0
В результате возвращения на политическую сцену Ближнего Востока три года назад, Россия вернула себе не только статус влиятельного внешнего игрока в одном из ключевых регионов мира, но и игрока глобального масштаба, впервые после распада Советского Союза в 1991 году. Это возвращение произошло главным образом благодаря довольно эффективному военному вмешательству Москвы в Сирии, однако восстановление позиций России отнюдь не ограничилось одной Сирией, а охватило весь Ближний Восток, причем ее вновь обретенное влияние имеет как политический, так и психологический, военный и экономический аспекты. И, наконец, новая роль России на Ближнем Востоке имеет особое значение в рамках реализации новой стратегии Москвы, которая призвана обеспечить России статус мировой державы, составляющей основу Великой Евразии.
Когда в сентябре 2015 года Владимир Путин принял решение о начале военной кампании в Сирии, это никоим образом не было для Кремля шагом в неизвестность. Сирия была бастионом Советского Союза на Ближнем Востоке на протяжении большей части холодной войны. Россияне хорошо знали страну и многих из ее высших руководителей. Это решение было основано на обеспокоенности в связи с тем, что без прямого вмешательства режим президента Башара аль-Асада, скорее всего, был бы свергнут в самое ближайшее время. Его заменил бы экстремистский «исламский халифат», от которого исходили волны потрясений по всему мусульманскому миру, включая саму Россию и ее ближайшее окружение. Впрочем, еще одной причиной российского военного вмешательства была уверенность Москвы в том, что при внешней поддержке государство, возглавляемое Асадом, можно было спасти. Итак, согласно расчетам Кремля, вмешательство было, во-первых, необходимо, чтобы предотвратить тяжелые последствия для региона и для самой России, а во-вторых – его цель была выполнимой. Разумеется, такое решение было связано с известной долей риска, однако, его никак нельзя назвать авантюрой или азартной игрой. Сегодня, два года спустя, очевидно, что эти расчеты в значительной степени оправдались, о чем свидетельствуют промежуточные результаты российской военной интервенции. Прежде всего, сирийское государство не рухнуло. Напротив, площадь контролируемой правительством территории увеличилась в три раза. Башар аль-Асад по-прежнему находится у власти в Дамаске, а оппозиция участвует в различных переговорах, пусть на данный момент и безрезультатных, с представителями правительства, как в Женеве, так и в Астане. Группировка ДАИШ находится в глухой обороне, теряя свои последние бастионы в Сирии и Ираке. Что самое главное для Москвы, экстремистов удалось лишить возможности дестабилизировать российский Северный Кавказ или соседние государства Центральной Азии. Нельзя сказать, что России совершенно не коснулись проблемы исламского терроризма: ответственность за взрыв в Санкт-Петербургском метро и падение российского пассажирского лайнера над Синайским полуостровом взяли на себя силы, связанные с ДАИШ. И все же, в России подобных терактов было намного меньше, чем, например, в странах Западной Европы. Таким образом, военная кампания в Сирии проложила для России путь к возвращению на мировую геополитическую арену за пределами бывшего советского пространства, которым активность Москвы в основном была ограничена на протяжении последней четверти века. Действительно, в этом и состояла главная цель Кремля: заставить Соединенные Штаты признать Российскую Федерацию мировой державой. Москва не призывала Вашингтон к такому признанию – она добивалась его своими действиями. Правда, первоначальная цель достижения мирного урегулирования в Сирии посредством совместных усилий США и России, своего рода «Дейтонские соглашения на двоих», оказалась неосуществимой, поскольку Вашингтон не желал воспринимать Москву как равного партнера. Однако, после этого России удалось достичь своей второй важнейшей цели: Соединенные Штаты де-факто признали, что установление мира в Сирии невозможно без сотрудничества с Россией. Это признание резко контрастировало с многочисленными мрачными предсказаниями, которые Вашингтон делал на протяжении всего периода с начала российского вмешательства. Реальность двух последних лет доказала их необоснованность. У России были цели, стратегия и соответствующая тактика, которые в основном сработали. В тех случаях, когда она терпела неудачу, а именно, тщетно пыталась заставить США сотрудничать на равных, а также вынудить сирийское правительство и оппозицию обсуждать соглашение о разделении власти, провалы объяснялись результатом глубоко укоренившейся в Пентагоне и американском разведывательном сообществе враждебности по отношению к Москве, и непокорности как лагеря Асада, так и его противников вместе с их союзниками. Людские потери, понесенные российскими вооруженными силами, по официальным данным составили чуть более 30 погибших за три года, при этом даже неофициальные источники называют цифру намного меньше 100. Безусловно, это трагедия для семей погибших военнослужащих, но такие потери нельзя считать значительными для профессиональной военной силы, воюющей в Сирии. Финансовое бремя сирийской кампании можно сравнить с издержками на среднемасштабные военные учения, которые российский бюджет может позволять себе регулярно и безболезненно. Российские пилоты и боевая техника показали себя выше всяких похвал, а линии снабжения поддерживались в надлежащем состоянии. Оказалось, что никакой необходимости в эскалации ударов с воздуха или расширении кампании, включая отправку сухопутных войск в Сирию, не возникло. С помощью России Башар Асад пережил у власти Барака Обаму, который еще в 2012 году заявлял на весь мир, что дни сирийского президента сочтены. В арабском мире авторитет России стремительно взлетел. Так, например, отношения между Москвой и Каиром стали более прочными, чем когда-либо с момента высылки советских военных советников президентом Анваром Садатом в 1972 году. Фактически, в ходе войны в Сирии, Москва сформировала временные военные и дипломатические альянсы с Дамаском, Тегераном, Анкарой и Багдадом, а также с «Хезболлой». Некоторой обработке подвергся и Амман. В Ливии Москва тесно сотрудничает с Каиром и Абу-Даби. По вопросу о регулировании объемов добычи и восстановления цен на нефть Москва сотрудничает как с Эр-Риядом, так и с Тегераном, и, кроме того, успешно посредничает между двумя непримиримыми противниками. Решить все упомянутые задачи было отнюдь не легко. Это потребовало не только исключительного знания региона, но и определенного уровня координации политики по отношению к различным правительствам, а также согласованности действий между дипломатическим и военным крылом самого российского правительства. Разумеется, для России также не все прошло идеально гладко. В ноябре 2015 года российский бомбардировщик Су-24 был сбит турецкими истребителями возле сирийской границы. Россия предпочла не наносить ответный удар по турецким военным, но отреагировала весьма решительно, разорвав свои многочисленные связи с Турцией, которая получала от них значительные выгоды. В конце концов, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган принес извинения, которых требовал Владимир Путин. Вскоре после этого, Москва поддержала Эрдогана и выступила против попытки государственного переворота в Турции, а к концу 2016 года две страны практически сформировали военно-политический союз, который выдержал такие испытания как убийство российского посла бывшим турецким полицейским и «дружественный огонь» российских войск, в результате которого погибли несколько турецких военнослужащих.
Наряду с российской интервенцией на Украине, действия Москвы в Сирии и ее активность на Ближнем Востоке представляют собой прорыв, который нанес чувствительный удар по установленному Соединенными Штатами после Второй мировой войны международному порядку. Этот порядок не предусматривал для России какой-либо роли в статусе независимого глобального игрока. При более тщательном рассмотрении можно прийти к выводу, что Ближний Восток стал ареной для геополитического прорыва Москвы, который будет иметь гораздо более масштабные последствия. Кроме того, важно отметить, что это произошло в тот момент, когда Москва вынуждена была признать неудачу двух своих главных стратегий после распада Советского Союза: интеграции России в сообщество западных стран, а также внутренней интеграции своего бывшего советского ближнего зарубежья. На месте этих, ныне прекративших свое существование идей, возникают новые. Вместо того, чтобы позиционировать Россию как часть евроатлантического мира (ввиду того, что взаимное отчуждение между Россией и Западом проявилось со всей очевидностью) или краеугольный камень единого постсоветского пространства (поскольку его не удается объединить), новая стратегия подчеркивает ее истинное географическое положение – на севере великого евразийского континента. Эта концепция дает Москве обзор на все 360 градусов, включающий страны Европы, Восточной, Центральной и Южной Азии и Ближнего Востока, которые образуют единый обширный регион, омываемый Атлантикой на Западе, Северным Ледовитым океаном на севере, Тихим океаном на Востоке и Индийским – на юге. Россия является соседом для всех этих стран, но она не «принадлежит» ни к одному из блоков, будь то европоцентричный или синоцентричный. Кроме того, Москва более не настаивает на конструкте руссоцентризма. В этой схеме Ближний Восток является одновременно источником угроз безопасности, экономических возможностей и воодушевления для растущего коренного мусульманского меньшинства России. Все эти факторы ни в коем случае нельзя игнорировать. В своих отношениях с регионом, Москва, по всей вероятности, будет придерживаться тактики, сформировавшейся за последние несколько лет. Эта тактика подразумевает укрепление контактов со всеми игроками, преследуя при этом исключительно собственные интересы. Россия будет избегать запутанных альянсов, не испытывая никаких иллюзий, создавать временные коалиции в случаях необходимости для достижения различных тактических целей, продвигать свои экономические интересы, не навязывая партнерам идеологических или ценностных схем. И, наконец, Москва будет продолжать вести войну против террористов и прочих экстремистов, при этом всегда оставаясь уважительной в отношении ислама, который является второй по значимости религией в самой России.
