0
Россия, как каждая большая держава, стремится создать условия для защиты и продвижения своих интересов на международной арене. Страна, граничащая с Европейским союзом, не только внимательно следит за происходящими там событиями, но и старается активно на них влиять. До конфликта на Украине, обернувшегося российским вторжением в эту страну, аннексией Крыма и де-факто выходом Донбасса из-под юрисдикции Киева, российские приоритеты в Европе были ясны. Во-первых, Россия стремилась ограничить американские влияния на континенте и нейтрализовать НАТО, превратив эту организацию в аналог ОБСЕ — дискуссионный клуб, лишенный реальной силы. Москва рассчитывала на то, что уход американских сил с континента продолжится. Что интересно, Германия тоже выступала за уменьшение влияния США, и поэтому с пониманием относилась к позиции Москвы по этому вопросу и не поддерживала инициативы, направленные на укрепление восточного фланга Альянса. Во-вторых, Россия, по всей видимости, рассчитывала, что под лозунгом «углубления интеграции» ЕС успешно завершит процесс превращения в организм, полностью подчиненный политической и экономической воле Берлина. Кремль надеялся, что он продолжит плодотворное сотрудничество с Германией и будет принимать участие в решении главных европейских вопросов. Россия намеревалась стать газовой базой Европы, а взамен получить щедрые инвестиции и современные технологии, в том числе военные. Это должно было поставить на ноги хромающую российскую экономику и заметно отстающие от основных геополитических конкурентов вооруженные силы РФ. Одновременно Россия четко давала понять, что она выступает против любых попыток интеграции Украины с Западом, поскольку считает эту страну сферой своих исключительных интересов. Это можно понять, если взглянуть на карту: «утрата» Украины, как считали кремлевские элиты, представляет экзистенциальную угрозу для России, поскольку в дальнейшей перспективе она могла привести к вступлению этой страны в НАТО, а Москва считает Альянс инструментом враждебной политики США. В итоге в ответ на попытку «выдавить» Украину из российской сферы влияния Кремль без колебаний прибег к военному решению, надеясь хотя бы в минимальной степени защитить свои интересы при помощи захвата Крыма и дестабилизации ситуации на востоке этой страны. Военный сценарий (как до сих пор кажется) сработал с Грузией, так что его повторения в Москве не боялись, рассчитывая, что дело обернется самое большее краткосрочной заморозкой дружественных отношений. Однако легкомысленные действия России на Украине привели в итоге к пересмотру российско-немецких отношений и завершению политики «перезагрузки» Барака Обамы. Американские бронетанковые подразделения вернулись в Европу и попали на восточный фланг НАТО. Их численность не так высока, как в эпоху холодной войны, но это совершенно естественно, ведь за последние 25 лет американская армия заметно увеличила технологический отрыв от российской. Западные санкции и резкое снижение цен на сырье вызвали в России серьезный экономический кризис и заставили эту страну «проедать» накопления, чтобы сгладить последствия спада, который мог представлять опасность для власти Владимира Путина. Кроме того, «сланцевая революция», которую проигнорировало (и даже осмеяло) руководство Газпрома, позволила США превратиться из импортера в экспортера энергоресурсов, а Европе — провести реальную диверсификацию источников поставок. В свою очередь, европейские страны оказали более сильное сопротивление российским планам тесного энергетического сотрудничества с Германией, чем ожидалось. Сейчас немецко-российское партнерство развивается не так гладко, как это было при строительстве газопровода «Северный поток — 1». НАТО избавилась от имиджа «бумажного союза», а усиленное военное присутствие США в Европе начало играть ключевую роль в оборонной политике европейских стран, в особенности тех, что соседствуют с Россией, а это ослабило европейскую «интеграцию» в сфере «совместной» обороны. Москва тем временем занята борьбой с рецессией, которая будет представлять опасность для кремлевской команды, если терпение избирателей иссякнет, а холодильник одержит верх над телевизором. Активное отстаивание интересов в «ближнем зарубежье» обошлось России слишком дорого и неожиданно изменило ситуацию не в ее пользу. Сейчас приоритетная задача Москвы заключается в том, чтобы заставить западные страны отменить санкции, а потом вернуться к старым добрым временам, когда в отношениях с зарубежными экономическими кругами (в первую очередь с немецкими) работал принцип «business as usual». О выводе американских войск из стран Центральной Европы и, как следствие, ослаблении позиции США в регионе, Кремлю в настоящий момент мечтать не приходится. Кроме того, хотя Россия не согласится на интеграцию Украины с западными структурами, спровоцировать дестабилизацию западной части этой страны она не способна. По сравнению с периодом, предшествовавшим «украинскому кризису», реализация целей европейской политики России серьезно застопорилась.
Процесс углубленной «интеграции» ЕС (читай: нарушающий принцип субсидиарности процесс лишения стран-членов ключевых полномочий, которые передаются на «европейский уровень», в связи с чем европейские, в первую очередь немецкие, экономические элиты получают практически неограниченную власть) оказался под вопросом. Это не в последнюю очередь следствие так называемого миграционного кризиса: в его контексте дальнейшая интеграция центральноевропейских государств с западными грозила серьезными социальными рисками, с которыми не были готовы мириться жители Центральной Европы. Они с огромным удовольствием согласились бы на «углубленную интеграцию» с таким Евросоюзом, каким он был в момент их вступления, но его больше не существует. Центральная Европа крайне скептически относится к социальному эксперименту, который придумали и решили провести на европейском организме трансатлантические властные, экономические и идеологические «элиты». Кроме того, он вызывает протест определенной части западного общества, которая склонна поддержать сегодня «популистские» силы, чтобы замедлить процесс культурно-демографического преображения своего континента.
Для Кремля это как раз хорошая новость, ведь «популистские» силы традиционно благоволят России, благодаря ее тем самым за поддержку, которую она им оказывала, когда они еще не играли заметной роли в политической жизни своих стран. Москва старается обернуть внутренние европейские конфликты в свою пользу, но пока прямой выгоды из них ей извлечь не удается. Альтернативой для «еще более сплоченного ЕС», находящегося под контролем Берлина, который займется решением всех важных вопросов, мог бы стать распад этой структуры. Он, однако, породит в Европе хаос, а такого развития событий Москва хотела бы избежать, поскольку помимо шансов этот сценарий несет в себе серьезную опасность. Сейчас Россия (в том числе в военном плане) не готова извлечь из хаоса выгоду. Создание так называемой Европы двух скоростей (шансов на это, впрочем, мало) с точки зрения Кремля тоже выглядит не самым лучшим решением, поскольку в такой структуре влияние Германии в Центральной Европе снизится, а зависимость этого региона от США увеличится. В связи с этим можно ожидать, что Россия «традиционно» сделает ставку на тесное сотрудничество с Берлином и будет поддерживать его (а, значит, и брюссельские) усилия, направленные на изоляцию или дисциплинирование «строптивых» стран Центральной Европы (в первую очередь Польши), которые мешают развиваться процессу углубления интеграции. Ставки слишком высоки, чтобы позволить событиям развиваться естественным путем.
