2
«Думская»: Как нашли Одессу? Успели где-то погулять? Андрей Макаревич: Погода, вопреки ожиданиям, исправилась. Вот, походил по любимым улицам. Получил удовольствие. Сегодня утром гулял по Привозу. С наслаждением, надо сказать.
— Как прошел концерт в Одессе? — По-моему, очень хорошо. Я что-то не помню ни одного концерта за 37 лет, который бы на Украине прошел плохо. — Тем не менее, на днях в Одессе патриотично настроенные граждане сорвали спектакль Константина Райкина. Как в целом вы относитесь к данной ситуации? Этим должны заниматься общественные активисты или все-таки это прерогатива правоохранительных органов? — Я ненавижу национализм в любых его проявлениях. Потому что это очень близко к фашизму. И в данном случае они настолько работают против своей страны, что даже этого не понимают. Они позорят, реально позорят свою нацию, свою страну. Можно подумать, что мы сейчас здесь запретим русских артистов, и все сразу наладится, жизнь пойдет. Но это смешно и глупо. Мне кажется, что единственные нормальные люди, которые в первую очередь поддерживают человеческий контакт и не дают ему разрушится, это как раз артисты, люди культуры. И совершеннейшее свинство это пресекать. Я не знаю, что там Костя подписывал или не подписывал. Видите, какая штука. Я, например, не завишу от государства вообще. И никогда у него ничего не просил, а у Кости — государственный театр. И Костя отлично понимает, что жизнь этого театра зависит от того, как государство на него смотрит. Это очень нелегкий выбор. Я не исключаю, что, если он что-то и подписывал, то исключительно по этой причине. Я не могу его за это осуждать. Потому что он положил на весы всю свою жизнь, всю свою работу — театр. И он посчитал, что театр важнее. Возможно. И ему спустя четыре года устраивать здесь обструкцию — ну, это надо быть идиотами. Это какой-то плохой самопиар со стороны этих ваших ребят.
— Должны ли вообще артисты говорить о политике? — Артисты вообще никому ничего не должны. Мы, артисты, должны быть хорошими артистами. Они должны греть души людей, зрителей. Если артист считает необходимым говорить о политике, это его право, а если он считает необязательным о ней говорить — это его право тоже. Никто в этом смысле ничего не должен. — Но вы не молчали в свое время. Вы говорите о том, что Крым — украинский. Почему? Ходили слухи, что у вас отобрали бизнес в Крыму, поэтому вы поддержали Украину. — Во-первых, у меня никогда не было бизнеса в Крыму. Я там участвовал в дайв-центрах. Который мы закрыли лет за пять до всех этих событий. А что касается производства очень плохого вина под названием «Андрей Макаревич», то это жулики, которые нашли мужичка по имени Андрей Макаревич и на него оформили фирму. А он никакой мне даже не родственник. Если говорить о Крыме, то я против был этой истории по одной простой причине: все эти рассуждения про то, что там исторически наше или не наше — это напрасная демагогия. Исторически — это когда? 50 лет назад, 250 лет назад или может быть 500 лет назад? Или тысячу? Или 2 тысячи 500 лет назад? Тогда мы узнаем, что Крым был и греческий, и византийский, и генуэзский, и турецкий. И чьим он только не был. И давайте сейчас все эти права будем восстанавливать. Вот вдруг сейчас греки скажут: «Мы сюда за золотым руном плавали». В мире никто никого не любит. К сожалению. Поэтому, чтобы люди жили нормально в этой коммунальной квартире, существует система договоров. Люди, страны подписывают документы, потом соблюдают свое слово. А когда ты подписал два документа, а потом сам на них наплевал, это значит, что ты в первую очередь себя не уважаешь. Поэтому весь мир и встал на дыбы. Это совершенно правильно.
— Вы поддерживаете Украину. Может быть, встречались с президентом Порошенко? — Я с президентом Порошенко встречался еще до того, как он стал президентом. Так получилось. Был большой концерт «Авторадио» как раз на Майдане. А вообще я стараюсь с властями не встречаться ни с какими. Ни с нашими, ни с другими. Во-первых, мне и это не очень интересно. Во-вторых, мне это совершенно не нужно. Я занимаюсь своим делом, они занимаются своим. Я не готов их судить, и пусть они меня тоже не судят. — Какого количества друзей вы не досчитались, озвучив свою позицию по Украине? — Ни одного не потерял. Из друзей — ни одного. Наверное, друзья потому и друзья, что в каких-то главных понятиях ты с ними совпадешь. — Вы чувствуете себя здесь в безопасности? И, может, думали о переезде в нашу страну? — Я никуда не хочу переезжать на ПМЖ с тех пор, как благодаря Михаилу Сергеевичу Горбачеву, возникла возможность вообще ездить по миру. Зачем переезжать? Когда можно съездить и вернуться. — Какая ваша любимая страна? — Любимой страны нет. Есть огромное количество замечательных стран, невероятно красивых городов, мест с удивительной природой. Вообще Земля очень красивая, если бы люди ее не портили. А люди ее гробят, отравляют, разрушают. Они выкачивают из нее кровь. Индейцы считают, что Земля — это живое существо. Мне кажется, что они абсолютно правы. В данном случае мы выступаем, как блохи, которые сосут кровь из какого-то живого тела. — У нас ввели квотирование украинских исполнителей и языка на радио и телевидении. Как вы относитесь к подобным ограничениям? — Я думаю, что это неумные меры. Таким образом национальная культура не спасается. Национальная культура спасается просто ее развитием. Ее надо поддерживать, находить на нее средства. Помогать местным артистам, музыкантам. А не способом каких-то ограничений или запретов думать, что им открывают дорогу. Да ни фига! Если артист не интересен, его все равно не будут слушать, как ты не закрывай всех остальных. — Вы каких-то украинских исполнителей слушаете? — Я Вакарчука люблю. Очень он замечательный музыкант. Я слежу за тем, что он делает. Джазовые ребята есть хорошие, молодые здесь. Но вообще Украина — музыкальная страна. — Раз уж заговорили о Святославе Вакарчуке, сейчас ходят слухи о том, что он будет баллотироваться в президенты Украины. — Я не собираю слухи. Поскольку мы с ним знакомы достаточно хорошо, я думаю, что он мне сам все расскажет со временем. — Если уже затронули тему выборов, то скоро они будут в России. Ксения Собчак выдвинула свою кандидатуру на пост главы государства. Что думаете об этом? — Волна злобы поднялась против нее в России. Причем, эта волна идет от ее единомышленников. Если посмотреть, скажем, ее программу, то, что она предлагает абсолютно правильные вещи, которые предлагал и Прохоров в свое время, которые вообще любой демократически настроенный человек предлагает. Поэтому программу ее я поддерживаю полностью. Продукт это Кремля или нет, я не знаю. Но я так не думаю, немножко зная Ксению. Каким бы продуктом это не было, это все равно объединяет людей. Должно объединять людей, которые не согласны с тем, что происходит. — Как вы относитесь к Навальному? И вообще, есть ли в России оппозиция как таковая? — Российские граждане — это очень непредсказуемая среда. Очень. Поэтому я не верю в статистику. Я знаю, что общественное мнение в России может развернуться за 24 часа. И для этого иногда бывает достаточно капли одной, которая переполняет какую-то чашу. Я думаю, что наверху это тоже очень хорошо понимают. А Навальный у меня вызывает большое уважение — он мужественный и очень последовательный человек. Не во всем я с ним согласен, но уважаю его. Он себя ведет с достоинством. — Вернемся к музыке. Что вы думаете о рэп-культуре? Она стала доминировать в России. — Она не стала доминировать. Она популярна среди молодых людей. Я честно пытался это как-то полюбить, но это совершенно не мое. — Кого слушали? — Oxxxymiron, Баста, Ногано. Может быть, у меня завышенная планка, но, во-первых, это плохой поэтический уровень. Во-вторых, как говорил покойный мой товарищ — замечательный поэт Миша Генделев: «Негры это делают лучше». А когда наши это повторяют — это выглядит смешно. Я посмеялся и перестал. — Физические носители ушли в прошлое и стали уделом коллекционеров. Музыка получила цифровое воплощение. Как вы к этому относитесь? — Немного жалко. Можно плохо относиться к зиме, но она все равно наступит. Поэтому с этим придется считаться как-то. Я очень рад, что сейчас такой, видимо, последний ренессанс винила, и опять вверх пошло его производство — открылись магазины, люди покупают вертушки. Боюсь, что это ненадолго. Но меня это греет. Когда берешь пластинку — конверт величиной тридцать на тридцать — это как произведение искусства. Ты хочешь рассматривать обложку, как это сделано, как художники поработали, читать ее, листать. Я, например, не могу смотреть кино в айфоне. Кино надо смотреть на большом экране. — Многие маститые музыканты со временем начинают заниматься продюсированием. Вы задумывались над этим? — Я не чувствую в себе такой способности. Честно. Кого-то чему-то учить? Я очень не люблю кого-то учить. Я много раз в этом убеждался, что когда ты видишь какую-то молодую команду или артиста, то чем он интереснее, тем меньше он хочет, чтобы его кто-то учил или продюсировал. — Продюсирование загоняет артиста в рамки? — Идеальное продюсирование открывает тебе глаза на самого себя, но это идеальное продюсирование. Это бывает очень редко. Обычно человек начинает учить тому, что он умеет сам, а может быть его надо учить совсем другому? А может его учить вообще не надо? Нас никто никогда не продюсировал. Мы были сами по себе всю жизнь. Ничего, выросли. — Мы с вами разговариваем накануне четвертой годовщины событий на Майдане. Какие основные итоги вы бы подвели? — Не готов подводить итоги. Просто потому что я действительно многого не знаю. То, как это подавалось у нас, довольно здорово расходится с тем, что я знаю от моих друзей из Киева. Это был очень красивый порыв. Он был действительно всенародным. Говорить о том, что все это устроили американцы, смешно. Этот порыв, в отличие, скажем, от нашего болотного, добился результата. Но дальше начались проблемы. Потому что психологически мы все немножко наивные. Мы думаем, что сейчас мы царя свергнем, и жизнь пойдет просто по маслу. Нет. Надо все начинать строить. И очень внимательно. Это безумно сложно. И сложностей у вас еще хватит надолго. К сожалению. Но я надеюсь, что вы с ними справитесь.
