1
Дипломатические отношения США и России обострились до того, что многие эксперты полагают, что сейчас они еще хуже, чем во время холодной войны. В целом, я разделяю эту точку зрения. Последние несколько лет Россия ведет все более жесткое противостояние с США и, судя по всему, больше не опасается прямого столкновения с учетом ввода в строй нового и эффективного оружия. Этого столкновения, которого так боится весь мир, удалось избежать после агрессии Франции, Великобритании и США против Сирии 14 апреля, однако угроза все еще вполне реальна. Эта передышка, без сомнения, связана с ответственным отношением американских и российских исполнительных органов, которые оценивают возможные последствия военной эскалации с потенциальным перерастанием в опустошительную для всей планеты ядерную войну. Как бы то бы то ни было, в обоих лагерях есть воинственно настроенные личности, которых едва ли тормозит такая перспектива. Кроме того, имеются признаки стремления США усилить свою ударную мощь в регионе: авианосец «Гарри Трумэн» вышел 10 апреля из своего порта базирования в сопровождении пяти эсминцев и взял курс на Средиземное море. Россия в свою очередь поставит Сирии комплексы С-300, а в порт Тартус уже прибыло военное судно с грузом оружия. Поговаривают также о прибытии российских стратегических бомбардировщиков на базу Ноже в Иране. Иран в конечном итоге поймет, что это укрепит его безопасность. Пока что существует соглашение лишь на случай кризисной ситуации, но россияне уже подготавливают базу под быстрое развертывание самолетов. Все это отнюдь не свидетельствует о снижении военной угрозы. Уход американских солдат из Сирии Президент Трамп, судя по всему, решил вывести своих военных из Сирии. В настоящий момент там находится не менее 2 000 солдат, которые оказывают содействие нескольким десяткам тысяч арабских и курдских бойцов. Надежность повстанцев вызывает сомнения, и он опасается недостатка боеспособности в случае столкновений с регулярными сирийскими войсками или обладающими грозной репутацией иранскими «стражами революции». В таком случае американские солдаты вступили бы в прямое столкновение с хорошо вооруженной и намного более многочисленной армией, и потери были бы очень существенными для обеих сторон. Президент Трамп не хочет оказаться в такой ситуации, поскольку электорат этого ему не простит. Он пытается найти замену среди арабских сил, но разве кто-то горит желанием лезть в болото на востоке Сирии? Эти силы получили бы от США поддержку с воздуха, разведданные и логистическую помощь. Только вот этим арабским отрядам пришлось иметь дело не только с коалицией России, Ирана и Сирии, но и ненавистными им курдами, арабскими исламистами и даже турками. Причем все это во враждебной обстановке, где местное население хочет восстановления власти правительства, а возвращение «Исламского государства» (запрещенная в России террористическая организация — прим.ред.) по-прежнему возможно. Не знаю, какая страна будет готова пуститься в подобную авантюру, и кто возьмет на себя расходы, но все это слишком сильно напоминает вьетнамизацию конца 1960-х годов. Какова стратегия США? Развал Советского Союза с 1989 года и России в последнем десятилетии прошлого века сделал США неоспоримой глобальной державой, которую Юбер Ведрин (Hubert Védrine) называл в 1999 году «американской гипердержавой». Концепция гегемонистской мощи была выдвинута американским политологом Збигневым Бжезинским (Zbigniew Brzezinski) в 1997 году в книге «Великая шахматная лоска», с которой хорошо знакомо все американское руководство. Другой американский политолог Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) в свою очередь опубликовал в 1992 книгу «Конец истории или последний человек». Он считал, что (западная) демократия и либерализм победили все остальные политические идеологии. С переходом ельцинской России на неолиберализм он окончательно уверовал в достижение идеала либеральной демократии. В своих мемуарах Колин Пауэлл (Colin Powell) пишет, что его чуть «не хватил удар», когда Мадлен Олбрайт (Madeleine Albright) заявила ему: «В чем смыл великолепной армии, о которой вы постоянно говорите, если мы не можем использовать ее?» Они применила свои убеждения на практике в Боснии и Косове, когда НАТО принялась незаконно бомбить Сербию, начав тем самым первый международный конфликт в Европе со времен Второй мировой войны. Джордж Буш-младший и его советники-неоконсерваторы поняли, что косовский прецедент показал, что никто не силах что-либо противопоставить американской гипердержаве. Они увидели в этом возможность обойтись без одобрения Совбеза ООН и втянули США в разорительные войны на Ближнем Востоке и в Афганистане. Бесконечные конфликты истощили армию США и отвлекли их внимание от главной стратегической цели: не допустить появления способных составить им конкуренцию держав вроде Китая, России, Ирана и Южной Америки. Во время слушаний в Конгрессе 12 апреля вероятный будущий госсекретарь Майк Помпео (Mike Pompeo) сделал такое сюрреалистическое заявление: «США — уникальная и исключительная страна. Россия — уникальная, но не исключительная». Из этого следует, что политика смены режимов допустима лишь в исполнении США. Остальные страны мира, в том числе и союзники США, должны лишь делать то, что им велено: их не считают за равных. Такая вера в собственную исключительность прочно засела в умах американского руководства и большинства населения. США убеждены, что на них лежит чуть ли не божественная миссия, и что они должны распространить свою модель по всему миру. Причем в этой вере нет ни грамма цинизма: они на самом деле считают, что их ценности общечеловечны, несут только добро и процветание. Гегемония США опирается на три столпа: либеральный мировой порядок, вооруженные силы и доллар. Все эти столпы не только оказались под угрозой со стороны новых держав, но и расшатываются изнутри народным голосованием в западном мире и даже в самой Империи, как это было видно по избранию Трампа. Нынешняя стратегия США выглядит довольно запутанной, так как политическая элита видит способ укрепления доминирования в либерализме и глобализации, а президент Трамп был избран жертвами глобализации. Его обещание заниматься в первую очередь интересами американцев было подорвано оппозицией в лице демократов и судебной властью, которые тормозят решения главы государства. В чем стратегия России? Россия считает себя духовной наследницей Константинополя и Рима, двух христианских империй, которые пали под натиском османов и варваров. В 1523-1524 годах в письме к Великому князю Московскому монах Филофей назвал Москву «Третьим Римом», то есть наследницей и защитницей православного христианства. Хотя империя расширялась на восток не во имя православной веры, та имела большое значение для российской политики и народа. После завершившегося с распадом СССР коммунистического периода Россия вернулась к православному наследию и вновь претендует на влияние в ближнем зарубежье. Россия развивает независимую политическую модель, отличную от процветающего на Западе ультралиберального капитализма. Она считает, что государство может заниматься регулированием экономики и должно контролировать стратегические отрасли. В этом она может опереться на огромные природные богатства, которые обеспечивают ей существенный доход. Россия — светское государство, однако она вновь полагается на патриархат для расширения своего влияния и определения нравственных рамок в гармонии со светскими и религиозными традициями. В этом Россия отходит от более материалистического и либерального курса Запада. Возвращение России в качестве конкурирующей державы полностью вывело из равновесия североатлантический Запад. Единственное найденное им решение заключается в введении санкций для подрыва российской экономической модели, однако это лишь подталкивает Москву к тому, чтобы еще дальше отойти от подконтрольных США и союзникам международных институтов и в конечном итоге (с трудом) отказаться от использования доллара. Эту цель хорошо отражает заявление Майка Помпео в Конгрессе: «Нам нужно добиться, чтобы у Владимира Путина ничего не вышло». Речь явно идет об ударе по российской экономике, и любому мало-мальски информированному наблюдателю ясно, что за этим последует ответ. Российская стратегия носит в первую очередь оборонительный характер и опирается на доктрину взаимного гарантированного уничтожения. Защита исторических союзников сейчас является частью этой стратегии в той же мере, что и отсутствие натовских баз у границ. Россия сближается с европейскими партиями, которые придерживаются такого же националистического курса. Запад воспринимает это как вмешательство, потому что стремится любой ценой подавить всяческую доктрину, которая поставила бы под сомнение глобализованный либерализм. Сегодня у России имеется четкая стратегия, которая получает воплощение в лице Владимира Путина, однако упорно игнорируется информационным мейнстримом. Ящик Пандоры Пандора открыла ящик, который доверил ей Зевс, запретив заглядывать внутрь. Она нарушила этот наказ из любопытства, выпустив на волю все беды человечества. Прецеденты вроде поддержки террористов североатлантическим Западом, распространения фальшивых заявлений о химических атаках и нелегальных военных вмешательств в очередной раз открывают ящик Пандоры. В будущем все это может позволить России и другим странам использовать те же самые аргументы для вмешательств в своем ближнем зарубежье, если они посчитают, что их безопасность под угрозой. Заключение Стратегии США и России сложно понять, если абстрагироваться от их мировоззрения. Целью данной статьи было помочь читателю продвинуться на этом пути, взглянуть на ситуацию под разными углами. Никто не знает, пересекутся ли однажды красные линии двух лагерей, и какими будут последствия. Мне кажется, что нужно в срочном порядке развивать диалог, потому что риск конфликта вполне реален, и он чреват катастрофическими последствиями для всего человечества. В любом случае, уже сейчас можно сказать, что политика санкций не идет на пользу ни Западу, ни России. Более того, она ослабляет оба лагеря и позволяет третьей силе, Китаю, методично расширять свою зону влияния в Азии, формируя при этом стратегический альянс с Россией. Очень жаль, что у ключевых европейских лидеров нет другой стратегии, кроме равнения на США. Стратегия требует дальновидности и долгосрочной политики, но я пока что не вижу в ЕС ни того, ни другого.
