0
Американские СМИ и спортсмены ликовали, когда Россию отстранили от участия в Олимпиаде, однако они предпочли забыть, насколько «грязна» допинговая история США, пишет для The Huffington Post Трэвис Уолдрон. Как отмечает журналист, в США допинг отдан на откуп в основном частным компаниям, что позволяет официальному Вашингтону раз за разом выходить сухим из воды. «Вы верите в чудеса?» — трубила USA Today, когда Международный олимпийский комитет (МОК) принял решение отстранить российскую сборную от участия на Олимпиаде в Пхёнчхане. В статье американского издания решение МОК сравнивали с победой американских хоккеистов над СССР в 1980 году. «Плохие парни проиграли. Какой успех!» — радовалась колумнистка Кристин Бреннан.
В то же время лыжницы и Микаэла Шиффрин появились на телевидении, чтобы поболтать о «чистоте» спорта, как будто Олимпийские игры славятся именно этим, пишет для The Huffington Post Трэвис Уолдрон.
МОК «выкинул» Россию с Игр за организацию «государственной допинговой программы» на Олимпийских играх в Сочи, и теперь американцы, спортсмены и СМИ занимаются тем, что «бьют себя кулаком в грудь». «Это был новый вид победы, в новом виде спортивной холодной войны», — отмечает Уолдрон.
Одного этого было бы достаточно для осуждения такого поведения, даже если бы у США были чистые руки. «Однако наша собственная история в этом отношении полна грязи, и грозящие пальцами американцы игнорируют одну истину об Олимпийских играх: мы тоже жульничаем, — подчёркивает автор. — Только наше жульничество имеет американский акцент — оно идёт на уровне частных компаний и корпораций».
Об этом знает Кара Гучер — бывшая олимпийская бегунья, принимавшая участие в пекинской и лондонской Олимпиадах. И она не могла не заметить, как быстро американцы набросились на новости о России, не придавая никакого значения национальным проблемам с допингом.
«Есть старая поговорка: «В чужом глазу соринку видит — в своём — бревна не заметит», — заявила Гучер. — Прежде чем набрасываться на Россию, — причём я считаю, что отстранение России было правильным решением, — нам нужно взглянуть на самих себя и на то, к чему мы стремимся».
В 2015 году Гучер и тренер американской олимпийской сборной Стив Магнесс сообщили, что проект «Орегон» по тренировке бегунов на длинные дистанции был отмечен многочисленными случаями мошенничества. Организатором программы была компания Nike.
Гучер и Магнесс обвинили главного тренера проекта Альберто Салазара в экспериментах с такими допинговыми веществами как тестостерон, а также назначении спортсменам медикаментов, в которых те не нуждались.
Эти обвинения в допинге далеко не такие громкие как те, которые выдвинули России. США же никто и никогда не уличал в организации программы государственного допинга, отмечает журналист.
По мнению автора, это обуславливается особенностями систем этих двух стран. Как в США, так и в России структура олимпийского спорта определяется политэкономикой. «Российский допинг», как считает журналист, финансируется государством, потому что в этой стране всё централизовано.
В Америке же закон запрещает национальному Олимпийскому комитету получать финансирование из правительственных источников, поэтому подготовкой к Играм занимаются сами спортсмены и такие частные фирмы как Nike.
«В США жульничество — это просто очередное капиталистическое предприятие: чтобы заработать деньги на хорошие тренировки, нужна победа, а победить гораздо проще, если ты сидишь на допинге», — подчёркивает автор.
Подобная система, продолжает Уолдрон, облегчает жизнь высокопоставленным чиновникам: они могут просто отвернуться, заявив, что каждый отдельно взятый мошенник действовал сам по себе, на свой страх и риск и исключительно в собственных интересах.
На самом же деле на Олимпийских играх и других спортивных мероприятиях Америка неоднакратно применяла допинг и закрывала глаз на своё собственное мошенничество. Это особенно справедливо в отношении лёгкой атлетики — гордости США.
Что касается лёгкоатлетической программы Nike, то её, например, обвиняют в засилье допинга, по крайне мере с 70-х годов, когда её чиновники, по некоторой информации, были в курсе, что атлеты принимали стероиды и другие подобные препараты, чтобы улучшить спортивные результаты.
«С момента бойкота США московской Олимпиады 1980 года, в каждой летней американской олимпийской сборной был, по меньшей мере, один спринтер, который либо раньше не прошёл допинг-тест, либо не пройдёт его в будущем», — отмечает Уолдрон.
Среди принимавших допинг американцев числятся выдающиеся олимпийские спортсмены. Например, в 2003 году легкоатлет Карл Льюис признал, что он трижды не прошёл допинг-контроль перед Олимпиадой в Сеуле в 1988 году, но ему это сошло с рук благодаря помощи Олимпийского комитета США. В итоге он взял две золотых и одну серебряную медаль.
Кроме того, существует вероятность того, что использование допинга в США отчасти было и централизованным. Перед Олимпиадой в Лос-Анджелесе в 1984 году допинг-контроль не прошли 84 американских олимпийца, однако они всё равно приняли участие в соревнованиях. По мнению Карла Льюиса, на Играх в Сеуле американцы провалили «сотни» допинг-тестов, однако им всё равно разрешили принять участие в соревнованиях благодаря помощи национального Олимпийского комитета.
«Каждый год в нашей сборной находятся люди, которых уже отстраняли и которые получают награды, — заявила Гучер. — И мы предпочитаем отводить взгляд. Но мы так не поступаем, когда речь заходит о ком-то другом, и уж тем более когда дело касается России. И поймите меня правильно: Россия заслужила отстранение, но она стала слишком лёгкой мишенью, не правда ли? Мы может орать на них: «Мы за чистый спорт! Их нужно отстранить!» Но мы не хотим видеть того, что происходит у нас на заднем дворе».
Сейчас нет ясности даже в том, стремится ли кто-то из высокопоставленных чиновников ловить мошенников, или же антидопинговый «крестовый поход» основан лишь на лицемерии и лжи.
Этим, по мнению автора, славятся как МОК, повторяющий миф о том, что он заботится о чистоте спорта больше, чем о своей прибыли, так и национальные олимпийские комитеты, отказывающиеся признавать свои проблемы.
«У нас есть возможность стать лучше, — подводит итог Гучер. — Но я на это не надеюсь».
