0
Читайте первую часть Часть II IV. Слишком много шока, но недостаточно терапии Фраза «шоковая терапия» использовалась для описания требований западных советников, американских официальных лиц и Международного валютного фонда о том, чтобы Россия в срочном порядке отказалась от контроля за ценами, прекратила субсидировать товары и проводить инфляцию своей валюты, сбалансировала свой бюджет и приватизировала неэффективные предприятия из числа принадлежащих государству. Однако эта фраза больше вводит в заблуждение, чем что-то проясняет, поскольку разные западные советники (и разные российские) предлагали самые разные пути реформирования постсоветской экономики. В данном конкретном случае избранный реальный путь вполне можно назвать самым плохим из всех возможных. Как и в случае с расширением НАТО, американцы не говорили одним голосом. Экономист Джеффри Сакс (Jeffrey Sachs), консультировавший поляков в период с 1990 года по 1991 год и россиян с 1991 года по 1993 год, советовал смягчить шоковую терапию с помощью масштабной экономической помощи. Сакс выступал в поддержку разработки плана помощи России по примеру Плана Маршалла в объеме 30 миллиардов долларов, а также списание российского долга Западу. Ему прямо сказал Лоуренс Иглбергер (Lawrence Eagleburger), заместитель госсекретаря в администрации Буша, что предоставление масштабной помощи России немыслимо в год проведения президентских выборов. Соединенные Штаты, которые смогли сэкономить примерно 1,3 триллиона долларов за счет сокращения военных расходов в связи с окончанием холодной войны, оказались поразительно скаредными и близорукими, когда речь зашла о «смазывании» процесса перехода России к капитализму. В период с 1993 года по 1997 год реальная финансовая помощь России со стороны Соединенных Штатов составляла менее 2 миллиардов долларов в год. В очередной раз контраст между послевоенной эпохой Плана Маршалла и сходство с отношением к Веймарской Республике оказались на редкость очевидными и гнетущими. При Клинтоне экономическая политика в отношении России была в значительной мере передана в ведение Министерства финансов, в частности, Лоуренсу Саммерсу (Lawrence Summers), заместителю министра, отвечавшему за международные дела. Саммерс, который вскоре стал министром, работал в тесном контакте с Международным валютным фондом и пытался использовать в качестве рычага давления кредиты МВФ (они могли предоставляться или не предоставляться), таким образом он пытался толкать Россию в сторону шоковой терапии, а также к зависимости американской политики от прогресса России в этом направлении. Ключевые российские лидеры пытались добиться от Клинтона разрешения на включения России в группу стран G-7, поскольку, по их мнению, такой шаг позволил бы несколько смягчить реакцию на расширение НАТО. Саммерс блокировал эту инициативу до последнего, поскольку рассчитывал таким образом сохранить возможность оказания экономического давления. Вице-президент Гор (Albert Gore), по словам Тэлботта, предупреждал Саммерса о том, что «жесткие условия Международного валютного фонда при предоставлении кредитов России приводят к столкновению курса экономических реформ с политическими реалиями еще не оперившейся демократии». Тем не менее Саммерс и Международный валютный фонд победили. В качестве лояльной оппозиции действовал и Джозеф Стиглиц (Joseph Stiglitz), глава Совета экономических советников и главный апостол постепенного подхода. По его мнению, рыночники «пытались проложить самый короткий путь к капитализму, создавая рыночную экономику без поддерживающих ее институтов». Стиглиц позднее работал советником у китайцев, и он предупреждал их об опасности резкого открытия своего рынка капиталов. Стиглиц сегодня может испытывать удовлетворение в стиле Кассандры, однако в тот момент именно Саммерс и Министерство финансов контролировали политику. Тем временем российская экономика разваливалась. В 1991 году золотовалютные резервы России иссякли. Резкий отказ от контроля над ценами привел к инфляции, а российский Центральный банк начал активно печатать рубли для того, чтобы финансировать субсидии и заработную плату. Это лишь усугубило инфляцию, которая составляла уже 100% в год, а это, в свою очередь, привело к введению режима жесткой экономии и повышению процентной ставки, что было условием предоставления помощи со стороны Международного валютного фонда. Частично из-за критичности ситуации, частично в надежде угодить Западу Ельцин назначил новый кабинет министров и ввел в него двух сторонников резкого введения рыночных законов, — Егор Гайдар был назначен вице-премьером, а Анатолий Чубайс стал министром по делам приватизации (то есть главой Госкомимущества — прим. редакции ИноСМИ). Эти назначения вызвали аплодисменты в Вашингтоне. Однако реализация этой сомнительной стратегии обернулась крупным провалом. 28 октября 1991 года Ельцин выступил в Государственной думе с важной речью, в которой объявил об отмене с 1 января 1992 года контроля над ценами. Это, по сути дела, означало, что товары будут придерживаться до этого времени, а затем произойдет масштабная ценовая инфляция. («Есть ли пределы вашей глупости?» — спрашивает Сергей Плеханов, один из главных экономических советников Горбачева). Россия почти в один день совершила переход от дефицитной экономики к другому виду экономики, при котором полки магазинов оказались заполненными товарами, которые могли приобрести только богатые люди. К концу 1992 года инфляция в стране достигла пика и составила в годовом выражении 2333,30%. В этот период Международный валютный фонд несколько раз предоставлял кредиты, делая это из принципиальных соображений, но затем перестал это делать, поскольку принимавшиеся в России жесткие меры экономии оказались, по мнению его экспертов, недостаточно драконовскими. Вице-президент США Гор предупреждал, что жесткие условия Международного валютного фонда в отношении предоставляемых России кредитов «сталкивают проводимый курс реформ с политическими реалиями еще не оперившейся демократии». С приватизацией дела обстояли еще хуже. Подход Чубайса получил название ваучерной приватизации. Каждый российский гражданин должен был получить ваучеры, который он мог затем использовать для приобретения акций государственных предприятий. Однако эти ваучеры могли также продаваться на открытом рынке, и большинство людей предпочти просто получить деньги и выйти из игры. В период с 1993 года по 1994 год ваучеры продавались примерно по 20 долларов, что соответствовало стоимости бутылки водки. В результате махинаций с ваучерами многие наиболее ценные российские предприятия оказались в руках олигархов, которые смогли приобрести их на закрытых аукционах, проводимых людьми из их круга. Когда «Газпром» был в 1994 году приватизирован с помощью ваучеров, менеджеры получили контроль над ним примерно за 250 миллионов долларов. А в 1997 году на Московской фондовой бирже эта компания уже оценивалась в 40,5 миллиарда долларов. Масштабная приватизация, проведенная до образования регуляторных институтов, оказалась катастрофической ошибкой.
Первая волна приватизации, которая привела к образованию группы российских миллиардеров-олигархов, была отчасти позитивной и мягкой в сравнении со второй волной в период с 1995 года по 1996 год. Ельцин стремился к переизбранию на посту президента в 1996 году, однако его шансы на победу не внушали особого оптимизма. В ходе парламентских выборов в декабре 1995 года коммунисты получили 157 мест, тогда как партии Ельцина пришлось довольствоваться всего 55 местами. Правительство тоже было на грани развала. Чубайс предложил схему, получившую название «кредиты в обмен на акции», в рамках которой частные бизнесмены предоставляли правительству деньги, а обеспечением этого кредита служили акции государственных компаний. Для правительства это была возможность получить наличные деньги, а олигархам подобная схема позволила получить огромные богатства. Эти олигархи затем, согласно оценкам, потратили от 1 до 2 миллиардов долларов на кампанию по переизбранию Ельцина. В 1996 году Ельцин победил с небольшим преимуществом, после чего еще большее количество крупнейших российских компаний были переданы в собственность олигархам. Некоторые работавшие в то время с Россией американские либеральные советники даже послужили ролевой моделью для коррупции. Личный советник Чубайса Андрей Шлейфер (Andrei Shleifer), родившийся в России иммигрант и профессор Гарвардского университета, руководил московским офисом Гарвардского института международного развития (Harvard Institute for International Development), у которого был заключен крупный контракт с Агентством США по международному развитию (USAID) в отношении России. Шлейфер был осужден в 1997 году, когда стало известно, что его жена руководила хедж-фондом, спекулировавшим на основе привилегированной информации, источником которой была официальная работа Шлейфера. Гарвардский университет заплатил штраф в размере 26,5 миллиона долларов в рамках урегулирования этого дела, а Шлейфер выплатил 2 миллиона долларов. Парадоксом можно считать то обстоятельство, что Путин, став президентом, экспроприировал несколько приватизированных ранее компаний и вернул их под государственный контроль. Михаил Ходорковский, один из наиболее влиятельных олигархов, совершил грех в виде финансирования оппозиционных партий, после чего в 2003 году он был арестован и приговорен к длительному сроку тюремного заключения по сфабрикованному обвинению о мошенничестве и уклонении от уплаты налогов. Его нефтяная компания ЮКОС, стоимость активов которой составляла 15 миллиардов долларов, была конфискована и возвращена под государственный контроль. К 2007 году государственные предприятия составляли примерно 40% от капитализации российского фондового рынка, и при этом их доля в банковском секторе составляла 64%, а в нефтегазовом — 47%. Около 39% россиян работали либо в государственных структурах, либо на предприятиях, которые полностью или частично принадлежали государству. Таким образом, в нескольких аспектах оказались ошибочными утверждения о том, что быстрая приватизация является необходимым элементом рыночной эффективности. Очевидно, что государство обладает компетенциями, необходимыми для того, чтобы управлять предприятиями добывающей промышленности и банками. Если бы эти предприятия просто остались в государственных руках в первой фазе переходного периода, а не были бы проданы в ходе двух распродаж по заниженным ценам, Россия могла бы в таком случае избежать появления автократического коррумпированного режима, поддерживаемого дружественно настроенными олигархами, а либералы были бы в меньшей мере дискредитированы. Оглядываясь назад в 1990-е годы, Сакс говорит о том, что правильным образом проведенный переход к рыночной экономике должен был бы включить в себя не только масштабную помощь со стороны Запада и списание долгов, но также превращение государственных предприятий в публичные корпорации, которые могли бы затем постепенно получить частных акционеров и принять соответствующие меры против коррупции. Такого рода реальный постепенный подход, по словам Сакса, должен был бы включать в себя масштабные действия государства по созданию подушки на период проведения шоковой терапии. Кроме того, не должно было быть никакой ускоренной приватизации государственных компаний в таких областях как добыча нефти газа, других полезных ископаемых, и в производстве металлов. Россия смогла добиться незначительного восстановления экономики в середине 1990-х годов, но в конце 1990-х годов произошла еще более серьезная катастрофа, которая представляла собой еще один подарок со стороны неолиберальной экономики и политики. Международный валютный фонд, правительство Соединенных Штатов и другие институциональные сторонники Вашингтонского консенсуса оказали давление на государства Восточной Азии и заставили их открыть свои рынки капиталов. После того, как с помощью горячих денег был созданы пузыри в области финансов и собственности, деньги ушли так же быстро, и некоторые азиатские валюты рухнули. Это обрушение, в свою очередь, привело к проведению спекулятивных атак на другие считавшиеся слабыми валюты, включая рубль, который к этому времени был либерализован и свободно колебался на денежном рынке в соответствии с требованиями Международного валютного фонда. В конце 1997 года и в 1998 году в России произошел полномасштабный экономический коллапс, в результате чего такие сторонники либеральных реформ как Ельцин, Гайдар и Чубайс оказались полностью дискредитированными, а вместе с ними дискредитированным оказалось и предположение о том, что Соединенным Штатам можно доверять как союзнику и как источнику полезных советов. Центральный банк повысил процентную ставку до 150% для защиты национальной валюты. Однако переоцененный рубль, который поддерживался консервативной монетарной и бюджетной политикой, проводившейся по требованию Международного валютного фонда, вскоре обвалился и потерял 75% своей стоимости. Россия остановила выплаты процентов по внутренним облигациям, а затем приостановила выплаты и по своим международным долгам. В то время, как Запад предоставлял России скромные официальные кредиты, российские олигархи активно выводили деньги из страны, о чем свидетельствовал значительный отток капитала. Бедность и неравенство существенно увеличились, тогда как показатели продолжительности жизни сократились. Для мужчин они уменьшились с 64 лет для родившихся в 1989 году до 59 лет для родившихся в 2000 году (с тех пор этот показатель вырос до 67 лет). К 1999 году Ельцин был уже отыгранной картой. Состояние его сердца ухудшалось, а он продолжал неумеренно употреблять алкоголь. Он постоянно менял проводимую политику и сменил пять премьер-министров за последние 15 месяцев своей работы. Когда в середине 1999 года эта чехарда закончилась, Владимир Путин, относительно неизвестный в то время политик, оказался в кресле премьер-министра. Согласно многочисленным свидетельствам, Путин после отставки Ельцина стал президентом в результате сделки, по условиям которой ни Ельцин, ни члены его семьи не должны были привлекаться к судебной ответственности за полученные незаконным образом доходы. Однако Путин, ставший исполняющим обязанности президента в январе 2000 года, был еще не тем Путиным, который вторгся в Крым в 2014 году с помощью «зеленых человечков», и который тайным образом помогал Дональду Трампу. Путин, несмотря на свой опыт работы в КГБ, был относительно либеральным политиком, когда был заместителем мэра Санкт-Петербурга в 1990-е годы и работал под руководством либерального мэра Анатолия Собчака. Он организовал местное отделение связанной с Ельциным либеральной партии «Наш дом — Россия».
Став президентом, Путин начал искать области общих интересов с Соединенными Штатами. В ходе своего первого саммита с Путиным в июне 2001 года новоизбранный американский президент поставил себя в неловкое положение своим заявлением о том, что он посмотрел Путину в глаза. После этого Буш «почувствовал его душу» и пришел к выводу о том, что Путин «очень честный и прямой человек». Путин, все еще вынужденный решать весьма непростые экономические проблемы своей страны, попросил Буша о списании долгов, доставшихся России по наследству от бывшего Советского Союза. Хотя Буш, казалось, стремился к установлению конструктивных отношений, ответить положительно на просьбу Путина он не смог. Вот что написали в своей книге «Погасший свет» (The Light That Failed) Иван Крастев (Ivan Krastev) и Стивен Холмс (Stephen Holmes): «В первый период после 1989 года либерализм, в целом, ассоциировался с идеями индивидуальных возможностей, свободы передвижений и путешествий, с ненаказуемым инакомыслием, доступом к справедливому суду, а также с ответственным отношением правительства к требованиям общества. К 2010 году центральноевропейская и восточноевропейская версии либерализма стали уже неразрывно связанными с двумя десятилетиями социального неравенства, масштабной коррупцией и с несправедливом в моральном отношении перераспределением государственной собственности, оказавшейся в руках небольшой группы людей». V. Тот путь, который не был использован Несмотря на конфликты, Россия и Соединенные Штаты на самом деле смогли найти несколько областей для сотрудничества при Клинтоне, а затем при Буше и при Обаме. Вашингтон и Москва работали вместе и действовали изобретательно в течение более десяти лет, пытаясь вернуть под контроль Москвы ядерные боеголовки, оставшиеся на территории таких новых независимых государств как Украина, Белоруссия и Казахстан. Поразительный успех этих совместных американо-российских усилий, которые потребовали раскрытия крайне чувствительных ядерных секретов, продемонстрировали наличие возможности для более глубокого взаимодействия в области безопасности. Продолжались и другие совместные усилия в области нераспространения ядерного оружия. Два государства заключили четыре договора в области контроля над вооружениями, которые ограничили для каждой из сторон количество ракет и боеголовок до 1550 боеголовок на 700 средствах доставки (это было уменьшение по сравнению с 6000 единиц по договору СНВ-1 1991 года). Кроме того, были предприняты совместные действия, в результате которых состоялось подписание договора с Ираном, ограничивающим производство ядерного оружия, и такого результата активно добивались и Путин, и Обама. Россия и Соединенные Штаты имели также общие интересы в подавлении исламского терроризма. После террористической атаки 11 сентября 2001 года Путин первым из мировых лидеров позвонил президенту Бушу и предложил помощь. Преодолевая сопротивление своего министра обороны и высокопоставленных генералов, Путин предложил Бушу доступ на российские базы в Центральной Азии, и тогда американские войска впервые оказались на российской территории. Россия также делилась большим объемом разведывательной информацией по Афганистану. В ответ на это Буш информировал Путина о деталях американских военных операций. Даже две войны, которые Соединенные Штаты вели в 1990-е годы против славян в Сербии и в Косово (они могли стать точкой воспламенения и обострить отношения между двумя странами), закончились при полном участии России в качестве гаранта мира. Однако эти два военных вмешательства, осуществленных в рамках НАТО, а не с согласия ООН, вызвали у России подозрения относительно намерений Соединенных Штатов. Хотя американские и российские интересы иногда пересекались, они не были идентичными. Разумеется, российская концепция борьбы с террором часто включала в себя жестокое подавление движений за независимость на спорных территориях около Грузии и Чечни. Но даже в этом случае потенциал сотрудничества оставался значительным. Однако он был позднее сведен на нет в результате войны в Ираке, выхода Соединенных Штатов из договора по ПРО, а затем и угрозы дальнейшего расширения НАТО с включением в ее состав Грузии и Украины. Кроме того, Америка начала проводить более жесткую линию при Хиллари Клинтон, госсекретаре в администрации Обамы. Россия все больше приобретала черты автократического государства, геополитического противника, а также коррумпированной государственной экономики, а это был именно тот вариант, который Соединенные Штаты своими неумелыми действиями пытались предотвратить. Если оглянуться назад на прошедшие три десятилетия, то становится очевидным, что американо-российские отношения могли быть совершенно иными. У Соединенных Штатов не было необходимости расширять НАТО и придвигаться прямо к границам России, и еще меньше была необходимость включать в состав альянса части старой Российской империи. Принятие бывших сателлитов в состав Евросоюза, а также изменение пакета общих гарантий в области безопасности, который были даны осле окончания холодной войны Вашингтоном, Москвой и главными членами НАТО, — всего этого могло бы быть вполне достаточным. На экономическом фронте Запад мог бы предоставить больше помощи и выдвинуть меньше требований в соответствии с Вашингтонским консенсусом. Требования к России были такими же, как и в отношении Греции, а их результат оказался таким же катастрофическим, как в Греции, но при значительно более высоких ставках. Если, скажем, экономической политикой в отношении России руководил бы Джозеф Стиглиц, а не Лоуренс Саммерс, то тогда Соединенные Штаты, используя свое влияние, могли бы, неверное, значительно больше сократить российский долг, предоставить больше помощи в переходный период и не выдвигать требования относительно быстрой (и коррумпированной) приватизации. Если бы был принят именно такой курс, то было бы больше благодарности в отношении Запада со стороны простых россиян, а также меньше обид и разочарований. Ориентация на Запад имеет длинную историю в России, и эта концепция, отягощенная многими смыслами и фразами, восходит к периоду правления Петра Великого. Поддержка идеи о том, что их государство, наконец, может присоединиться к Западу как либеральная демократия, достигла пика среди россиян в 1990-е годы. К 2000 году ориентация на Запад не была уже столь привлекательной. А Путин явился воплощением этой негативной реакции. Ничто из сказанного не следует считать проявлением мудрости задним числом. Многие люди, хорошо знавшие Россию, выдвигали именно такие аргументы в то время. Честно говоря, не все итоги были результатом неправильных решений в Вашингтоне. Во время переходного периода России нужны были мудрые лидеры, опытные политики и такие принципиальные люди как Вацлав Гавел или Нельсон Мандела. К сожалению, этого нельзя сказать ни о Горбачеве, ни о Ельцине. Горбачев поначалу казался именно таким лидером, его принципы вызывали восхищение, однако его политические инстинкты оказались крайне слабыми. Неспособность получить гарантии отказа со стороны Запада относительно расширения НАТО была необъяснимой ошибкой (Горбачев в своих мемуарах написал, что в этом не было необходимости, поскольку само расширение НАТО было немыслимым). Кроме того, Горбачев не смог легитимировать свое правление за счет проведения президентских выборов в период с 1988 года по 1990 год, а он, несомненно, одержал бы на них победу и таким образом укрепил бы свои позиции. В 1991 году, когда экономика страны зашаталась, политический капитал Горбачева зашатался вместе с ней. Хотя Ельцин был желанным союзником для Запада, он был алкоголиком, часто менявшим свою мнение, он постоянно менял политику и состав кабинета министров, а в конечном итоге создал коррумпированных олигархов, а затем сам стал на них опираться. У всех лидеров есть свои недостатки, однако политика Соединенных Штатов способствовала фатальному подрыву перспектив для этих несовершенных российских либералов. VI. Россия сегодня В этом веке Россия становится все больше автократическим государством, геополитическим противником, страной с коррумпированной государственной экономикой, тогда как американская политика в 1990 годы была направлена именно на то, чтобы избежать подобного варианта. При Путине хаотичная, рудиментарная демократия раннего периода правления Ельцина сошла на нет. В тот момент, когда эта статья готовилась к публикации, Путин отправил в отставку своей кабинет и предложил внести изменения в Конституцию для усиления церемониального в настоящее время Государственного совета, который он может возглавить и таким образом остаться де-факто лидером, если покинет пост президента в 2024 году. События в Китае и в меньшей степени в России показали, что государство на самом деле может соединить автократический государственный капитализм с приемлемо успешной экономикой. Путин также получил определенную долю удачи, поскольку цены на нефть, обрушившиеся в середине и в конце 1990-х годов, неплохо восстановились после 2000 года, как раз в тот момент, когда Путин смог этим воспользоваться. В его первые два президентских срока, с 2000 года по 2008 год, российский ВВП вырос на 72%. Инфляция снизилась, безработица стабилизировалась на уровне около 6%, а за три десятилетия покупательная способность заработной платы увеличивалась в шесть раз по сравнению с 1990 годом. Вместе с тем возросло неравенство, а большая часть денег, полученных олигархами, оказалась на Западе и не была инвестирована в России. Клептокапитализм страдает от многих недостатков, однако для рядовых россиян это определенно улучшение как по сравнению с коммунизмом, так и с хаотичным рынком 1990 годов. Он функционирует достаточно хорошо для того, чтобы его можно было назвать политическим успехом. Путин в качестве сомнительного комплимента на самом деле воспользовался одним советом из Вашингтонского консенсуса. Он проводил жесткую фискальную и монетарную политику, а также использовал запасы нефти в России для укрепления рубля, в результате чего Россия оставалась достаточно непроницаемой для валютных спекуляций и условий Международного валютного фонда. Как и жители Восточной Азии после 1998 года, российское руководство смогло накопить значительные резервы для того, чтобы больше никогда не сдаваться на милость МВФ. В своей новой и критичной по своей направленности книге «Российский клановый капитализм» (Crony Capitalism) шведский экономист Андерс Ослунд (Anders Åslund), один из архитекторов шоковой терапии, отдает должное России за то, что она держит государственный долг ниже уровня 20% ВВП, сохраняет низкий уровень инфляции (порядка 2%), а также имеет впечатляющие золотовалютные резервы (порядка 500 миллиардов долларов). Хотя Россия в определенной мере является нефтяным государством, — ее главными статьями экспорта являются нефть, природный газ, уголь, а также другие сырьевые товары, — ее экономика пережила капризы нефтяного рынка лучше, чего того ожидали многие западные наблюдатели. В целом можно сказать, что России не суждено было стать демократией западного стиля. Но у нее мог быть меньше уровень клептократии, и она могла бы иметь меньше геополитических врагов, если бы Соединенные Штаты не были столь непреклонны, пытаясь внедрить неолиберализм и исходить из того, что Россия является третьестепенной державой, следовательно к ней можно относиться соответственно. Странным может показаться то, что американские прагматики в области внешней политики были готовы вступить в альянсы с такими государствами как Саудовская Аравия, которое еще хуже, чем путинская Россия начала 2000-х годов. Сотрудничество порождает доверие и еще большее сотрудничество. Обман приводит к недоверию и к выходу из игры. Если бы Соединенные Штаты выступали за расширение партнерских отношений с Россией, если бы они учитывали важные общие интересы в таких областях как совместные гарантии безопасности для Центральной Европы, контроль над вооружениями, экономическая помощь в переходный период, а также в области усилий, направленных на сдерживание исламского терроризма, то было бы сложно представить себе такую фронтальную атаку на американскую демократию, какую предпринял Путин в 2016 году. На самом деле, если бы мы проводили другую политику в последние три десятилетия, у нас, возможно, не было бы ни Путина, ни Трампа. Увы, историю нельзя переиграть. Мы никогда не сможем быть уверенными в чем-то наперед, и мы всегда будем лишь сталкиваться с последствиями. Роберт Каттнер — один из основателей и редактор журнала «Америкэн проспект», а также профессором Брандейского университета (Brandeis University's Heller School). Загрузка...
Загрузка...
