0
О судьбе и своих секретах здоровья, рассказывает бывший врач Центральной клинической больнице Анатолий Медвеций.
«Продлись, продлись, очарованье!»
Тема долголетия волнует не одно поколение людей. Да и кто из нас не хочет продлить свое пребывание в этом лучшем из миров. Ведь какое это счастье – мягкие лучи весеннего солнца на чуть тронутых зеленью деревьях или стук дождя по стеклу и пузыри на лужах, запах скошенной травы или антоновских яблок. У каждого есть свое ощущение памяти, без которого эта жизнь была бы не мыслима. Больно, думать, что все это будет всегда. А тебя не будет. Хочется жить долго и счастливо, то есть качественно. Это чтобы не болеть.
Мой собеседник доктор Анатолий Иванович Медвецкий. В год, когда мы с ним познакомились, ему исполнилось 90. Он пришел, вернее, ворвался к нам редакцию – высокий, сухопарый, в спортивных кроссовках. Все прошедшие после этого годы, я старалась узнать секрет его молодости и секрет его обаяния. И его рецепты здоровья. Некоторыми из них Анатолий Иванович поделился в программе «Старше всех» на 1 канале у Максима Галкина. Наши беседы с ним я постаралась объединить в одно интервью.
Детство
– По паспорту я родился в 1928 году, но фактически – 1925 год. Мы жили на Украине. Мама отдала свое единственное золотое обручальное кольцо женщине, которая занималась документами, и она мне сделала эту запись. Это помогло мне во время оккупации: меня не угнали в Германию. Но зато я позже вышел на пенсию. Родился я в Винницкой области между Киевом и Львовом в простой семье. Нас было трое детей, потом родилась сестричка. Отец был сапожником. Его репрессировали. При раскулачивании забрали лошадь с повозкой, корову и свинью. Больше ничего не было, но он считался кулаком. В 33 году нас корова спасла. Говорят, на Украине был голодомор, но я не помню, может потому что маленький был. Во всяком случае, мама выходила с молоком на рынок, покупала хлеб. Помню, возле рынка была церковь, мне казалось огромная, красивая. Я видел, как ее ломали. Помню, как женщины плакали, молились, крестились. А они сверху кресты сбрасывали.
Мы жили в селе Комсомольское, раньше называлось Махновка – от Махно– после Гражданской войны, когда бандиты воевали с красными , почему -то так назвали. Село это разрослось, в нем было 4 колхоза. Мама была домохозяйка, абсолютно безграмотна. После реабилитации папы ей дали пенсию, так она крестик ставила. А я всегда мечтал учиться. В армию меня не взяли, потому что на Украине детей репрессированных в армию не брали. Нам не доверяли. Брата послали на военный завод в город Бердичев.
Я закончил машиностроительный техникум, у меня с той поры остался красивый почерк. Там надо было делать чертежи и красиво писать, поэтому у меня навык остался. Во время оккупации увидел объявление – курсы счетоводов в Виннице. Я туда поехал, закончил и эти курсы. Приезжаю домой – вижу, набирают курсы кройки и шитья. Я и туда поступил. Мне страшно повезло, когда я стал хирургом, академик Василевский говорил все время: приглашайте того сутулого ассистировать. Я очень быстро шил, а научился шить во время оккупации.
Потом я поехал в западную Украину к бендеровцам учиться. В мединститут Ивано- Франковск. Там я закончил три курса, а потом переехал ближе к маме в Киев. И закончил в 54 году. Специализация – ортопедия-травматология, в дипломе написано – хирургия.
Какие операции делали?
Я ординатуру кончал по детской ортопедии в Киеве. К нам в Киев приехал один профессор подбирать врачей в московскую больницу Шумского, он проверял, кто как оперирует. И меня отобрали. Я приехал в Москву, работал в больнице, благодаря профессору я попал в кремлевскую больницу. Он сразу предупредил меня, чтобы только никого не было за границей, судимостей и всякое такое. Пришлось рассказать, что отец репрессирован. Он сказал: «Давай рискнем. Напиши, что просто умер». Я написал и всю жизнь дрожал, как только вызывали в спецотдел.
Я хоть детский ортопед, но открылось взрослое ортопедическое отделение, а врачей там абсолютно не было, и меня пригласили сначала накладывать гипс, а гипс у меня был отличный, я его демонстрировал для других врачей. Потом меня послали в ЦИТО (Центральный институт травматологии и ортопедии), я прошел курсы взрослого ортопеда и стал работать в ортопедическом отделении ЦКБ или как называлась при Советском Союзе - Центральная кремлевская больница.
Знакомство со знаменитыми и любимыми
Когда у меня нарушилось зрение, я уже не мог оперировать, на меня возложили в больнице отдел здорового образа жизни. Дали мне два врача и три медсестры. Раньше это называлось санитарно - просветительской работой. В свое время я начинал и открыл музей ЦКБ. Имел доступ к документам с подписью Сталина. Мне разрешили заниматься в архиве.
ЦКБ насчитывала в то время 10 корпусов, я консультировал больных по всем отделениям. Я все время работал много, брал по полторы ставки и вторую половину дня я ходил по всем отделениям, консультировал, смотрел больных. Лежит в урологии – болит колено. Гинекология – болит сустав. Терапия – болит еще что-то.
Кого обслуживала ЦКБ? Самых знаменитых людей: от членов ЦК КПСС, политбюро до самых известных и любимых артистов. Все знали, что в молодости я хотел быть не врачом, а актером. Поэтому, как только к нам поступали знаменитые артисты, самые-самые, мне коллеги сообщали.
Первая, с кем я познакомился – Александра Александровна Яблочкина. Ей было 96 лет. Я ее оперировал. Это была небольшая операция, нагноение. У нее температура под 40. О ней можно много говорить, но это отдельный разговор. «Спешите делать добро» – это о ней. Она вору, который ее обокрал, посылала в тюрьму посылки и деньги.
Меня часто спрашивали: « Вы лечили Анну Ахматову»? Нет, я ее консультировал. Я имел счастье дважды лечить Фаину Раневскую.
Как-то она мне говорит, а по имени-отчеству она меня ни разу не назвала: «Доктор, я недовольна нашим лечением». Я обескуражен: «Скажите честно – моим лечением?». «Выпишите мне пропуск еще на одного человека». «Фаина Георгиевна, вам уже дали два пропуска, больше нельзя». «Ну, выпишите». «Я не могу, меня уволят». (Тогда с этим было очень строго. Только один человек мог посещать больного, да и то только самый близкий). Фаина Георгиевна настаивает не своем. «Ну, ладно, пойду в первый отдел, попрошу. Может, разрешат. Говорите кого». «Пишите: Анна Андреевна Ахматова». «Да вы что, пойду на колени упаду!» А Фаина Георгиевна в это время лежала в палате с сестрой Маяковского – Людмилой Владимировной. Она пришла в восторг, что придет Ахматова. «Ой, мой Володя так любил ее!». Я попросился посидеть с ней после работы.
Работа до 4 часов, а посещение в пять. Все врачи в коридоре, кто за шкафом спрятался, кто за углом. Кто с медсестрой застыл рядом, вроде пишет историю болезни.
Приходит Анна Андреевна, а я уже сижу рядом с Людмилой Владимировной, вроде беседую. Заходит Ахматова, расцеловалась с Раневской. «Фаечка, что с тобой случилось?– спрашивает Анна Андреевна. « Упала я. Вешала какую-то штору». «И надо было тебе вешать самой. Что говорят врачи?» «Врачи говорят, что у меня подозрение на перелом шейки матки». Я аж подскочил: «Какой матки? Я же вам сказал шейки бедра. Рентген показал, что даже трещины нет».
Фаина Георгиевна меня интересовала очень. Она была странная. Я недовольна нашим лечением. Приведите мне профессора. Я привел. Профессор попросил доложить, что получает наша очаровательная Фаина Георгиевна. Я начинаю говорить: массажи, лечебная гимнастика, электрофорез, делаю новокаиновые блокады и т.д. Я ничего не могу добавить, выслушав меня, сказал профессор. А она – ничего же не помогает. Профессор недавно у нас работал, переведен был из ЦИТО, и еще не знал, как с нашими больными надо разговаривать. «Я смотрю вам уже 84 года». Это она проглотила. Но когда он сказал, что у нее склероз, она взвилась – это у вас склероз, старый склеротик, я запоминаю 23 страницы за одно прочтение. Обиделась.
У Ахматовой были косточки на ногах. Она разулась, я осмотрел эти косточки, а мне и потрогать их хотелось, а она – не надо трогать. Я посоветовал, если можно терпеть, не надо пока делать операцию, потому что мы не умеем пока получать должного результата. Половина – положительно, а половина плохой результат. Я эти операции тоже делал. Теперь совсем по-другому делают. В Германии отлично делают на симметрические спицы. Тут же Анатолий Иванович дает совет: «Надо обязательно носить стельку. Придите в ортопедический салон и пусть вам прямо по ноге сделают хорошую стельку для выкладки поперечного и продольного следа. И обувь носить обязательно без каблуков». Так что Анну Андреевну я не лечил, а Фаину Георгиевну приходилось.
Я где-то услышал, что есть такой телефон доверия в Москве. Голова у меня тогда работала лучше, чем сейчас. Думаю, как нам сделать, чтобы пациенты могли пожаловаться на нашу работу, я придумал поставить в каждый корпус ящик, краснодеревщик прекрасные ящики сделал. На ящике я написал: «Уважаемые пациенты и гости больницы! Если у вас есть замечания, пожелания, жалобы, пишите анонимно и бросьте в ящик. Через три дня тут же на столе будет лежать ответ». Много интересных писем я получал. В одном из низ: «Уважаемая служба доверия, у вас лежит всеми нами любимый Ростислав Иванович Плятт. Он не может ходить, даже телевизор не может включить, к телефону подойти. Пожалуйста, возьмите его под свое крылышко».
Я до самой смерти к нему ходил. Он умер в больнице. Он много мне рассказал. И про Фаину Георгиевну тоже.
Плятт говорил, что у нее отвратительный характер. Она поменяла в Москве 8 театров. И ее не увольняли. Она сама уходила, если что-то не по ней было. Как-то к ней приехали из театра, она спросила: «А кто эту женскую роль будет играть»? Ей сказали кто. Она: «С этой дурой я буду играть?» Но Плятт говорил, как актриса – я другой такой в мире не знаю!
Плятт обладал неисчерпаемым чувством юмора. Рассказывает: «Я прихожу в процедурный кабинет спрашиваю: «Сестричка, мне укол в руку?» «В руку, снимайте штаны».
Он мне рассказал, что одно время был секретарем партийной организации. Были в то время политзанятия, однажды была тема о коммунизме. Наше поколение будет жить при коммунизме. Я спрашиваю Яблочкину: «Александра Александровна, как вы себе представляете жизнь при коммунизме?» Она говорит: «Все будет. И одежда всевозможная (ей как актрисе это было важно) и икра красная и черная, и рыба. Ну, точно так было, я помню при царе Николае II. Артисты грохнули».
– Вернемся к долголетию. Судя по всему, вы всю жизни были не ленивы и любопытны, изучали языки.
– Из моей огромной семьи я один получил высшее образование, повышал квалификацию, одно время увлекался рисованием. Удивляюсь, почему я дальше не стал писать. У меня дома есть портрет Богдана Хмельницкого моей кисти. Мама была бедная, одна нас растила, не могла мне помогать, поэтому я с первого курса работал. В Ивано-Франковске я дежурил в венерическом диспансере. Туда приходили молодые люди после любовных похождений. Мы лечили и делали им профилактику. Дежурил в магазине. И на кафедре английского языка работал.
Я еще увлекался пением, даже платил пианистке, пел в хоре. Моей страстью была самодеятельность. Я даже сам писал маленькие скетчи, и исполнял их на сцене. Работал воспитателем беспризорных детей.
Когда я поступал в мединститут в первый раз, набрал из 30 возможных – 29. Только по физике была четверка. Нас собрали всех, извинились, сказали, что выбирайте любой институт, с вашими баллами вас примут. Только не в медицинский. Мы должны всех бандеровских детей принять, пусть они на двойки сдают (я, кстати, за одного сдавал письменную работу). Их забирали из лесу, чтобы они не убивали людей. Рассказывали, как председателя колхоза и всю его семью в доме подожгли.
Пришлось идти работать, взяли воспитателем в детприемник-распределитель МВД. На второй год я поступил, собрал какие-то денежки и дал преподавателю, который никому пятерки не ставит. И тогда была такая практика.
– Говорят, что вы и Чазову давали взятку?
– Нет, это он мне давал. Я говорил, что у нас было строго. Если тебя отблагодарили флаконом духов – все, в 24 часа ты уволен. У меня друг – потрясающий специалист –за бутылку вина уволен. Нельзя ничего кроме шариковой ручки, цветов и маленькой коробки конфет. Если большая – уже разбор.
Однажды я дежурил ночью. Везут дочку Чазова. Аппендицит. А он начальник 4 главного управления. Наш начальник. У нас дежурило несколько хирургов и один из нас самый главный – доктор медицинских наук – доктор высочайшего класса. Оперировать самых-самых должен самый-самый. Чазов был за рубежом, поэтому не был с девочкой. Забирать приехал он. Собрались главный врач всей больницы, секретарь парткома всей больницы, председатель профкома всей больницы. Главный врач нашего корпуса. Собралась целая куча людей. И вдруг Чазов мне дает огромную коробку. Вы представляете на виду у всех. Я говорю, вы что, неудобно. Он – удобно, я вам денег не даю. Берите, вам понравится. Я смотрю на главного врача, а он – не обижайте Евгения Ивановича. Мы взяли с ужасом. Когда открыли – там две бутылки вина. То есть, у нас людей из-за бутылки вина уволили, а тут – две даже. Давай мы выпивать в ординаторской. Налили. А тут сестра заходит – ой, так пахнет розовым маслом? Мы вот это пьем. Она говорит, это же по чайной ложечке надо в чай. Вторую мы уже так и распивали. Это был бальзам из Болгарии.
Когда я выходил после работы из проходной, вдруг смотрю, целая группа врачей человек 10. Правда, тебе Чазов дал взятку? Да! С тех пор перестали увольнять за подарки. Так что они все на меня Богу молились.
– Как вы занимались своим здоровьем?
– Моя мама жила всего 63 года. Папу расстреляли, когда ему еще не было 38. Так что я не знаю. В роду не было долгожителей. Я был страшно болезненным человеком, всегда был сердечником. В 10 лет я уже лежал в постели со льдом на сердце. Когда я учился в машиностроительном техникуме в Бердичеве, меня могли забрать в армию, но не забрали из-за сердца. Я был слабый. Я понял, что надо самому что-то делать, таблетки - таблетками, уколы. Где-то я читал выражение: Бог помогает тому, кто помогает себе сам. Я стал помогать. Когда работал в кабинете здорового образа жизни, меня стали посылать в Польшу, Чехословакию, Венгрию, Германию. В их правительственные больницы. И я там узнавал, как можно лечить больных, чтобы поменьше лекарств. Народными средствами, травами и, слава Богу, сам этим пользовался. Я изучал йогу, больше того, даже сексотерапию. Хотя у нас секса не было. Однажды я приехал в Карловы Вары. Мне врач назначает курс лечения. И у врача проскользнула фраза – сексотерапия, что? Я понял, что это тоже входит в лечебный процесс. Я сразу стал отнекиваться, не надо, я женат. Мне объясняют, что у них идут курсы по сексотерапии, не хотите там поприсутствовать? Тогда мне стало интересно. Я пошел, а курсы уже заканчиваются, молодые женщины лет 30. Я был красный весь, мы же не привыкли об этом вслух говорить. Приезжайте в следующем году. Нам было легко поехать за границу в страны соц. лагеря. Она говорит, я вам напишу. Ни в коем случае, отвечаю, напишите, что приезжает театр, который вам очень понравился, иначе письмо прочитают – и все. И все-таки мне написали, я прошел курс, сидел на занятиях упершись в тетрадь, слушая переводчика через наушники. Потом я вел в ЦКБ программу «Советы доктора Медвецкого» и вторая: «Что должен знать каждый мужчина. Приглашаются только женщины».
Практические советы
– Я расскажу вам, как делать массаж шейно-воротниковой зоны. Они очень полезны при головных болях и головокружениях – я не знаю этого, хотя мне столько лет. Довольно просто. Сидя на стуле всеми пальцами от начала волосистой части головы и к затылку, потом по шее, сильно, чтобы чувствовали и прямо на плечи.
Надо верить в число 7. И в религии считается и вообще счастливое число. Я все делю по 7. Или три раза по 7, делаю 21 раз. Очень важно – круговые движения за ушами, виски и с шеи до локтя. Это и профилактика, и лечение, когда уже заболело. Я как-то спросил у знакомой массажистки, сколько она берет за сеанс? 800-1000 рублей за 8-10 минут. Так что надо делать самому.
У меня нет высокого давления. Остеопорозы, артриты, артрозы – сложно передвигаться людям в возрасте. Как то мне бывшая сотрудница говорит, я вижу, как вы бегаете. Одно время я ходил на костылях. Потом с палочкой. Я лежал в нашей больнице. В суставах накопилась жидкость. Иногда откачивали с кровью, вводили гормоны. Очень болезненная процедура. Наши профессора травматологии не могли определить, что со мной. И до сих пор не знают, что это было. Что я сделал? Может, думаю, это была подагра. Я перестал есть мясо. Начал пить соки. Яблочный, морковный, капустный, свекольный – 4 вида. Первый – свекольный, потому что он противный. Через минут 5-7 вместо завтрака капустный. Потом яблочный.
Чтобы стать долгожителем надо первое и очень важное – отказаться от всех вредных привычек: курение, алкоголь, наркотики. Второе – ежедневно ходить пешком не менее 40 минут. Третье – упорядочить свое питание. Упорядочить сон. Заниматься самомассажем, я сам его сочинил, придумал и уточнил и научную базу подвел. Это не только массаж, но и физкультура и закаливание, и тренировка суставов, и все это в одном флаконе.
Дыхание – очень важный отдел здорового образа жизни. Академик Саркизов-Серазини говорил, что дыхание более важно, чем питание, чем движение и пр. Брюшное диафрагмальное, верхнее ключичное, общее и точкообразное.
Выполнять хотя бы несколько упражнений из системы йогов. Особенно когда у людей болит поясница. Потрясающе помогают упражнения.
Следить за артериальным давлением. За сахаром в крови. За холестерином. Это основное. Конечно, и другие моменты надо соблюдать, следить, но это главное.
Желательно наблюдаться у одного врача долгое время. Лучше всегда. Недаром у нас в кремлевской больнице был, так называемый, домашний врач или семейный врач. Они занимались одними и теми же больными всю жизнь. И еще много полезных, может мало известных секретов долголетия, о которых мы будем говорить в дальнейшем.
Р.S. Сейчас Анатолий Иванович живет в пансионате для ветеранов труда в Очаково-Матвеевское. Не так давно позвонил и с присущей ему жизнерадостностью предложил: «Готов дать интервью про самый лучший пансионат. Жду в гости». Я тоже жду встречи с ним.
