0
Одна из первых географических карт Европы имеет аллегорическую форму: Европа изображена в виде женщины в развивающемся одеянии с символами власти — скипетром и державным яблоком — в руках. Как Europa regina (лат. «королева Европа») наш женственный континент начал делать карьеру с середины XVI века. На той карте центр и периферия располагались не так, как сейчас, но уже тогда наметилась западная ориентация. Оттесненная на сегодняшних картах на самый край Португалия венчала в то время, будто корона, голову Испании — тогдашнего приюта рациональности и красноречия. Сицилия, выдвинутая на юг, в Средиземное море, воспринималась как державное яблоко. Франция на карте напоминала декольте, а сердце Европы находилось, как ни странно, в Брауншвайге. Но на других изображениях оно могло быть и в Богемии. Перемещение сердца наглядно показывает, что география зависит и от того, каким действующим или будущим правителям хотели и хотят понравиться составители карт. Восточная Европа располагалась в складках хитона, под которым трудно различить конкретные очертания, но угадываются ноги и ступни. И хотя они важны для устойчивости, им издавна придавалось меньше значения, чем сердцу и разуму. Историю Европы сегодня рассказывают в Брюсселе Во время холодной войны Королева Европа была похожа на распиленную цирковую женщину, которая в 1990-е — о чудо! — выскочила из своего ящика. Но, в отличие от циркачки, следы расчленения все еще видны на теле нашего континента. До сих пор история Европы, прежде всего Западной, исходит из Брюсселя. Конечно, имеются существенные экономические различия между Севером и Югом, однако самые глубокие шрамы оставило ушедшее в прошлое насильственное разделение Королевы Европы на Восток и Запад. В Германии это видно даже внутри страны. Базовый оптимизм, которым ранее по меньшей мере внешне сопровождалось расширение ЕС на восток, сменился базовым сомнением Запада в том, что страны, столько поздно примкнувшие к демократическому классу, смогут освоить учебный материал, которые другие прорабатывают уже несколько десятилетий. Подобное западное доминирование — если не сказать высокомерие — не годится на роль связующего средства, призванного скрепить страны внутри ЕС. Нехорошо сначала делать из Франции и Германии что-то вроде ядра ЕС, а затем с удивлением спрашивать, почему Венгрия и Польша без восторга относятся к европейской идее. Страх перед маргинализацией способствует расцвету популизма Это не значит, что демократический режим обязательно потерпит крах лишь из-за того, что страна находится на периферии ЕС — все равно, в географическом, экономическом или культурном отношении. Для этого в правильный момент должны вступить в игру «правильные» демагоги, которые будут продвигать нелиберальную демократию, используя страх людей перед маргинализацией. Ну и, конечно, население должно быть в достаточной мере озлобленным. Польша и Венгрия меньше рискуют остаться без внимания ЕС, чем, например, Румыния или Литва, и тем не менее они встали на путь отхода от принципов правового государства, которым привержены самые передовые члены Евросоюза. Но и в самом центре мы сталкиваемся с популизмом. Во Франции успехи Марин Ле Пен дают ей надежду на ключ от Елисейского дворца. Тем не менее отношение Европейского союза к Восточной Европе как к падчерице и проистекающий оттуда страх перед маргинализацией — реальная проблема, а не просто выдумка националистов. Последние просто играют на инструменте, который попал им у руки. «Неприязнь периферии к центру ЕС может привести к тому, что в этих странах возродится наследие прошлого или возникнет нечто новое — этнический национализм, который может быть подхвачен и использован циничными политиками для укрепления своей власти, не терпящей возражений», — пишет Агнес Хеллер (Agnes Heller) в эссе о феномене орбанизма и насаждаемой Виктором Орбаном «нелиберальной демократии». Усталость от демократии ощущается и на Западе Однако растущее недовольство либерализмом и демократией — это не только наследие государств бывшего Восточного блока. Тут и Западу есть о чем подумать. Если продолжать использовать образ Королевы Европы, то нам нужно проверить, что у нее с сердцем и почками, ртом и короной. Я все время удивляюсь, когда читаю репортажи и эссе десяти- или пятнадцатилетней давности, не оставляющие камня на камне от представительской демократии. То, что тогда считалось критикой власти, сегодня — как минимум после того как «Альтернатива для Германии» попала в парламент и своими абсурдными вопросами мешает пленарным процессам — воспринимается как антиинституциональные выпады, неуместные, если не неприятные. Процессы якобы идут слишком медленно, консенсус достигается слишком легко, внимать федеральным министрам на слушаниях федерального правительства в парламенте слишком скучно — жалобам нет конца. При демократии нормально, когда общественность критикует тех, кто на законодательном и исполнительном уровнях принимает решения, и спрашивает, отвечают ли еще соответствующие структуры требованиям времени. Но также нормально и то, что люди ошибаются, в том числе те, кто критикует и спрашивает. Что меня пугает, так это усталость от демократии, которая надвигается не только справа. Как мне кажется, людям жилось слишком хорошо, и поэтому они легкомысленно готовы отказаться от демократических контрольных функций. Все надежно, ничего не меняется, и люди испытывают пресыщение. Это чувство пресыщения несколько отличается от незавершенного изменения системы, на котором Виктор Орбан с успехом строит свою политику. Тем не менее пресыщенные западные европейцы тянут туда же. Что особенно удивляет, так это наивная самоуверенность Западной Европы, которая долгое время считала себя невосприимчивой к антидемократическим тенденциям и тем самым недооценивала свою собственную уязвимость. В прошлом году мы узнали об иммунитете больше, чем нам хотелось бы, и теперь понимаем, что достаточно появиться устойчивому к вакцинам штамму, как весь коллективный иммунитет летит в тартарары. Германии грозит разве что мягкотелый канцлер или неопытная канцлерша Конечно, сейчас, за пару месяцев до выборов Германия не стоит на пороге захвата власти какими-нибудь фриками или «Альтернативой для Германии». Дело идет или к мягкотелому канцлеру из ХДС, или к «зеленой» канцлерше, которая сейчас агитирует за себя фразами типа «У меня мало опыта, но зато я за обновление» и прячет свое стремление к власти за мыльными пузырями. Очевидно, что все они носят не просто рекомендательный характер, однако наступления экологической диктатуры в бундестаге бояться не надо. Получается, что все так просто? Это будет зависеть от того, как изменится соотношение сил внутри ЕС в средне- и долгосрочной перспективе, а также от того, какой в нашем представлении станет географическая карта спустя пять столетий после воцарения Королевы Европы. Германии совершенно точно не грозит маргинализация внутри ЕС. За 16 лет Меркель благополучно переспала все кризисы Германия — это и есть ЕС. Так во всяком случае может показаться благодаря её мощной экономике, по председательнице Еврокомиссии и по главе правительства, которая за шестнадцать лет спокойно переспала все кризисы, в то время как коллеги вокруг нее один за другим сходили с дистанции. Канцлерство Меркель олицетворяло собой силу и стабильность Федеративной республики — и в то же время политику, которая скорее реагирует, чем правит. Это была не только немецкая, но и европейская эра. Можно предположить, что после Меркель сила и стабильность Германии несколько ослабнут, что, однако, приведет к необходимому обновлению администрации и общества. Такие процессы происходят не мгновенно, и, возможно, их результаты еще не проявят себя в грядущий парламентский период. Важно, как будут относиться друг к другу периферия и центр Тем не менее уже сейчас можно спросить себя, будет ли это скорее шанс или риск для ЕС. Парадокс заметен уже сейчас: если Германия в политическом и экономическом отношении ослабнет, то зашатается и весь Евросоюз. Но даже если он останется таким же сильным, есть опасность, что под его весом некоторые трещины станут еще глубже. Требование, чтобы Германия взяла на себя больше ответственности, — и результат этого процесса, и попытка его закамуфлировать. По сути, речь идет о вопросе, как периферия и центр будут относиться друг к другу, и при этом на трех уровнях. Средний смотрит на ЕС и его членов. На региональном уровне необходимо придумать, как большие города и провинция могут уменьшить влияние городского стиля жизни, которое иногда кажется удушающим. На глобальном уровне есть угроза, что Европу все больше будут оттеснять на периферию, даже если иногда можно сделать вид, что этого просто не замечаешь. Ведь того, чего мы не видим, не существует. Представим себе, что евроцентризм есть, но никто не принимает его всерьез. Ни одна другая великая держава не отстаивает права человека так явно Кто такая сегодняшняя Европа: королева среди королев или одинокая женщина в разорванном платье? Ясно одно: если европейский проект рухнет, то у Европы будет прошлое, но не будет будущего. Правила в XXI веке будут определять такие страны, как Китай, Россия, Индия и США. Этот прогноз не нов. Удивительно лишь то, что многих в Европе это не беспокоит. Одни ударились в национализм и не видят, что он хорошо работает только на основе наднационального ЕС, а потом относительное благополучие закончится. Другие же вообще относятся к могуществу Европы с настороженностью по понятным историческим причинам. Проблема их позиции заключается в том, что в настоящее время нет другой великой державы, которая сможет так же последовательно защищать права человека, принципы правового государства и демократию, как ЕС. Набирают силу нелиберальные формы правления, олигархические структуры и игнорирующий все правила государственные капитализм. Они готовы авторитарными методами помочь всем, для кого груз свободы и ответственности слишком тяжел и кто впадает от этого в отчаяние. Каждый должен решить для себя, на какой политической карте ему жить приятнее.
Загрузка...
Загрузка...
