1
28 ноября 2017 года, впервые после окончания холодной войны, на Гавайях прозвучали сирены воздушной тревоги. Эти учения были проведены в рамках программы по восстановлению системы оповещения о чрезвычайных ситуациях, инициированной в ответ на потенциальную угрозу ядерного удара со стороны Северной Кореи. Однако рев этих сирен мог также символизировать приближение второй холодной войны. Историки так и не сумели прийти к единому мнению касательно того, когда именно началась первая холодная война. В 1946 году, когда США и Великобритания столкнулись с Советским Союзом на почве гражданской войны в Греции? На поздних этапах Второй мировой войны? После государственного переворота в России в октябре 1917 года? Согласия нет и в вопросе о том, когда именно холодная война закончилась. Когда в 1986 году в своем выступлении на Генеральной Ассамблее ООН Горбачев отрекся от советской ревизионистской внешней политики? После официального распада СССР в 1990 году, когда место Михаила Горбачева занял Борис Ельцин, ставший первым главой новоиспеченной Российской Федерации? Вполне вероятно, историки будущего точно так же будут спорить о том, когда началась вторая холодная война. Случилось ли это в 2014 году, когда Россия аннексировала Крым, а США и их европейские союзники отреагировали на это введением санкций? Или же вторая холодная война началась с короткой войны между Россией и Грузией в 2008 году? Возможно, моментом начала второй холодной войны некоторые историки сочтут попытки Китая подкрепить свои претензии на Южно-Китайское море посредством милитаризации ряда спорных островов и рифов. Ясно одно: за последние несколько лет то, что Ельцин в 1994 году назвал «холодным миром» между Россией и западным альянсом во главе с США, стало еще более холодным и менее мирным. Отношения между США и Китаем становятся все более напряженными — в военной, дипломатической и экономической сферах. Холодный мир 1990-х и 2000-х годов остался в прошлом. Мы вступили во вторую холодную войну. *** Вторая холодная война представляет собой матч-реванш между теми же командами, которые противостояли друг другу на протяжении большей части первой холодной войны. По одну сторону находятся США и их восточноазиатские и европейские союзники, включая новых членов НАТО в Центральной и Восточной Европе и Прибалтике. С противоположной стороны оказались Россия и Китай, а также их союзники и клиенты. Во второй холодной войне, как и в первой, соперники создали противоборствующие военные альянсы. После окончания первой холодной войны США сохранили альянс НАТО и расширили его вплоть до границ России, несмотря на ее громкие возражения. В Восточной Азии США сохранили свои альянсы с Японией, Южной Кореей и Тайванем, продолжая реализовывать свою негласную политику сдерживания Китая и постсоветской России. В ответ на рост военной мощи Китая и укрепление его позиций США также приняли участие в Четырехстороннем диалоге по вопросам безопасности наряду с Японией, Индией и Австралией. Этот диалог считается фактическим антикитайским альянсом, частью того, что администрация Обамы назвала разворотом США к Азии в ответ на рост мощи Китая. Все несоветские государства, которые прежде были членами Организации Варшавского договора, теперь входят в состав альянса НАТО во главе с США. Россия сумела предотвратить вступление Грузии и Украины в НАТО посредством вторжения на территорию Грузии в 2008 году, когда она выступила в интересах сепаратистской республики Осетия, и посредством аннексии Крыма и поддержки пророссийских сепаратистов на востоке Украины. Кроме того, Россия пыталась консолидировать свою сферу влияния на большей части территорий бывшего СССР — не в последнюю очередь посредством создания Евразийского экономического союза, в который сейчас входят Россия, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Армения. Между тем Россия продолжала сближаться с Китаем. Эти две крупные евразийские державы вместе с несколькими другими странами создали свой собственный евразийский альянс — Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). В состав ШОС, которая была основана в 2001 году, входят Иран и Индия и не входят военные союзники США, за исключением Пакистана и Турции. В 2005 году ШОС отклонила заявку США на получение статуса наблюдателя в этой организации. Благодаря участию в ней Китая и Индии, в состав ШОС входят две самые населенные страны мира, а также Россия, которая является крупнейшей страной по площади территории. Хотя формально цель ШОС заключается в борьбе с терроризмом, российско-китайское сотрудничество в военной области является центром периодических военных учений этой организации (следующие учений пройдут в России в Сентябре 2018 года). В список ключевых членов ШОС входят три страны, которых военные стратеги США называют главными противниками Америки: Китай, Россия и Иран. Китай и Россия также занимаются укреплением своих отношений с союзниками, чтобы увеличить свои возможности по проецированию влияния далеко за пределами своих границ. Предотвратив возможную потерю крымского порта Севастополь посредством аннексии полуострова, Россия затем вмешалась в сирийскую гражданскую войну, отчасти чтобы защитить свои военные базы в Сирии. Несмотря на возражения США и многих своих соседей, Китай объявил о своих притязаниях на использование большей части акватории Южно-Китайского моря и попытался закрепить их, построив и укрепив несколько искусственных островов. Так называемая «нитка жемчуга» — это цепочка китайских военно-морских баз, гражданских портов и баз, простирающаяся из Южно-Китайского моря до Бангладеш и порта Гвадар в Пакистане, в которой некоторые эксперты усматривают попытку Китая взять Индию в стратегическое кольцо. Китай построил военную базу в Джибути в Африканском Роге, недалеко от американской базы в Кэмп-Лемонье. Огромные инвестиции Китая в гражданскую инфраструктуру и его обширная коммерческая деятельность в Африке и Латинской Америке тоже способствуют расширению его влияния в мире, поскольку китайские компании беспрекословно подчиняются авторитарному китайскому режиму. Гонка вооружений является еще одним свидетельством того, что мир перешел из фазы холодного мира в фазу холодной войны. Пока путинская Россия продолжает расширять свой ядерный арсенал, Китай, по всей видимости, довольствуется минимальным арсеналом для сдерживания. США объявили о том, что они примут военные и экономические меры в ответ на развертывание Россией новых ракет, которые, как утверждает Вашингтон, нарушают Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (Договор о РСМД), запрещающий крылатые и баллистические ракеты на территории Европы. Между тем некоторые представители Вашингтона убеждены, что этот договор излишне связывает руки американским вооруженным силам. Республиканские ястребы добились того, чтобы Конгресс выделил 58 миллионов долларов из военного бюджета на 2018 года на разработку крылатых ракет наземного базирования. В декабре 2016 года избранный президент Трамп написал в твиттере: «Пусть будет гонка вооружений». А незадолго до этого он опубликовал твит, в котором заявил, что США «должны существенно укреплять и расширять свой ядерный потенциал вплоть до того момента, когда мир придет в чувство касательно ядерного оружия». В свою очередь, в ходе ежегодного обращения в марте Путин продемонстрировал на экране, как сверхзвуковые ракеты, способные нести ядерный заряд, обрушились на участок, в котором многие увидели Флориду. Вторая холодная война уже идет и в области шпионажа и саботажа. Согласно докладу Научного комитета Министерства обороны США, обнародованному в феврале 2017 года, США подвергаются кибератакам со стороны России и Китая, а также со стороны Ирана и Северной Кореи. США утверждают, что хакеры, связанные с китайским правительством, крали интеллектуальную собственность, чтобы помогать китайским компаниям. Тогдашний советник Трампа по вопросам национальной безопасности Г.Р. Макмастер (H. R. McMaster) заявил в феврале в Мюнхене, что факт вмешательства Москвы в американские президентские выборы является «неоспоримым». Кроме того, как утверждают США, иностранные государства внедрили вредоносные программы в компьютерные системы, способные влиять на работу американских электросетей. Считается, что одна из форм таких программ под названием «БлэкЭнерджи» (BlackEnergy) была разработана по заказу российского правительства и была применена для атаки на электросети на Украине. Между тем США продолжают наращивать свой потенциал для ведения войны в киберпространстве. Как пишет издание «Нью-Йорк таймс» (New York Times), США успешно взломали системы, управляющие северокорейскими ракетами, чем спровоцировали высокий процент неудачных запусков. Считается, что вредоносная программа «Стакспет» (Stuxnet) была создана в рамках совместного американо-израильского проекта, чтобы сорвать реализацию иранской ядерной программы. Как и в случае с первой холодной войной, сейчас, когда началась вторая холодная война, мы наблюдаем космическую гонку — или, точнее, космические гонки. Хотя США и Китай охотно рассказывают о своих амбициозных проектах по отправке астронавтов на Луну и Марс, в основе космической гонки во второй холодной войне лежат в первую очередь военные соображения. В 2007 году Китай продемонстрировал противоспутниковый потенциал, уничтожив один из своих собственных спутников в рамках испытаний, подобных тем испытаниям, которые США и СССР прекратили проводить в 1980-х годах из-за огромного ущерба, причиняемого обломками. Летом 2017 года Китай провел испытания своего ультразащищенного спутника-шпиона, в основе работы которого лежит феномен квантовомеханической спутанности, совершив рывок и обогнав США в этой области технологий. Чтобы избежать зависимости от созданной в США системы GPS, Китай создал свою собственную систему глобальной спутниковой навигации — «Бэйдоу» (BeiDou). Между тем в 2013 году Конгресс принял закон, запрещающий использовать фонды НАСА (NASA) для сотрудничества с Китаем. После свертывания программы космических шаттлов США уступили лидерство в области пилотируемых космических полетов России, которая продолжила отправлять космонавтов на Международную космическую станцию. Поскольку у США нет возможности самостоятельно отправлять своих астронавтов в космос, им приходится договариваться с Россией об их отправке на МКС на российских ракетах. Что еще хуже, Пентагон будет зависеть от производимых в России ракетных двигателей, которые устанавливаются на американских военных спутниках, еще много лет, пока «Юнайтед лонч эллайенс» (United Launch Alliance), совместное предприятие «Боинг» — «Локхид Мартин» (Boeing-Lockheed Martin) и «Спэйс-Экс» (SpaceX) Илона Маска (Elon Musk) будут заниматься разработкой их альтернативы. В условиях второй холодной войны противоборствующие военные альянсы подкрепляются и дополняются соперничающими торговыми блоками. В противовес широко распространенному убеждению, США начали ужесточать свой подход к Китаю еще до избрания Дональда Трампа, то есть в период администрации Обамы. К примеру, во Всемирной торговой организации Обама поддержал 23 меры по обеспечению торговых соглашений, и 14 из них были направлены против Китая. Администрация Обамы формулировала свою торговую политику в откровенно антикитайских терминах. Заголовок статьи, опубликованной в «Ньюсуик» (Newsweek) 12 октября 2015 года, гласил: «Если США и Европа не договорятся об условиях торгового соглашения, Китай победит». Автор статьи Джуди Депмси написала следующее: «И Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство, и Транс-Тихоокеанское партнерство направлены на формирование альянсов США — через Атлантический океан и через Тихий океан — чтобы иметь дело с Китаем… Коротко говоря, оба эти блока рассматриваются как соревнование между США и Китаем за право устанавливать правила торговли в 21 веке». В своем сообщении от 15 февраля 2016 года, адресованном чиновникам Белого дома, президент Обама откровенно назвал ТТП инструментом, направленным против Китая, в соперничестве за право влиять на правила глобальной торговли: «Поэтому мы должны сделать так, чтобы именно США, а не такие страны, как Китай, формулировали правила для мировой экономики в 21 веке… В настоящий момент Китай хочет устанавливать правила торговли в Азии. Если ему это удастся, наши конкуренты смогут свободно игнорировать базовые стандарты защиты окружающей среды и охраны труда, что даст им несправедливое преимущество перед американскими рабочими. Мы не можем этого допустить. Именно мы должны устанавливать эти правила». В попытке защитить ТТП от критики со стороны популистов и прогрессивистов администрация Обамы мобилизовала чиновников структур национальной безопасности и представителей внешнеполитических ведомств, чтобы они продвигали идею о том, что это соглашение является неотъемлемой частью всеобъемлющей системы антикитайского альянса во главе с США. В январе 2017 года, к примеру, сенатор-республиканец Джон Маккейн (John McCain) осудил решение Трампа вывести США из ТТП по геополитическим соображениям: «Меня волнует, что мы передаем Азиатско-Тихоокеанский регион Китаю». Администрация Трампа погубила ТТП, тогда как Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство бездействует из-за внутренней оппозиции в США и Европе. В документе под названием «Президентская программа торговой политики на 2017 год» администрация Трампа официально отреклась от принципа многосторонних отношений, которого придерживались его предшественники с момента окончания холодной войны, сделав выбор в пользу подхода «Америка в первую очередь» в области торговли:
«В течение более 20 лет правительство США придерживалось такой торговой политики, в которой важное место было отведено многосторонним и другим соглашениям, призванным способствовать постепенным изменениям в практике внешней торговли, а также уважительному отношению к механизмам урегулирования международных споров… [В результате] мы видим, что американцы слишком часто оказываются в невыгодном положении на мировых рынках. Учитывая эти обстоятельства, пришло время разработать новую торговую политику, которая будет защищать американский суверенитет, способствовать исполнению американских законов в области торговли, использовать американское влияние для открытия рынков за рубежом и заключать новые торговые соглашения, которые будут более справедливыми и эффективными». Критики администрации Трампа часто изображают его экономический национализм как катастрофическое возвращение к меркантилизму, который может спровоцировать неконтролируемое скатывание к торговому конфликту и торговой войне. Это преувеличение. Такая характеристика не учитывает тот факт, что в основе склонности Трампа и его советников к заключению двусторонних соглашений, лежат те же цели, что и в основе более многостороннего подхода Обамы, а именно стремление предотвратить процесс захвата внутреннего американского и глобального рынков китайскими компаниями, пользующимися поддержкой государства. В рамках своей экономической стратегии в отношении Китая администрация Трампа отказывается классифицировать Китай как «рыночную экономику» по критериям ВТО, приписывая ему статус «нерыночной экономики». Обеспокоенные китайской программой «Сделано в Китае — 2025», согласно которой иностранные технологии будут приобретаться на благо китайцев, и республиканцы, и демократы Конгресса рассматривают возможность расширения рамок контроля над китайскими инвестициями со стороны комитета по иностранным инвестициям, который анализирует возможные последствия слияний и поглощений с участием иностранных игроков для национальной безопасности США. Экономические санкции — это еще один инструмент соперничества между крупными державами в эпоху второй холодной войны. В случае с Россией санкционная политика США заключается в том, чтобы заставлять российские и иностранные компании, а также россиян и иностранцев наказывать российское правительство за его политику в Крыму и на Украине. Управление по контролю за иностранными активами Министерства финансов США отвечает за санкции против российского финансового, энергетического и оборонного секторов. Стремление Трампа наладить отношения с Россией и российско-американское сотрудничество в борьбе против ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная на территории РФ — прим. ред.) и других общих угроз было сведено на нет более жесткими санкциями, которые конгресс одобрил летом 2017 года. *** Во второй холодной войне марксистко-ленинская природа в качестве воинствующей веры добавила к геополитической борьбе идеологическое измерение, которое отсутствовало в мировых войнах, характеризовавшихся весьма неожиданными альянсами, такими как альянс советских коммунистов с американскими и британскими капиталистами, а также альянс немецких национал-социалистов с японскими империалистами. В период первой холодной войны западные демократии разделились на антикоммунистов, прокоммунистов и анти-антикоммунистов. Есть мнение, что вторая холодная война представляет собой глобальную идеологическую борьбу между либеральной демократией и новым авторитаризмом, который олицетворяют Владимир Путин и Си Цзиньпин — а также Дональд Трамп. Один из вариантов этой точки зрения заключается в том, что в экономической сфере тоже идет борьба — соперничество между либеральным капитализмом, который, как считается, поддерживает «основанный на нормах либеральный миропорядок», и отвратительным государственным капитализмом или экономическим национализмом. Считается, что новый «пекинский консенсус» — то есть новая экономическая модель капитализма авторитарного государства — угрожает одновременно политической и экономической свободе. Но такая точка зрения неубедительна. Среди союзников США есть Египет, являющийся военной диктатурой, и Саудовская Аравия, представляющая собой деспотичную монархию. Авторитарная политика Путина имеет больше общего с политикой Эрдогана в Турции, которая входит в состав НАТО, чем с политикой коммунистических режимов, таких как режим Си в Китае. Ирония в том, что, если говорить об Америке, то по происхождению и по технократическому подходу к политике ближе всего к представителям китайского истеблишмента, придерживающимся идей протекционизма, стоят такие американские династии, как династии Клинтонов и Бушей, а вовсе не аутсайдер-популист Дональд Трамп. *** Вторую холодную войну необходимо рассматривать в широкой исторической перспективе. Ее предшественница, первая холодная война, стала третьей мировой войной 20 века. Борьба в ней велась не напрямую, а посредством гонки вооружений, опосредованных конфликтов, инструментов экономической борьбы и идеологической войны, потому что соперники не хотели вступать в непосредственный конфликт друг с другом из-за высокой цены неядерной и ядерной войны. В основе трех мировых войн 20 столетия, протекавших в промежутке между 1914 и 1989 годами, лежали стремления режимов России и Германии доминировать в Европе. Господство в Европе было необходимо Берлину и Москве, чтобы превратить свои региональные державы в сверхдержавы такого масштаба, который позволил бы им соперничать с США — к началу 20 века несмотря на то, что их военный потенциал еще находился в латентном состоянии, США уже могли похвастаться беспрецедентным сочетанием сильной промышленности, богатства и многочисленного населения. Целью германской империи в Первой мировой войне было формирование ее сферы влияния в Европе. Гораздо более радикальная версия Гитлера заключалась в создании гигантского «расово чистого» немецкого государства — своего рода пародии на США — под эгидой которого «арийские» пионеры должны были заселить новые аграрные районы Восточной Европы и России, очищенные от славян, евреев и цыган посредством геноцида, голода и этнических чисток. После 1945 года успех стремления СССР стать второй сверхдержавой зависел от степени его влияния на Восточную Европу, которую Красная армия отвоевала у Германии во время Второй мировой войны. Без квалифицированных рабочих и промышленности Восточной Европы (включая Восточную Германию) Россия даже с со всеми теми народами, которые СССР унаследовал от царской империи, мог претендовать в лучшем случае только на статус региональной державы. Экономическую базу СССР можно было нарастить еще больше, если угрозами заставить богатые, но слабые страны Западной Европы (особенно Западную Германию) сохранить нейтралитет, что в свою очередь дало бы возможность вести торговлю в Западной Европе на условиях и в интересах СССР. В то время как инициаторами первых трех мировых войн стали Берлин и Москва, вторую холодную войну спровоцировали попытки США — единственной сверхдержавы в то время — добиться неограниченной глобальной гегемонии в 1990-х и 2000-х годах и крайне негативная реакция Китая и России на попытки Америки захватить власть. Согласно теории «наступательного реализма» — одного из направлений реализма в международных отношениях, продвигаемого Джоном Мершаймером (John Mearsheimer) — в условиях анархии, когда нет одного правителя, который мог бы обеспечить законность и порядок, государства будут стараться собрать в своих руках как можно больше влияния и мощи. Ни одна крупная держава никогда не сможет стать абсолютно сильной и защищенной. «Лучшая защита — это нападение», — гласит старая поговорка. Или, как сказала Мэй Уэст (Mae West), «слишком много прекрасного — это чудесно!» Стремление нацистов к статусу сверхдержавы представляло собой откровенную агрессию, неотделимую от безумных расистских теорий заговора. Однако перед этим такие немецкие либералы, как Фридрих Науман (Friedrich Naumann) и Макс Вебер, выдвигали проект гегемонии Германии в блоке государств Центральной Европы, который в 20 веке будет способен самостоятельно сопротивляться натиску американцев, а также британской и российской империй. Если альтернативой было подчинение Германии и Европы воле англосаксов или русских, то германское завоевание Европы можно было рассматривать как своего рода самооборону. Теперь мы знаем, что у Сталина не было никаких агрессивных планов на Западную Европу после Второй мировой войны. Опираясь на теорию марксизма-ленинизма, он полагал, что восстановление Германии и Японии в конечном итоге спровоцирует очередной раунд войн между капиталистическими странами, похожий на первые две мировые войны. Советскому Союзу необходимо удерживать то, что он уже контролирует, по мере возможностей расширять коммунистический блок и готовиться к тому, чтобы пережить третью мировую войну, которая, возможно, начнется как конфликт между Америкой, Великобританией, Францией, Германией и Японией. С этой ошибочной точки зрения, оппортунистическое расширение области советского влияния носило предохранительный характер. В 1990-х годах администрация Клинтона, несомненно, считала расширение НАТО вплоть до границ ослабленной постсоветской России разумным способом подстраховаться на случай возможного реваншизма России в будущем. Кроме того, нет никаких причин сомневаться в том, что чиновники администраций Буша и Обамы искренне верили, что, если свергнуть Саддама, Каддафи и Асада и поставить проамериканских правителей во главе Ирака, Ливии и Сирии, это укрепит американскую систему безопасности. То же самое можно сказать и об убежденности президентов США (от обеих партий) в том, что именно США, а не Китай, должны оставаться бесспорным гегемоном в Восточной Азии. То, что одно государство рассматривает как меры предосторожности, его противники могут рассматривать как агрессию. Именно здесь и скрывается то, что Мершаймер называет «трагедией политики великих держав». И именно в этом трагедийном контексте необходимо рассматривать стремление Америки к глобальной гегемонии, возникшее после падения Берлинской стены. Бессмысленно напоминать, что, с точки зрения Москвы и Пекина, то, что Вашингтон называет мерами по укреплению национальной обороны и мира во всем мире, смахивает на попытку США окружить и сдержать Россию и Китай. Они вполне могут назвать ту помощь, которую Вашингтон оказал ненасильственным «цветным революциям» в поддержку «либеральных» и «демократических» реформаторов в Азии и Европе, включая Украину, циничной вепонизацией идей демократии — особенно с учетом того, что в Саудовской Аравии и других проамериканских автократиях подобных спонсируемых США демократических революций никогда не было. Историки будущего могут прийти к выводу, что лейтмотивом, связывающим на первый взгляд не связанные действия США — расширение НАТО, американские войны за смену режимов на Ближнем Востоке, поддержка «цветных революций» и стремление закрепить либеральные нормы глобальной торговли посредством таких механизмов, как ВТО и многосторонние договоры, лишающие отдельные страны их экономического суверенитета — стало ощущение, что перед США лишь ненадолго открылась возможность сформировать миропорядок в соответствии с американскими ценностями и интересами, прежде чем долгосрочный подъем Китая и отток богатства и влияния с Запада неизбежно ослабят влияние Америки. Те, кто сравнивает современный Китай с германской империей 1900-х годов, возможно, заблуждаются. Современный Китай гораздо больше похож на царскую Россию перед Первой мировой войной: огромный, терпеливый и постепенно модернизирующий себя под руководством авторитарного режима. Сейчас именно США ведут себя как германская империя. Германская элита боялась, что у нее крайне мало времени для того, чтобы добиться гегемонии в Европе, прежде чем рост богатства и влияния России сделает реализацию ее планов невозможной. Историки будущего могут прийти к выводу, что тот же самый страх по поводу роста мощи Китая заставлял несколько американских администраций предпринимать поспешные и безрассудные попытки консолидировать глобальный Пакс Американа. Но архитекторов устойчивой глобальной гегемонии Америки последних трех десятилетий постигла неудача, и время уже на исходе. *** Мой первый аргумент заключается в том, что основной причиной второй холодной войны стали попытки Америки добиться глобальной гегемонии после окончания первой холодной войны и то сопротивление, которое ей оказали Китай и Россия. Мой второй аргумент: если победа Америки определяется как достижение мирового господства вопреки их сопротивлению — особенно сопротивлению Китая — то во второй холодной войне США потерпят поражение. Если судить по риторике апологетов новой холодной войны, то среди основных целей США можно назвать следующие: Китай должен смириться с постоянным военным господством США в Восточной Азии; Китай должен принять правила мировой торговли, составленные США и их европейскими и азиатскими союзниками без участия Китая; Россия должна смириться с постоянным присутствием США/НАТО у своих границ; Россия должна вернуть Крым Украине. Нет необходимости говорить о том, что такие геополитические цели являются весьма сомнительными, с точки зрения Америки, по той простой причине, что США просто не способны их достичь. Если навязывать стране проекты, которые она попросту не может реализовать, это обернется лишь унизительным национальным провалом. Давайте подробно рассмотрим каждую из этих целей американской внешней политики. Китай должен смириться с постоянным военным господством США в Восточной Азии В течение двух десятилетий холодного мира в 1990-х и 2000-х годах американские эксперты по внешней политике время от времени говорили о том, что, хотя китайцы могут иногда ворчать, но в конечном итоге они согласятся на Пакс Американа в Восточной Азии, потому что это будет служить их экономическим интересам и мешать ремилитаризации Японии. На круглом столе в Брукингском институте, который прошел в ноябре и был посвящен Китаю, Роберт Каган (Robert Kagan) кратко охарактеризовал китайскую стратегию либеральных сторонников идеи американской гегемонии, сорвав с нее маску идеализма и обнажив грубое лицо политики силы: «Мое отношение к Китаю — процветайте в экономическом смысле, но вы не можете использовать свою армию, чтобы расширять свое влияние в регионе. Справедливо ли это? Нет. Есть ли в этом хотя бы какая-то доля справедливости? Нет. Для нас доктрина Монро действует, для вас — нет. Простите меня, но именно так все и обстоит… Мы сдерживаем Китай, и китайцы знают, что мы их сдерживаем». В 1997 году можно было по крайней мере верить в то, что Китай, как Япония и Германия, однажды смирится со статусом протектората США и начнет развиваться как ориентированная на экспорт гражданская держава. Сегодня эта идея уже перешла в разряд иллюзий. Военная гегемония США в Восточной Азии невозможна. Учитывая продолжающийся рост мощи и богатства Китая, единственными реалистичными вариантами являются биполярное американо-китайское соперничество в регионе, «концерт держав», включающий в себя Китай, США и, возможно, некоторые другие страны, или же региональная гегемония Китая в результате уменьшения влияния США в этом регионе. С точки зрения США и их союзников, длительное малоинтенсивное соперничество с Китаем, возможно, является более предпочтительным вариантом для того, чтобы Америка признала сферу влияния Китая, а соседи Китая, включая Японию, могли вести по отношению к нему политику умиротворения, в том случае если третий вариант, предполагающий «концерт стран» региона, недостижим. Однако согласие на биполярную, разделенную Восточную Азию, в которой будут буферные зоны, где США не смогут бросать вызов Китаю чрезмерно провокационно, само по себе будет означать отказ США от оптимистичного послевоенного порядка, в рамках которого Китаю отводится подчиненная роль гражданской торговой державы в Азии и в мире, где господствуют США. Китай должен принять правила мировой торговли, составленные США и их европейскими и азиатскими союзниками без участия Китая Еще одной жертвой второй холодной войны стала идея глобальной «основанной на нормах торговой системы» — по крайней мере если эти нормы разрабатываются США и их союзниками в рамках процессов, подобных переговорам под эгидой ТТП, из которых Китай исключен. Заявление администрации Обамы о том, что Китай можно заставить играть по более либеральным правилам, чтобы он сумел выйти на те международные рынки, которые ТТП и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство создадут, всегда было абсурдным. Во-первых, якобы гигантский торговый блок ТТП состоял в основном из США и Японии, которые уже были тесно связаны с китайской экономикой, и ряда небольших экономик, которые тоже вели оживленную торговлю с Китаем. Что касается Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства, то отчаянное стремление Америки и Европы получить доступ к китайскому рынку рабочей силы, потребителям и в некоторых случаях к капиталу превращают в фарс все заявления о том, что Китай будет вынужден принять правила либерального капитализма, чтобы попасть на новый европейско-американский рынок. Идея о том, что в начале 21 века США, Европа и Япония смогут без участия Китая «закрепить» правила торговли и инвестиций, которым Китай будет вынужден в дальнейшем подчиняться в течение многих десятилетий, это пустые фантазии. Если судить по показателям паритета покупательской силы, то Китай уже является крупнейшей экономикой в мире. В какой-то момент — возможно, уже в следующем десятилетии — он обгонит США и по другому показателю, а именно по рыночному обменному курсу. Хотя его рост замедлится по мере его превращения из развивающейся страны в страну со средним уровнем доходов на душу населения, Китай все равно продолжит развиваться более быстрыми темпами по сравнению с США и их союзниками из числа развитых стран Европы и Азии. По оценкам консалтинговой фирмы PwC, к 2050 году в терминах паритета покупательской способности ВВП Китая составит 58,5 триллиона долларов. Для сравнения ВВП США составит 34,1 триллиона долларов, а Японии — 6,8 триллиона долларов. Само собой разумеется, ВВП на душу населения в США и Японии, скорее всего, будет намного превышать этот показатель в Китае, как и доля представителей среднего класса и рабочих в их обществах. Но только чрезвычайно провокационное и пугающее поведение со стороны Китая может помешать устойчивому росту его экономической гравитации. В 2015 году, когда был основан возглавляемый Китаем Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, призванный стать противовесом Всемирному банку и Азиатскому банку развития, которые очень уважительно относятся к мнению США, администрация Обамы попыталась заставить союзников Америки отказаться от участия в нем. Несмотря на «особые отношения», Великобритания возглавила вереницу европейских стран, заключивших партнерские отношения с этим банком. В то время сингапурский дипломат Кишор Махбубани (Kishore Mahbubani) написал в своем эссе под названием «Почему вступление Великобритании в возглавляемый Китаем банк является свидетельством заката Америки» («Why Britain Joining China-Led Bank is a Sign of American Decline») следующее:
«США больше не могут доминировать в мировой истории. На сцену вышла новая держава. Британцы, как и большинство других средних держав, решила подстраховаться и работать как с США, так и с Китаем. Но это еще и вопрос выживания. Если Лондон не будет служить реализации финансовых и экономических интересов растущего Китая, он может оказаться не у дел в 21 веке. Поэтому у британцев нет иного выхода, кроме как сотрудничать с Китаем». То же самое можно сказать и о большинстве военных союзников Америки. Не стоит ожидать, что европейские союзники Америки принесут в жертву свои интересы в рамках коммерческих отношений с Китаем, чья растущая военная мощь не является для них непосредственной угрозой, какой было присутствие Красной армии на территории Европы в период первой холодной войны. Китайская инициатива «Один пояс — один путь» предполагает интеграцию стран, включая страны Западной Европы, в новую панъевразийскую экономическую систему. Идея европейско-американского альянса, направленного против Китая, обречена заранее в силу собственных экономических интересов европейских стран, чьи уменьшающиеся или медленно растущие экономики ищут способы выйти на иностранные рынки и получить доступ к иностранным рынкам труда. Россия должна смириться с постоянным военным присутствием США/НАТО у своих границ и вернуть Крым Украине На другом краю Евразии США, возможно, тоже придется отказаться от той своей цели во второй холодной войне, которой они не смогут достичь. Претендуя на статус глобального гегемона после падения Берлинской стены, США заявляли, что сама концепция сфер влияния устарела. В 2013 году госсекретарь Обамы Джон Керри (John Kerry) заявил: «Эпоха доктрины Монро завершилась». Неужели? Как вы нам, так и мы вам? Если расширение возглавляемого США альянса НАТО вплоть до границ России легитимно, будут ли новые российские военные базы на Кубе в равной степени приемлемыми? Неужели США не станут возражать против китайско-мексиканского альянса, в рамках которого китайские военные системы будут развернуты у самой границы между Мексикой и США, а китайские военные корабли начнут совершать провокационные маневры в Мексиканском заливе? Все соседи США, включая Мексику и Канаду, в прошлом становились жертвами американских вторжений, поэтому Китай вполне может заявить, что его альянсы в Северной Америке носят исключительно оборонительный характер. В будущем, как и в прошлом, Америка может обнаружить, что сферы влияния являются весьма полезными инструментами управления. Сторонники идеи глобальной гегемонии США часто приравнивают демилитаризованные регионы между крупными державами к трамплину для имперских завоеваний. Однако демилитаризованные зоны и такие нейтральные страны, как Бельгия и Швейцария, всегда играли важную роль в международной дипломатии, являясь одним из инструментов предотвращения конфликта. В 19 веке США и Великобритания, которые тогда были военными противниками, в течение нескольких десятилетий делили территорию Орегона, демилитаризовали территорию Великих озер и сотрудничали в вопросе возможного строительства канала через центральную часть континента. В период Второй мировой войны Уинстон Черчилль сделал Сталину предложение: после окончания войны СССР получит 90% влияния в Румынии и 75% в Болгарии, в Югославии и Венгрии СССР и Соединенное Королевство разделят влияние 50 на 50, а в Греции 90% влияния достанется Великобритании. Причиной холодной войны стало вовсе не настойчивое требование СССР обеспечить отсутствие наступательных сил у его границ, а его стремление расставить коммунистические марионеточные режимы по всей Восточной Европе в совокупности с высоким уровнем милитаризма и антизападной внешней политикой. США помогали удерживать первую холодную войну в холодной фазе, уважая советскую сферу влияния в Восточной Европе, отказываясь вмешиваться в те моменты, когда Красная армия подавляла восстания в Германии, Венгрии и Чехословакии. Во время Кубинского ракетного кризиса администрация Кеннеди настаивала на том, чтобы СССР свернул свои ядерные ракеты на Кубе, и сумела выйти из тупика, согласившись убрать ракеты НАТО из Турции. Не признавая этого на словах, США и их европейские союзники на практике уже признали Грузию и Украину частью сферы влияния России, отказавшись от планов принять эти страны в НАТО и Евросоюз после агрессивной реакции России. Вероятность того, что Россия вернет Крым Украине, примерно равна вероятности того, что США вернут Техас и Калифорнию Мексике. В основе любого реалистичного плана урегулирования опосредованного конфликта на Украине должна лежать договоренность о частичной автономии пророссийских областей и статус нейтрального государства для Украины в целом. Здесь, как и в Восточной Азии, вариантов мало: это согласованный нейтралитет, разделение полномочий или продолжение конфликта. Ни Россия, ни Китай — независимо от того, какими будут их режимы — никогда не признают легитимность военных гарнизонов и операций у своих границ. *** США необходимо отказаться от своих обреченных на провал претензий на глобальную гегемонию, которая установилась после окончания первой холодной войны и спровоцировала вторую холодную войну, — прежде чем неудача заставит их это сделать. Альтернативой должна стать геополитическая версия того, что философ Джон Грей (John Gray) — в контексте общества, в котором существует раскол в силу несовместимых ценностей — назвал «modus vivendi» («способ сосуществования»). Глобальный modus vivendi должен обладать рядом черт, знакомых нам по «концертам держав» и дипломатическим соглашениям прошлого. Необходимо предпринять попытки установить контроль над распространением оружия — но не добиваться полного разоружения, потому что любая крупная держава будет оставлять за собой право поддерживать базовые вооруженные силы, необходимые для ее защиты. В рамках нового глобального modus vivendi сферы влияния и демилитаризованные зоны должны стать легитимными объектами дипломатических переговоров, чтобы снизить напряженность в отношениях между крупными державами. Маленьким и слабым странам могут не понравиться те ограничения их независимости, которые им навяжут подобные соглашения, но их дискомфорт неизбежен в мире, который — независимо от моделей внутреннего правления — будет организован на основе иерархий военной и промышленной мощи. В сфере экономической политики тоже можно найти массу аргументов в пользу прагматичного modus vivendi. Глобальная экономика, управляемая единым набором правил, будь то либеральные нормы или какие-то другие, оказалась бы крайне неудобной, даже если бы она сложилась. Единой экономической модели, которую приняли бы все страны, находящиеся на самых разных уровнях развития и в самых разных положениях, никогда не было. В период холодной войны антигосударственническая Америка, социал-демократическая Швеция, дирижистская Франция, националистическая Япония, протекционистские страны Латинской Америки, практиковавшие импортозамещение, и феодальные нефтяные монархии Ближнего Востока сумели стать геополитическими союзниками. После окончания первой холодной войны так называемый вашингтонский консенсус, поддерживающий либеральный капитализм, всегда игнорировался успешными странами Восточной Азии. Место вашингтонского консенсуса займет не пекинский консенсус, а экономический плюрализм. Если страны, включая США, обнаружат, что их национальным экономическим интересам лучше всего удовлетворяет принцип двусторонности, не будет никаких причин огорчаться по поводу отказа от проекта единого набора правил и норм глобальной экономики — отказа от утопической цели, которая никогда никого особенно не привлекала, за исключением узкого круга технократов, лоббистов и ученых. Что касается ценностей, то американцам вовсе не обязательно становиться нравственными или культурными реваншистами. И хотя отдельные люди или группы могут проповедовать то, что они считают универсальными ценностями, будь то постмодернистский светский либерализм или протестантизм, это не в интересах правительства США — относиться ко всем государствам, которые их не разделяют, как к нелегитимным режимам. Коротко говоря, там, где на кону стоят истинные интересы и полезные альянсы Америки, США должны энергично защищать их от Китая, России и любой другой страны. Однако глупо продолжать приравнивать национальные интересы США к созданию и защите глобального Пакс Американа — порядка, который противники Америки отвергают и который союзники Америки не станут решительно отстаивать. Только сбалансировав свои ресурсы и обязательства, США смогут помочь вывести мир из новой холодной войны к новому холодному миру.
