1
За несколько дней до воскресных выборов в России я поехал в Крым, пересек границу с материковой части Украины и поехал в Севастополь, знаменитый портовый город, в котором базируется Черноморский флот России. Севастополь понес большие потери во время Второй мировой войны, когда бои шли на территории Советского Союза, и благодаря этой военной истории возникла особая сильная связь города с Россией. Весной 2014 года, когда Кремль организовал референдум в Крыму и перешел к аннексии территории, Москве не составило особого труда превратить эти настроения в нечто более мощное и убедительное. 18 марта 2014 года после восторженной и вызывающей речи Владимира Путина российский парламент официально ратифицировал присоединение Крыма. В воскресенье, ровно четыре года спустя, Россия провела свои первые президентские выборы с момента объявления о присоединении. Время было выбрано не случайно: кремлевские политтехнологи рассчитывали, что голосование в годовщину присоединения, которое все еще воодушевляет людей в России, повысит явку избирателей (победа Путина была предопределена; в основном опасения в Кремле вызывало то, что избиратели будут настолько равнодушны к выборам, что просто не пойдут голосовать). Это было еще и достойным завершением путинского «крымского» периода, который начался в 2012 году, когда Россия однозначно заявила, что больше не намерена подстраиваться под западные ценности и будет их опровергать и разрушать. Президентские выборы в России при Путине — это не столько выборы, сколько периодически появляющаяся у президента возможность подтвердить свою власть. Избиратели политику не определяют. Воскресные выборы были такими же постановочными и предопределенными, как и референдум 2014 года. Как я писал на прошлой неделе, «выбор, в том виде, в каком он предложен, на самом деле не между Путиным и другими кандидатами, а между Путиным и пустотой, чем-то не существующим и невообразимым». Путин набрал более 76% голосов. Остальные кандидаты были ложными и играли роль приманки; единственного заслуживающего доверия претендента, Алексея Навального, к участию в выборах не допустили (Украина наряду с США и Европой считает Крым незаконно аннексированной территорией, а проведенные там выборы — нарушением международного права). В день голосования в Севастополе я посетил неофициальный предвыборный штаб Путина в центре города. В нем работал Александр Синявский, кикбоксер-любитель и руководитель детской спортивной организации. Он рассказал мне, как в первые дни перед аннексией, когда была полная неразбериха, он вступил в ряды неофициального пророссийского народного ополчения. Пока мы говорили, он показывал мне разные видеоролики в YouTube, снятые еще в 2014 году, в которых он выступал в камуфляже и в красном берете. Он рассказал мне, что его брат, который живет во Владивостоке, приехал в Севастополь и тоже вступил в ополчение, а потом уехал на восток Украины воевать на стороне пророссийских сепаратистов. По словам Синявского, президентские выборы — это «своего рода благодарность». «Нас не очень волнуют результаты»,- сказал он мне. Было очевидно, что реальных соперников у Путина нет. «Мы с самого начала говорили, что наша задача заключается в повышении явки». Значение выборов, по его словам, заключается в том, чтобы «подтвердить результаты референдума» 2014 года, момента, когда «в сердце вспыхнул огонь». Позже в тот же день я остановился у избирательного участка в школе на холме недалеко от штаба Черноморского флота. Председатель участковой избирательной комиссии, 69-летняя женщина, представившаяся Людмилой Константиновой, показала мне «золотую» медаль, которую вручали всем голосовавшим. На лицевой стороне медали была указана дата референдума 2014 года, а на обратной — надпись: «С Россией навсегда!». Не дожидаясь моего вопроса, Константинова сказала мне, что будет рада, если победит Путин, поскольку он «сильный, волевой». Когда я уходил, она сделала что-то вроде предупреждения — хотя ее голос звучал при этом жизнерадостно, и она мягко, по-доброму держала меня за руку — «если к нам будут плохо относиться, если нас обидят или оскорбят, мы им такое устроим в ответ». Российские социологи называют наблюдающийся в последние годы рост поддержки Путина и государства «крымским эффектом». Хотя его влияние в большей части России начало ослабевать, в самом Крыму он остается мощным — во всяком случае, пока. Когда в Севастополе я встретился с успешным местным бизнесменом, он сказал мне, что эйфория от присоединения к России проходит, и на смену ей приходит чувство прагматического реализма. «Эти выборы знаменуют конец „российской весны"», — сказал он (в Севастополе события 2014 года воспринимаются как своего рода освободительное движение наподобие арабской весны). Во время недавнего визита Путина он был в толпе и заметил, что настроения изменились: «сейчас люди спокойны. Нет ни слез, ни восторга». По его словам, в 2014 году севастопольцы проголосовали не столько за присоединение к России, сколько за возвращение в СССР, за возрождение чувства принадлежности к могучему и единому народу. «Вместо этого мы просто стали, скажем, сегодняшней Россией — со всеми вытекающими из этого плюсами и минусами». Для севастопольцев плюсы заключаются в том, что они ощутили принадлежность к государству с его историческими амбициями и притязаниями на роль великой державы. Минусы (хотя в Севастополе они проявились не сразу) — это опасность, связанная с жизнью в хищническом государстве без правовой защиты, где люди могут оказаться жертвами чиновничьего цинизма или коррупции, или того и другого. Во второй половине дня я поехал на земельный участок, находящийся недалеко от центра города на крутом склоне. Там меня встретил человек по имени Александр Проценко. Он показал мне трехэтажный дом, принадлежащий его семье. Из дома открывается вид на долину, застроенную маленькими деревянными домами, за которыми виднеется сизого цвета море. «Крым — священное место», — сказал он. Летом он ходит на пляж, на дорогу уходит 20 минут. «Такой прилив энергии. Чудо». Проценко приехал из Нижнего Новгорода, города, находящегося примерно в 400 километрах от Москвы. Он долго думал переехать в Севастополь с женой и большой семьей, но они не хотели разбираться с украинскими законами и были против того, чтобы жить в чужой стране. Когда Россия присоединила эту территорию, Проценко подумал, что это «счастливый случай и знак сверху — пора переезжать». Проценко с родственниками купили дом в Севастополе у украинца, который хотел уехать после аннексии Крыма Россией. Но прежде чем они смогли въехать, местный суд заявил, что дом необходимо снести из-за подозрений в его незаконном использовании в качестве многоквартирного дома. Проценко заявил, что это всего лишь большая жилплощадь — для него и его десяти родственников. Первое судебное дело семья Проценко выиграла, но потом решение суда было обжаловано, и они проиграли — судебное заседание длилось всего пять минут. Через несколько месяцев переговоров с севастопольскими городскими чиновниками и прокурорами ему сделали предложение: если он просто откажется от нескольких комнат в своем новом доме — или лучше подарит городу несколько гектаров земли вокруг дома — никаких юридических проблем у него больше не будет. «Я понимаю, что это — бизнес, — сказал он мне. — Если им что-то дать, они оставят тебя в покое. Если нет, тогда ты сам напросился». По словам Проценко, они думают обратиться в Верховный суд России, а может, и в Европейский Суд по правам человека. Но его родственники устали. Его жена недавно перенесла сердечный приступ и вернулась в Нижний Новгород. После аннексии Россия вновь начала подавлять свободу слова, но в самом Крыму эти преследования были еще хуже. Больше всего пострадали крымские татары, мусульманское меньшинство, которое в большинстве своем выступало против захвата Крыма Россией — они стали жертвами волны арестов, начались исчезновения людей. Даже в пророссийском Севастополе власти не особо терпимы к протестам. В день выборов я навестил Ивана Маркова, «левого» активиста, который был арестован по подозрению в «экстремизме». Он провел в изоляторе восемь дней, пока власти изучали иллюстрацию с критикой Русской православной церкви, которую он опубликовал на своей странице в социальных сетях еще в 2013 году. Он сказал мне, что его преследуют за то, что он пытается создать неофициальный профсоюз, и за его связи с анархистом, арестованным ранее. «Если честно, по всему Крыму нас не так уж и много, нас можно сосчитать на пальцах одной руки», — отметил он. По его словам, у него никогда не было иллюзий по поводу Путина, и он выступает против и «российского империализма», и «украинского национализма». «Многие люди в Севастополе, — добавил он, — не очень себе представляли, к какой стране они присоединяются. Они думали, что придет Путин и твердой рукой наведет порядок не только в политике, но и в экономике, в системе социального обеспечения, во всем. Но этот порядок, если это можно так назвать, существует только при превращении государства в полицейское». Вечером, сразу после закрытия избирательных участков, на главной площади Севастополя у советского памятника жертвам Великой отечественной войны собрались члены нескольких пропутинских патриотических организаций, а также несколько местных жителей. Военный оркестр Черноморского флота заводил толпу бодрыми мелодиями маршей. Несколько человек выступили с речами. Последней выступила местная жительница Анна Цысарь, называющая себя поэтессой. Она пишет довольно воинственные стихи о военных сражениях и других исторических славных событиях (мой друг, живущий в Севастополе, рассказал, что Цысарь пишет в редком поэтическом жанре, когда от таких стихов «мужик после нескольких глотков водки начинает бить кулаком по столу»). Ее голос звучал мощно и раскатисто. «Наша Родина едина», — начала она. И продолжила о том, что «стоит лишь России встать с колен, как ее враги собираются грозными тесными рядами, лицемерно считая себя мессией, сея хаос революций, раздора и беды, но мы — великая славянская сила». Надрыв и пафос в ее словах звучали комично, но и о многом говорили: своим стихотворением она добралась до сути того, что Путин предложил россиянам за этот прошедший год — оскорбленное и уязвленное государство получило возможность наброситься на своих врагов в качестве компенсации за десятилетия обид и унижений. В некотором смысле эта политическая уловка сработала. Путин обеспечил себе еще один срок, получив одобрение в ходе своего президентского референдума. В время своей на самом деле не существовавшей избирательной кампании Путин не предложил новой стратегии и не сформулировал причины, по которым он должен и дальше руководить страной. Так называемый крымский аргумент — в сочетании с полностью выхолощенной и тщательно контролируемой политической сферой — означал, что ему это делать было и не нужно. Вопрос для России и для остального мира заключается в том, нужно ли это менять. И существует ли на данном этапе правления Путина что-то еще.
