0
Почему мы слушаем западную музыку, читаем западные книги, изучаем западные языки и ездим работать на Запад? Потому что мы являемся неотъемлемой частью Запада. В 90-х мы увлеченно спорили о цивилизационной политической принадлежности Словакии и Центральной Европы. В то время, помимо «западной ориентации, обсуждалась идеологическая и политическая концепция «Словакии как моста между Западом и Востоком». По сути речь шла о нейтральной Словакии, которая не могла стать членом НАТО или Европейского Союза, но «могла бы использовать свое географическое положение» и «выстраивать одинаково позитивные отношения как с Россией, так и с западноевропейскими странами». Кстати, никто до конца и не объяснил, почему именно наше геополитическое положение было выгодно для нейтралитета. История подтверждает, что государства, расположенные на интеграционной и союзной периферии, более уязвимы (плохо кончила в итоге намного более сильная, чем мы, Украина, которая до российской агрессии была официально «нейтральной»). Наконец, и к счастью, эту концепцию признали нереалистичной. У Словакии просто недостаточно потенциала для того, чтобы обеспечить свою безопасность самостоятельно, а вне союзных институтов никто не предоставит ей гарантий безопасности, да и, в конце концов, державам не нужны никакие посредники для разговоров друг с другом. Также оказалось, что у нас нет достаточного потенциала даже для самостоятельного экономического и цивилизационного развития. Но, помимо стратегических и геополитических соображений, большую роль сыграла естественная тяга большей части населения к западному миру. В рутинной жизни это отражается на том, что люди изучают западные языки, слушают преимущественно западную музыку, покупают западные продукты и в работе и карьере ориентируются на западные государства. Конечно, я очень утрирую, но тем самым подчеркиваю, что в обычной жизни люди в тысячу раз чаще соприкасаются с западным миром, чем с какой-либо другой частью света. Таким образом, Словакия как часть Запада не является какой-то идеалистической идеей или концепцией, основанной на субъективных ощущениях интеллектуалов. Пусть мы это не осознаем, но принадлежность к Западу проявляется в нашем образе мыслей, реакциях, оценке происходящего и исторической памяти. С Западом нас связывают исторические и цивилизационные корни, которые отличают нас от остального мира, включая Россию. Основы нашей западной идентичности, в том числе в широком региональном контексте Центральной Европы, были заложены более тысячи лет назад и укреплялись на протяжении последующих столетий. В цивилизационно-культурной борьбе в Великой Моравии победило восточнофранское и баварское влияние, а затем Венгерское и Чешское королевства вошли в западный цивилизационный ареал (приблизительно в то же время восточноевропейское Киевское княжество приняло христианство по византийскому образцу с его восточными ритуалами). С тех пор восток и запад Европы по-разному развивались в историческом, цивилизационном, культурном и религиозном отношениях, что и определяет нас по сей день. Западная часть континента пережила вехи, которых не было у остальных, начиная со средневековой религиозной философии (кстати, базовая дихотомия происходила по линии Аристотель — Платон, которых ученые того времени могли читать благодаря более образованным арабским мудрецам) и вплоть до Ренессанса. Но главными вехами стали эпоха Просвещения, декартовский рационализм и британские эмпиризм, между которыми прошла главная разделительная черта. Также важно последующее отделение светского государства от церкви и «изобретение» основных прав человека, постепенная демократизация общества и акцент на индивидуализм и индивидуальные права. Я уверен, что большинству все это покажется слишком философским или слишком абстрактным и незначительным, но факт в том, что этот цивилизационный и культурный опыт определил то, как в 21 веке наши общества понимают социум, человека, государство. И мы воспринимаем все эти понятия во многом не так, как те, кто живет к востоку от нас. То есть все это оказывает влияние на современность. Во внутренней политике главенствует закон, общество базируется на правилах (пусть зачастую субъективно нам так не кажется, но мы все равно отличаемся от остального мира), есть свобода СМИ, защита прав политических (и других) меньшинств, равновесие власти и институтов, независимый суд, свободная политическая конкуренция. Мы не гомогенное общество, что отражает система политических партий как основных институтов, представляющих интересы разных групп граждан. Политические партии отличаются не степенью их поддержки режима, как в автократических государствах, а предлагаемыми решениями и идеологическими альтернативами. Во внешней политике мы придумали «постмодернистский» Европейский Союз, где последнее слово не за танками, а за постановлениями и нормами (хотя окружающий мир, как писал Роберт Кэган, требует, чтобы за пределами нашего региона мы не мыслили категориями нашей постмодернистской системы, поэтому «жесткая сила» по-прежнему важна). Мы не приемлем войну как средство решение межгосударственных конфликтов в Европе. Европейские директивы также обязывают нас и повышают взаимозависимость, что еще больше ограждает нас от потенциальных конфликтов. Идея Иммануила Канта о том, что «демократические страны между собой не воюют», реализовалась. Мы убеждены, что каждое общество имеет право выбирать свою цивилизационную ориентацию и никто не может ему помешать (это право мы отвоевали себе обратно в 1989 году и не можем его лишать других, например Украины). Нашими ближайшими союзниками и партнерами являются такие же демократические государства. Я не утверждаю, что Запад идеален, ведь в 20 веке он породил две крупнейшие злодейские идеологии и основанные на них режимы (нацизм и коммунизм). Но мы способны на самоанализ, готовы учиться на ошибках, открыто говорить о собственной вине, и мы не боимся разоблачать собственные мифы, говоря правду. В таком историческом и цивилизационном контексте даже панславизм оказывается эфемерной идеологией, которая возникла в 19 веке в специфических условиях, когда велись поиски противовеса немцам, австрийцам и венграм. Но даже тогда панславизм не был реальной концепцией (можно понять сильный эмоциональный посыл, но реальность неопровержима), и уже тогда царская Россия использовала его только в своих великодержавных целях. Сегодня эта идея не играет существенной роли и не представляет собой альтернативы. Если не верите, спросите, что об этом думает второй и третий крупнейший славянский народ — украинцы и поляки. Часто обсуждаемые экономические интересы также свидетельствуют в пользу Запада: цифры неумолимы. Объем торгового оборота между Словакией и Россией достигает около четырех процентов от общего объема (да-да, включая импорт нефти и газа). А в страны Европейского Союза направляется 75% нашего экспорта (импорт тоже более двух третей). Так что вряд ли наше процветание зависит от России… Возможно, важнее чисел структура и характер экономики. Европейские государства являются открытыми, либеральными экономиками, инновационными и гибкими, с сильными социальными чертами и интегрированными с ближайшими союзниками. То есть это не система, основанная на олигархических структурах (да, я знаю, что сейчас вы называете меня идеалистом, но существует структурные различия с тем, что мы видим, например, в России), не экономика, основанная на сырьевых богатствах, не способная на автономное развитие, инновации и, вопреки мифам, с огромным социальным неравенством. Я думал (и не я один), что благодаря этим историческим, цивилизационным, культурным, а также экономическим факторам в конце 90-х годов мы окончательно победили поборников «нейтральности», которые видели Словакию (или даже всю Центральную Европу) «мостом» между Востоком и Западом. В то время мы четко понимали: де-факто это привело бы только к усилению российского влияния и возвращению Словакии в российскую орбиту. Важно понимать также российские стратегические соображения: Россия воспринимает наш регион не как «мост», а как троянского коня для распространения своего влияния. Проще говоря, чтобы играть партию в шахматы, оба игрока должны соблюдать шахматные правила, но бывает, что один играет в шахматы, а другой отрабатывает приемы карате. Однако нынешняя дискуссия подтверждает, что наши западные корни все чаще будут ставить под сомнение. В этом, в частности, наша вина: мы почивали на лаврах, думая, что со вступлением в НАТО и Европейский Союз история закончилась. Ясно, что это не так. Есть группа людей, которые думают иначе. Они в меньшинстве, но очень громко высказываются, играют определенную роль и пользуются влиянием. Тем не менее наша прозападная позиция по-прежнему крепка: Европейский Союз поддерживает две трети населения, а НАТО — стабильно более 50%. Однако нельзя игнорировать попытки поставить под сомнение западную принадлежность Словакии и ослабить наши институциональные связи, прежде всего с НАТО, но и с ЕС тоже. В геополитически нестабильный период, в условиях работы пропаганды и информационной войны мы не можем более почивать на лаврах. В подобных обстоятельствах нельзя исключить эффекта «черного лебедя», когда тенденции меняются быстро и драматичным образом. Поэтому мы должны действовать, чтобы не отвратить угрозу от наших западных цивилизационных ценностей. Мы не хотим конфронтации, но от ценностей и цивилизационной идентичности не отступимся. Мы репрезентируем большую часть населения и обладаем интеллектуальным превосходством, и эти две вещи должны обеспечить нам здоровую (не гипертрофированную) самоуверенность. Мы беседуем с людьми, объясняем происходящее, приводим факты и цифры, которые никогда не лгут. Четырех десятилетий вне Запада нам оказалось достаточно. Автор — государственный секретарь Министерства обороны Словацкой Республики.
