0
Нейтралитет позволил бы Сербии наладить более тесные связи с Россией, нормализовать отношения с членами НАТО и проводить новую культурную политику, необходимую после эпохи революционного разорения. Изменения в европейском цивилизационном и колониальном пространстве привели к конфликту мирового масштаба. Западноевропейские силы столкнулись с приливом мигрантов из своих бывших колоний. Считается, что нынешнее переселение народов, которое также называют миграционным кризисом, — это следствие войн и международной поддержки миграции в Европу из Азии и Африки. Чтобы вникнуть в причины нынешнего переселения народов, следует обратиться к широкому контексту и проанализировать его. Ведь европейский миграционный кризис — это завершающий этап процессов, которые протекали на протяжении пяти столетий на пяти континентах, начиная с эпохи первых европейских географических открытий и покорения далеких народов вплоть до современных хаотичных конфликтов и миграции. О тех проблемах, которые сотрясают Старый и Новый Свет, особенно красноречиво свидетельствует лаконичное заявление немецкого министра иностранных дел Франка-Вальтера Штайнмайера. Он сказал, что, выбрав Трампа президентом, Соединенные Штаты наконец-то завершили 20 век, и будущее устройство мира неопределенно. В неопределенной геополитической обстановке Сербии придется все чаще обсуждать с Европой Косово и Метохию, Черногорию и европейскую Голгофу — Ясеновац. Все эти темы оставались острыми на протяжении столетий. Поэтому сербская элита судорожно ищет спасительную политическую и цивилизационную формулу, чтобы выжить в зарождающемся сегодня новом мире. Во внешней политике сербское руководство выбрало военный нейтралитет, о чем и заявило в 2007 году, основываясь на практике европейского нейтралитета и на югославском опыте неприсоединения. Однако сохранение и укрепление военного нейтралитета Сербии в будущем будет зависеть от позиции сильных держав, прежде всего США, ЕС, Китая и России, а также от сербских соседей и соотношения сил в ООН. Преобразования внутри американской элиты Установление новых отношений между важнейшими мировыми центрами власти сопровождается враждебной реакцией общественности на избрание Трампа новым президентом США в 2016 году. Поражает глубина раскола внутри американской элиты, который подтверждается, в частности, отставкой советника президента США по национальной безопасности Майкла Флинна. Внимание общественности привлекло и самонадеянное вмешательство видных представителей Голливуда в текущую американскую политику. Американская элита настаивает на американской исключительности и связанном с ней праве на привилегии, в том числе на ведение войн против стран, которые прямо или скрыто оспаривают американскую непогрешимость. Большая часть голливудской культурной индустрии поддерживает мнение об американской исключительности, тогда как некоторые видные представители консервативного христианского белого сообщества возмущены и недовольны американским цивилизационным выбором. Предложения, которые можно было услышать 30 лет назад (о том, что США со своими ресурсами и СССР со своими сухопутными силами и природными богатствами могут объединить усилия на благо мира), по-прежнему остаются для подавляющей части американской элиты неприемлемыми. Раскол американской и европейской элиты сопровождается ярой русофобией, распространившейся как в среде общественности, так и среди высокопоставленных представителей политической жизни. При этом впервые можно услышать мнения о том, что Америка при Трампе русифицируется. В связи с этим предложение, поступившее от американских стратегов Пекину и Москве, о новом мировом устройстве едва ли имеет шансы на успех. Именно носители правящей неолиберальной идеологии, пронизанной троцкизмом, мешают Америке вести стратегическую игру на международном уровне, поскольку к современной России они относятся так же негативно, как когда-то относились к бывшему СССР. Отказываясь завершить холодную войну, американская элита ясно дает понять, что не может смириться с новой геополитической реальностью и все еще мечтает о мире без России. В отличие от прежних президентов США: Барака Обамы, Джорджа Буша и Билла Клинтона — девизом президента Дональда Трампа в ходе предвыборной кампании была фраза «Америка на первом месте» («America First»). Европейские и российские националисты истолковали этот лозунг как отказ США от давней идеи империи. Однако если задуматься, на кого были рассчитаны все эти лозунги об американской исключительности, а также об Америке на первом месте, то мы поймем, что их цель все та же — геополитика. Единственное, что можно противопоставить американской исключительности и элите, жаждущей вознаграждения в виде неограниченного доступа к существующим мировым ресурсам, — это поддержание и укрепление существующей системы ценностей. Второй лозунг с точки зрения геополитики боле загадочен и завуалирован. Он скрывает в себе желание восстановить имперский механизм с элементами изоляционизма и уважения к правам других народов. Неудивительно, что сторонники Трампа воспринимают его как патриота и представителя консерваторов, который хочет вернуть американскую мечту и вдохнуть в нее новую жизнь. Образно выражаясь, часть американской элиты пытается воздвигнуть еще большую и еще более впечатляющую статую Свободы, по сравнению с которой любой символ власти любого другого государства мерк бы и терялся. Так Америка стала бы такой, какой была некогда — недостижимым идеалом и историческим артефактом исключительности, превосходящим все остальное человечество. Если цель не в этом, то зачем Трампу увеличивать оборонный бюджет, который уже давно превышает военные расходы всех остальных государств? То есть Барак Обама и Дональд Трамп символизируют разные части американской элиты. И каждая из них по-своему старается сохранить основные рычаги мировой власти Вашингтона. Однако разногласия и конфликты внутри американской элиты вызывают опасения в связи с риском начала гражданской войны в Соединенных Штатах. А ведь еще двадцать лет назад разговор о гражданской войне или расколе в США вызывал бы только насмешки. Геополитические изменения, произошедшие за последние три десятилетия, дают повод для размышлений о том, может ли Трамп стать американским Горбачевым. В сложившейся ситуации (перед обновлением Империи и ее уходом с исторической сцены) США могут сделать только один шаг на Ближнем Востоке, в Азиатско-Тихоокеанском регионе и на востоке Европы: вскоре США придется убраться на свой богатый остров и отказаться от геополитической матрицы, согласно которой Америка — военная база и источник кадров для мировой армии (что не соответствовало интересам белых христиан, населяющих континент между Атлантическим и Тихим океаном).
Кремль на пороге великой победы или великого поражения? В отличие от американской элиты, российская элита намекает, что разрешила дилемму о том, что спасет ее: союз с Христом или с Антихристом. Пока Кремль умело преобразует пространство в мощь, необходимую для обороны государства и возрождения русской идеи, черпая опыт в богатой истории обороны России от многочисленных завоевателей. Издавна Россия вводит окружающий мир в замешательство: она грозит или распасться, или напасть на Европу (полуостров Евразии). Принимая в свое время большевизм, Россия хотела стереть различия между собой и Европой, окрепнуть, отказавшись от христианства и основав новую веру — воинствующий атеизм. Но вскоре, когда Западная Европа позабыла о христианстве, Россия неожиданно с непреодолимой страстью вернулась к православию. Как только большевизм ушел из жизни России, стало понятно, насколько глубоко христианство укоренилось в русском народе, а разрушение православных храмов и разграбление монастырей было только временной (безуспешной) мерой властей. Время подтвердило предположение о том, что у РПЦ два лица: одно для народа и его умиротворения, а второе — для царей и пестования их амбиций без участия пассивного народа. Убив царя, большевики на какое-то время отлучили Россию от Бога, но она, благодаря страданиям и просветлению, поняла, что только с Ним может победить. Именно будущая победа Кремля может дать импульс православию в Китае, Японии, Польше и Прибалтике, а также в других странах, близких России. Недалек тот день, когда Россия с новым вооружением и твердой верой станет настолько сильной, что заменит строительство газопроводов и расширения границ (что практиковали большевики) на новые формы взаимодействия с миром. Это подтверждает способность Кремля вести гибридную войну, успешно использовать оружие мощнее Третьего Интернационала (я говорю о телеканале Russia Today), перенося таким образом военные действия на территорию противника, а также создавать военные базы в Средиземноморье и на Северном полюсе. Если бы Россия решила напасть, она захватила бы Восточную Европу в момент, но пока РФ испытывает новое вооружение на Ближнем Востоке, повышает уверенность в себе и черпает идеи из богатой дипломатической библиотеки Кремля. Как бы там ни было, Кремль теперь будет вести переговоры не об Украине, а о будущем христианской Европы. Это подтверждает самоуверенное послание из Москвы: «Медленно запрягать и быстро ехать, это совершенно точно по-русски. Не поддаваться силе и таять от любви». На Украине Россия покажет, есть ли у нее кадры для спасения мира, поскольку там она может потерять или спасти всю Европу, которая молит о возвращении к Христу. Кстати, разве можно представить себе Европу без христиан или ее христианизацию американцами, африканцами или выходцами с Ближнего Востока? Поэтому страх Польши перед Россией является выражением отчаяния евроатлантической элиты, пронизанной давней русофобией. Как будто польское руководство не видит, что в Польше больше православных верующих, чем российских солдат на украинской границе. Поляки так и не поняли, что Путина можно понять, читая Достоевского, а не Гитлера. Ошибочно трактовав геополитические сигналы, Запад в третий раз за два столетия уверовал в то, что захватит Россию, и для этого создал НАТО — коалицию, большую чем наполеоновская и гитлеровская. Если европейцы не добьются успехов, в итоге от этого грандиозного пакта останется только старый союз Великобритании и США. Наконец, кризис ЕС и Украины показывает, что Россия и Германия не могут быть союзниками — они соперники, слабейший из которых оказывается на положении вассала. Возможно, Россия Горбачева (и Ельцина) и пыталась заключить российско-немецкий союз, но Россия Путина, а особенно его преемников, не может на это пойти, поскольку Германия все еще не отказалась от политики «натиска на Восток».
Воодушевляя российских неолибералов, Запад на самом деле подпитывает российскую страстность, непредсказуемость, неудержимость и любовь к свободе, с которыми ему только предстоит столкнуться. На благо России сегодня работают самым разным образом кремлевские консультанты, которые носят часы стоимостью миллион долларов, протеже Березовского, закоренелые коммунисты, антиглобалисты и националисты, ярые противники неолибералов. Все они ищут путь для России. Мы являемся свидетелями величайшего со времен падения Берлинской стены процесса: единый крещеный большевистский и неолиберальный российский класс работает над тем, чтобы поднять новую Россию. Успех зависит от слабости центрального командования Империи (США) и от решимости и твердости кремлевского лидера, который сегодня воюет на своей родине — там, где крестилась Русь (на Украине), и на территории европейских колонизаторов (на Ближнем Востоке). Даже из выступлений российских западников ясно, что Россия больше не считает себя провинцией Европы, а видит себя центром Евразии. Вскоре в Кремле появится новое поколение политиков, свободных от тяги к Европе, которая в их глазах падает все ниже и теряет качества, необходимые для сохранения своего престижа. В Кремле уже не останется места для нового Хрущева, поскольку большевистский эксперимент по сближению русских и западных элит более невозможен из-за явной враждебности. Внезапное ослабление власти и авторитета стран-членов Европейского Союза поможет христианизированным большевикам и российским либералам, а также националистам и православным славянофилам отказаться от идеи сближения элит и даст возможность представителям православных русских и других народов встать у руля страны. Возможно, российский геополитический колосс снова погрузится в глубокий зимний сон, если не станет никому ничего доказывать войнами и захватами. Нейтральность и нейтралитет Сербии Описание больших геополитических изменений — повод для размышления на тему нейтральности Сербии. Под нейтральностью понимается состояние того, кто не участвует в споре или конфликте, а в международных отношениях нейтральностью называют беспристрастное отношение к сторонам, находящимся в вооруженном конфликте. Нейтральная страна, которая держится в стороне от войны, не помогает тому, кто поддерживает это отвратительное действо, потому что ее поддержка сделала бы агрессора сильнее, а тот, кто ведет праведную войну, оказывается в трудном положении. Территория нейтрального государства неприкосновенна, и стороны конфликта не имеют права использовать территорию нейтрального государства для переброски войск и вооружений или для мобилизации армии. Нейтральное государство не обязано поддерживать одинаковые торгово-экономические отношения со всеми странами. Важным документом для правового статуса нейтрального государства является Гаагская конвенция «О правах и обязанностях нейтральных государств в случае сухопутной войны от 1907 года. Нейтралитет может быть временным или постоянным. Временный нейтралитет распространяется на период конкретной войны (конфликта), а постоянный — является обязательством, которое государство берет на себя в мирное время и обещает придерживаться нейтралитета в любой войне. Постоянный нейтралитет взяла на себя Швейцария на Венском конгрессе 1815 года. Отдельный вопрос, может ли членство в ООН совмещать с нейтралитетом? Межвоенный опыт Лиги Наций свидетельствует не в пользу универсальности правового института нейтральности, даже в случае локальных войн (например, Италии и Абиссинии, Японии и Китая), и не исключает возможности санкций. После Второй мировой войны была создана Организация Объединенных Наций, устав которой предписывает странам-членам поступать согласно решениям Совета Безопасности, невзирая на другие международные договоренности и обязательства. До 2002 года Швейцария не являлась полноценным членом ООН, а лишь участвовала в работе ее некоторых структур. Австрия стала членом ООН в 1955 году по решению сильных держав, несмотря на ее нейтралитет. Определение военного нейтралитета появилось после Первой мировой войны и предполагало «дифференциальный, точнее квалифицированный нейтралитет», которого и придерживалась Швейцария, пока была членом Лиги Наций. Термином «военный нейтралитет» снова воспользовались после создания Европейского Союза (для Ирландии), чтобы подчеркнуть изменения в концепции нейтралитета: глубокая политическая интеграция в рамках ЕС считалась приемлемой, а глубокая интеграция в сфере совместной обороны — нет. В 2007 году резолюцией Народной скупщины Сербия провозгласила нейтралитет, стремясь таким образом предотвратить отделение Косово и Метохии после бомбардировок Союзной Республики Югославии в 1999 году и помешать вторжению войск НАТО на территорию Сербии.
Югославское наследие неприсоединения Чтобы понять, почему Сербия решилась на военный нейтралитет, стоит учесть, что, помимо европейской идеи нейтральности, роль сыграла и югославская политика неприсоединения. Она заключалась в односторонней внешнеполитической ориентации многих государств, которые хотели оставаться вне военных и политических блоков. С самого начала международное Движение неприсоединения (зародилась в середине 20 века) опиралось на устав ООН и принципы мирного сосуществования, выступая за формирование нового и более справедливого экономического порядка, за демократизацию международных отношений и мир на всей планете. В движении неприсоединившихся стран СФРЮ занимала особенное место, поскольку стояла у истоков движения. Некоторые югославские коммунисты считали, что роль СФРЮ в движении неприсоединившихся — следствие географического положения страны и внешнеполитических конфликтов с западными странами из-за границ в Истрии, Далмации и долины реки Соча, а также идеологических разногласий с СССР. Участие СФРЮ в Движении неприсоединения стран неразрывно связано с геополитическим сговором между атлантическим миром и югославскими коммунистами. Они полностью отказались от государственного суверенитета в обмен на сохранение власти в своих руках. СФРЮ выступала посредником между Западом и движением неприсоединившихся стран (бывших европейских колоний), поскольку США были не в состоянии прибрать их к своим рукам. СССР мирился с этим как с неизбежным злом, хуже которого была только конфронтация на широком фронте с США. Номенклатура югославской революции, в свою очередь, паразитировала на Движении неприсоединения, меняя свободу на хлеб. Современные сербские ученые отмечают, что Движение неприсоединения было влиятельной мировой организацией, и что благодаря ему у СФРЮ была сильная переговорная позиция. Вместе с тем они заявляют, что нейтралитет Сербии и неприсоединение СФРЮ принципиально различаются. В свое время в нейтральных странах преобладало мнение о том, что между нейтральностью и неприсоединением нет точек соприкосновения, поскольку нейтральность является правовым и политическим институтом, ставшим результатом европейского исторического развития. Что касается неприсоединения, то в нем видели политическое движение стран третьего мира, которые занимали в международных отношениях более активную позицию, чем нейтральные. Кроме того, нейтральными были промышленно развитые страны, находящиеся на европейском континенте, а неприсоединившиеся были бывшими европейскими колониями, только начинавшими свое индустриальное развитие. Между неприсоединением и нейтральностью стоял нейтрализм — переходная форма. Этим термином называли статус государств, не участвующих в конфликтах и военных блоках и появившихся в результате деколонизации. Они не брали на себя обязательства, проистекающие из нейтральности, и, как правило, со временем включались в Движение неприсоединения. Сербская и российская концепция нейтральной Сербии Попытки последнего десятилетия утвердить Сербию как нейтральную в военном и политическом плане объясняются нескрываемой волей ее политического руководства и видных общественных деятелей. И это стремление основано на резолюции Скупщины, по которой Сербия объявлена страной с военным нейтралитетом по отношению к существующим военным союзам. В других государственных документах (стратегии, доктрины и пр.) концепция нейтралитета Сербии подробно не рассматривается. Сербская политическая общественность и элита исходит из того, что сердце сербов — на Востоке, но жить они хотели бы на Западе, и поэтому решила дружить и с теми, и с другими. Культурная и цивилизационная обособленность сербской элиты, а также действия сильных держав и их взаимоотношения на Балканах вылились в политику «и вашим, и нашим». На первый взгляд может показаться, что некоторые представители политической и общественной жизни Сербии и России по-разному видят сербский нейтралитет. Сербские деятели говорят о широкой нейтральности Сербии, а российские — связывают нейтралитет с пространством бывшей СФРЮ, в которое входят Сербия, Черногория, Бывшая югославская Республика Македония и Босния и Герцеговина как нейтральные в военном отношении суверенные страны. Российский план Б4 о нейтральной зоне, вероятно, стал самым сложным предложением для Балкан, поступившим от Москвы за последние полстолетия, но при этом также более всеобъемлющим и долгоиграющим, нежели решение о военном нейтралитете Сербии, принятое в 2007 году. Оборонный военный нейтралитет (при постоянных российских поставках оружия в Сербию) был бы приемлем для других государств и поспособствовал бы консолидации гражданского общества. Так считают авторы плана Б4. В кругах сербской политической общественности бытуют разные мнения о доводах, целях и последствиях сербского нейтралитета. Одни считают, что зона нейтральных в военном отношении государств (Сербия, Босния и Герцеговина, Черногория, Бывшая югославская Республика Македония) стала бы отражением народной воли и нашла бы поддержку у России, Китая и Индии. Другие полагают, что формат нейтралитета Б4 неосуществим, поскольку четыре балканских государства обладают разным статусом. Они уверены, что Россия больше заинтересована в том, чтобы Сербия не вошла в НАТО, чем в ее членстве в ОДКБ. Также есть уверенность в том, что договор об Индивидуальном партнерском плане действий (ИПАП), заключенный с НАТО в 2016 году, играет положительную роль, поскольку исключает договорное союзничество с Россией и дает возможность Сербии сотрудничать с обеими сторонами. Кроме того, среди сторонников сближения России и Сербии бытует мнение о том, что военный нейтралитет, в той форме, в которой его отстаивает Сербия, носит тактический характер и связан с ее давней ориентацией на евроатлантический военный союз. Ясно, что Россия позитивно оценивает нейтралитет Сербии. Да и на Западе в нем не видят препятствия для сотрудничества Сербии с НАТО. Прозвучало даже предложение о полном нейтралитете группы европейских стран, близких к России. К ним относятся Финляндия, Швеция, Украина, Молдавия, Белоруссия, Грузия, Армения и Азербайджан, Кипр и Сербия, и возможно к ним присоединились бы какие-то другие балканские страны. После провозглашения военного нейтралитета встал вопрос, как Сербия уравновесит отношения с НАТО и Россией (особенно после войны 1999 года)? НАТО в большей мере взял на себя ответственность за безопасность и суверенитет Сербии. С другой стороны, отношения Сербии и России отягощает бремя исторических событий последней сотни лет, когда обе они были составными частями более крупных государств. Речь идет и об идеологическом и геополитическом конфликте Королевства Югославии и СССР после Октябрьской революции, и о последующем геополитическом столкновении Югославии и СССР в 1948 году (с идеологической примесью). Провальной оказалась попытка создать общее государство России, Белоруссии и Сербии в 1999 году. В 2003 году с территории бывшей Югославии Россия вывела свои войска, а вскоре, в 2006 году, признала независимость Черногории. Нужно подчеркнуть, что сегодня сербская и российская политическая элита переживает разные этапы трансформации. Сербская элита — в упадке, а российская — крепнет и переживает подъем. Будущее сербского нейтралитета Несмотря на преимущества, которые обеспечивает нейтральный статус, сербская политическая и культурная элита не сумела укрепить свой военный нейтралитет, превратив его в постоянный. Это связано с некоторыми историческими, экономическими, социальными и геополитическими факторами.
Прежде всего, стоит отметить, что из-за османской оккупации православные сербы долгое время жили за пределами европейской системы и только в начале 19 века вновь в нее включились. Потом, в 1918 году, Сербия оказалась в Югославии по воле сильных держав и собственной культурной элиты. Государственность Сербия восстановила в 2006 году, что приводит нас к выводу о том, что многовекового опыта существования в сложной европейской системе у Сербии нет. А пример Швейцарии подтверждает, что для провозглашения и поддержания нейтралитета, помимо геополитического положения государства, нужен и большой политический опыт. Некоторые представители сербской общественности полагают, что политику нейтралитета нужно ориентировать в правильном направлении, закрепив его либо в конституции, либо в законе. Конституционное оформление нейтрального статуса страны многие считают приемлемым, поскольку тем самым удалось бы предотвратить частую смену курса страны. Перенесение вопроса о нейтральности страны в конституционную сферу (внутреннее законодательство) означает, что Сербия решается быть исключением. Это решение противоречило бы соотношению сил на Балканах, о чем свидетельствует красноречивое заявление представителя американской администрации о том, что Сербия, Черногория и Бывшая югославская Республика Македония находятся на «линии огня» между Вашингтоном и Москвой. Конституционно-правовой подход к нейтральности не учитывает поведения сильных держав и сербских соседей. В этой связи поучителен пример Молдавии, которая провозгласила нейтралитет, не посчитавшись с крупными державами и соседними государствами. Особенно большим препятствием для сербского нейтралитета является сегодня ось адриатической тройки (Хорватия, Черногория и Албания), которую Сербия могла бы нейтрализовать активной политикой двух квартетов: средиземноморского (Сербия, Греция, Италия и Черногория) и дунайского (Сербия, Венгрия, Болгария и Румыния). Так Сербия включилась бы в решение албанского вопроса и создала бы противовес Восточной Адриатике. Нейтралитет Сербии действительно можно закрепить в конституции, но только после переговоров с сильными державами и ООН и их санкции в виде соответствующих договоренностей. Помимо всего изложенного, стоит напомнить, что нейтралитет Сербии не вытекает из внутренней стабильности государства, и его трудно поддерживать без согласования интересов общества и политической элиты, особенно если учесть, что в Сербии не утихает конфликт по поводу основных ценностей общества и идеологических вопросов. Ясно, что правящие сербские элиты и общество по-разному понимают содержание и цели нейтралитета. Для элит он как защитная оболочка, которая не дает развиваться переходным тенденциям и новой политической и культурной идентичности. Под прикрытием военного нейтралитета сербские элиты подводят страну к сложному процессу слияния с евроатлантическими структурами на основе, которую заложила еще югославская революция в эпоху неприсоединения и биполярности. Поскольку на горизонте нет сил, которые взялись бы отстаивать полный (постоянный) нейтралитет Сербии, основанный на четких политических принципах и новой культурной модели, общество подозревает, что поле ее выбора и действий ограничено. Поэтому общественность будет искать новые элиты, которые в большей степени прислушивались бы к его интересам и стремились к обновлению. Необходимо подчеркнуть, что в случае закрепления постоянного нейтралитета Сербии (при согласии общества и международного сообщества) Балканы могут вернуться балканцам. Нейтралитет Сербии позволил бы легче преодолеть миграционный кризис и начать обновление общества, изможденного войнам и трансформациями. Поскольку Сербия никогда не была государством-колонизатором, у нее нет причин активно участвовать в переселении азиатских и африканских народов в Европу или открывать центры для беженцев на своей территории. Стоит заметить, что процесс слияния и смешения европейских народов-колонизаторов и колонизованных африканских и азиатских народов является последним этапом деколонизации и установления нового геополитического порядка в Европе и в других частях мира. Наконец, нейтралитет позволил бы Сербии наладить более тесные связи с Россией, нормализовать отношения с членами НАТО и проводить новую плодотворную культурную политику, необходимую после эпохи революционного разорения и конфронтации.
