и просто не могли поверить своим глазам. Это стало началом конца послевоенного миропорядка. Хельсинкские соглашения — по крайней мере принципиально — узаконили диссидентов. Только после этого стали возможны такие гражданские движения, как «Хартия-77» и, позднее, «Солидарность». А Запад, опираясь на договор, поддерживал тех, кто на Востоке боролся за свободы и права. Когда восточные диктатуры все больше впадали в зависимость от западных кредитов, экономика и политика переплелись. Если не выпустите Адама Михника (Adam Michnik) или Вацлава Гавела (Václav Havel) из тюрьмы — никаких кредитов. Права человека так и остаются основой санкций, которые Запад продолжает вводить против Востока. По иронии судьбы, в последнее время Москва сама нарушала те самые европейские границы, которые почти 46 лет назад так стремилась закрепить навечно. Из-за Украины и аннексии Крыма ЕС с 2014 года ввел санкции против 48 российских организаций и 177 россиян. В первую очередь речь идет о торговле стратегически важными товарами и прекращении институционального сотрудничества. Для физических лиц — о замороженных активах и запрете на въезд в западные страны. Критики обычно отмахиваются от таких санкций, называя их бесполезными, но лучшей альтернативы предложить не могут, да и отменить совсем бездейственные меры не требуют. Конечно, Москва не отказывается от своей политики (но мы и не знаем, какой бы она была без санкций). Трудно измерить, насколько санкции ощутимы для нее. Окружение Путина? Наверняка неприятно потерять возможность съездить за покупками в Лондон или ходить на яхте по Ривьере. Но поскольку санкции редко бывают совсем уж точечными, они бьют также и по населению, что дает режиму возможность сыграть на патриотических чувствах людей, изобразив заграницу в виде врага. Обычно это работает. По крайней мере некоторое время. Но вряд ли это можно делать долго. В обществе начнут обостряться противоречия между «нами» и «ими» — между теми, у кого есть власть, деньги, влияние, и теми, у кого ничего нет. Каждый день военных авантюр России за границей стоит ей целого состояния, которого у нее нет. Триумфы, которые россиянам показывают по государственному телевидению, опустошают их холодильники. Иные утверждают, что для этой страны такое нормально. Но в городах уже сложилась опасная ситуация: там разрастается молодой, пока еще хрупкий средний класс, возникший уже после распада Советского Союза. И он больше не верит, что настоящая причина всех бед — западные санкции.
Загрузка...
Загрузка...
