0
2020 год. Мировая экономика переживает период глубокой рецессии. Прошло два года с тех пор, как Америка ввела тарифы, направленные против многих из ее торговых партнеров, в результате чего Китай, Канада, Евросоюз и другие страны приняли ответные меры. Переговоры по вопросу об урегулировании разногласий были приостановлены из-за споров вокруг положительных и отрицательных сальдо торгового баланса. Поначалу, когда темпы глобального экономического роста были еще относительно высокими, эффекты этих протекционистских мер казались довольно умеренными. Однако со временем коммерческие компании и потребители начали ощущать негативное воздействие этих мер. Приток инвестиций приостановился. Глобальные цепочки поставок начали давать сбои. Потом, в 2019 году, американский экономический цикл изменился. В Китае уверенность в способности корпораций погашать долги резко уменьшилась. Финансовые рынки рухнули. Пока курс юаня падал, еще больше уменьшая стоимость китайских товаров за границей, американское правительство продолжало ужесточать квоты на многие статьи импорта. Товары из Китая хлынули на другие рынки, где возникла острая необходимость возвести импортные барьеры. Экономическая ситуация продолжала стремительно ухудшаться. Число безработных достигло десятков миллионов. Разумеется, это выдуманная история. Однако осенью ровно десять лет назад нечто подобное вполне могло случиться. Когда инвестиционный банк Lehman Brothers объявил о банкротстве в сентябре 2008 года, став жертвой ипотечного кризиса в США, кризис быстро распространился на крупнейшие финансовые институты Америки и Европы. Банки перестали выдавать деньги друг другу. Проценты по кредитам стремительно выросли, банки перестали выдавать кредиты малому бизнесу, торговое финансирование практически полностью прекратилось. Мировая экономика начала задыхаться. В течение 12 месяцев с апреля 2008 года объемы глобальной торговли, промышленного производства и стоимость ценных бумаг на рынках падали быстрее, чем в первый год Великой депрессии 1930-х годов. К счастью для нас на этом сходства заканчиваются. Спустя четыре года после краха 1929 года производительность глобальной экономики все еще оставалась ниже докризисного уровня. Объемы мировой торговли упали на две трети. Между тем к 2012 году производительность глобальной экономики и объемы торговли успели превысить докризисный уровень, объемы прямых иностранных инвестиций более или менее пришли в норму, а уровень бедности уверенно снижался. Так почему ситуация после кризиса 2008 года оказалась иной? Во-первых, в распоряжении правительств был арсенал более совершенных инструментов. Они смогли простимулировать свои экономики, увеличив расходы и уменьшив процентные ставки. Их предшественники в 1930-х годах, находившиеся в плену у ошибочных идей касательно сбалансированного бюджета и золотого стандарта, прибегли к ограничениям импорта, что привело к коллективной катастрофе. Другой существенный фактор, повлиявший на эффективность реакции правительств на кризис 2008-2009 годов, — это международное сотрудничество. В ноябре 2008 года страны Большой двадцатки пообещали обеспечить налогово-бюджетное стимулирование и воздержаться от протекционистских мер. Это стало гарантией того, что своей политикой страны Большой двадцатки будут подкреплять, а не ослаблять позиции друг друга. Посредством Всемирной торговой организации правительства следили за ограничениями на торговлю и инвестиции друг друга и работали над тем, чтобы справиться с дефицитом торгового финансирования. В конечном счете правительства все же ввели некоторые протекционистские меры, но в целом рынки остались открытыми. В основе такой коллективной реакции лежал принцип взаимного учета интересов сторон. Федеральный резерв выделил триллионы долларов иностранным и американским банкам — как напрямую, так и через своп линии с центробанками в Европе и Японии, потому что он понимал, что стабильность в других странах позволит поддержать стабильность внутри США. Сосредоточенность на принципе взаимной выгоды позволила правительствам перевернуть известную характеристику политического курса 1930-х годов, данную покойным экономистом Чарльзом Киндлбергером (Charles Kindleberger). На этот раз правительства учли глобальные общественные интересы и, сделав это, лучше защитили свои собственные национальные интересы. Система сработала. Сработает ли она сегодня? Все выглядит не очень многообещающе. Продолжающиеся торговые баталии — это продукт антагонистического подхода к глобальным экономическим отношениям. Сейчас слишком много лидеров пренебрегают международными нормами, называя их несправедливым посягательством на национальный суверенитет. Между тем трансграничные потоки товаров, услуг, капитала и данных сделали нас взаимозависимыми. Налогово-бюджетная, валютная и регуляторная политика одной страны оказывают воздействие на рост экономики другой страны. Даже если существенно ограничить торговлю и инвестиции, нам все равно придется сталкиваться с трансграничным воздействием, принимающим форму изменений климата, миграции, кибербезопасности, терроризма и эпидемий. Заявлять о том, что национальное государство может сохранить полный суверенитет перед лицом этих транснациональных вызовов, — это не просто ложь. Это сознательное уменьшение степени защиты против экономических и социальных последствий этих явлений. Национальная стабильность и процветание требуют, чтобы правительства взаимодействовали ради выстраивания жизнеспособной глобальной системы. Разумеется, многосторонность в эпоху мгновенной связи больше не может оставаться преимущественно межправительственным процессом, коим она была прежде. Современная многосторонность — это коллективный продукт деятельности различных субъектов, взаимодействующих друг с другом через границы самыми разными способами. Это уже происходит. Парижское соглашение по климату уже подстегнуло исследования в области низкоуглеродных технологий, а крупные города уже объединяются друг с другом, чтобы обмениваться информацией и техническими советами о том, как сократить объемы выбросов. Международные соглашения позволили предпринять полезные шаги в борьбе против банковских тайн и уклонения от налогов, а также в том, чтобы сделать крупные банки менее уязвимыми. Границы управления торговлей могут быть продвинуты посредством двусторонних и региональных соглашений, а также внутри ВТО. К примеру, правительства могут установить общие параметры политики, направленной на развитие цифровых технологий, таких как искусственный интеллект и современная робототехника. Четкие глобальные нормы позволят минимизировать разногласия в области торговли и послужить стимулами для инвестиций. Они также будут стимулировать конкуренцию, основанную на оригинальности продукции, а не политику «покупайте товары отечественного производства» или какие-то другие рыночные ограничения, такие как вынужденная передача технологий или нарушение права интеллектуальной собственности. Власти, которые сейчас играют в регуляторные догонялки с несколькими мощными технологическими компаниями, возможно, обрадуются шансу пересмотреть правила игры и сделать их более справедливыми. Многостороннее сотрудничество часто высмеивают, называя его проявлением наивного идеализма. На самом деле все наоборот: это проявление холодного расчета в погоне за новыми экономическими перспективами и перспективами в области безопасности. Как сказал Бенджамин Франклин, мы должны держаться вместе, иначе мы будем висеть по отдельности. Аранча Гонсалес — исполнительный директор Центра международной торговли (International Trade Centre), совместного агентства Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) и Всемирной торговой организации (ВТО).Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
