0
Принятие закона о национальной безопасности Гонконга ознаменовало конец того мегаполиса, каким мы его когда-то знали. Однако Пекин не стремится превратить Гонконг в еще один китайский город; для этого у него нет особых стимулов. Вместо этого китайские лидеры могут проводить грандиозный эксперимент по трансформации политической системы Гонконга в подобие модели путинской России. Как сказано в книге Уильяма Добсона «Кривая обучения диктатора», современные автократы осознали, что наиболее эффективная форма правления в нынешнюю эпоху — это не железный кулак, а птичья клетка с ограниченной свободой. Такая система использует демократическую маскировку, чтобы претендовать на легитимность, однако главная ее цель — сохранить власть у власти. Ключевые особенности российской авторитарной избирательной системы (или так называемой «суверенной демократии») представляют эту демократию в виде «птичьей клетки», и на фоне последних событий в Гонконге отображают то, как город, возможно, приближается к концу эпохи справедливых выборов. На заре постсоветской России партии в ней существовали в условиях реальной конкуренции на парламентских выборах. Оппозиционная Коммунистическая партия Российской Федерации получила большинство на выборах в Думу в 1990-х годах и эффективно сдерживала правительство под руководством Ельцина. Однако с тех пор, как к власти пришел Владимир Путин, он внес в законодательство немало изменений, которые ограничили количество политических партий и с помощью различных юридических формальностей фактически запретили нежелательным кандидатам участвовать в выборах. Это в итоге привело к тому что в выборных списках оставались только кандидаты, поддерживаемые Кремлем. Режиссируемые выборы На каждых российских выборах нескольким партиям «разрешается» баллотироваться наряду с «Единой Россией», кланом элит Путина и Медведева, который за долгое время пребывания у власти накопил огромные политические ресурсы. У других сторон в этом сценарии есть свои четко определенные роли. Либерально-демократическая партия (ЛДП), возглавляемая ультраправым лидером ультранационалистов Владимиром Жириновским, выступает со скандальными предложениям вроде «возвращения Аляски». Таким образом на фоне ЛДП правительство Путина приобретает вполне «умеренный» вид. Коммунистическая партия Российской Федерации, преемница Коммунистической партии Советского Союза, обладает солидными организационными и мобилизационными ресурсами. Путин сделал ее целью реформирования или ослабления, чтобы превратить в управляемую «системную оппозицию». Партия «Справедливая Россия», квази-оппозиционная левая партия, служит для разделения одного и того же электорального ресурса с Коммунистической партией и, следовательно, для удержания левых от власти. Партия, характеризуемая как «карманная оппозиция» Кремля, резко критикует местные кадры «Единой России» и выступает во время выборов «за демократию и свободу», но воздерживается от оспаривания монополии «Единой России» на власть. В отличие от однопартийной диктатуры, более тонкая форма контроля — это позволить этим карманным оппозиционным партиям, которые уважают почти полную монополию Кремля и «красные линии», участвовать в выборах. Эти партии обеспечивают «баланс сил» в чиновной структуре низшего звена, спасая политическую систему страны от «окостенения» и безудержной коррупции, которые обычно наблюдаются при однопартийной системе власти. В периоды высокого общественного недовольства они могут «демпфировать» выступления радикальной оппозиции (у которой все равно нет шансов на победу или на серьезные изменения) и привлекать голоса протеста на выборах. В качестве бонуса, когда Кремлю требуется иностранная поддержка для отражения международных санкций, карманные оппозиционеры могут выйти на международную арену и выступить в качестве официальных представителей, призванных продемонстрировать голос России в защиту демократии и свободы. Маргинализация реальной оппозиции и ограничение ей свободы слова Несмотря на существование различных политических партий и демократических выборов, режим Путина, тем не менее, использует железный кулак против любой реальной оппозиции. Российский закон о борьбе с терроризмом разрешает внесудебное преследование определенных Кремлем террористов и экстремистов по всему миру. Укрываясь в зарубежных странах, радикальные оппозиционеры становятся маргинализированными. Путин и пропаганда в СМИ изображают их как «иностранных агентов» или «лакеев западного империализма», что удерживает их сторонников от открытого общения с ними. Остальные лидеры внутренней оппозиции сталкиваются с различными формами притеснения, такими как угрозы смертельного «несчастного случая», отстранение от выборов и любой значимой политической власти. Тем не менее, у них все еще есть право голоса: критика Путина — обычное дело в российском Интернете, что заметно отличается от ситуации в континентальном Китае и в других авторитарных режимах. Это сам по себе умный маневр Путина. Очевидная свобода слова у оппозиции, не имеющей, тем не менее, доступа к реальной власти, легитимизирует режим. Кроме того, онлайн-критика распространяется и на партии «карманной оппозиции», разжигая внутренние конфликты между силами, не входящими в правящую структуру. Путь Гонконга к электоральному авторитаризму Если бы управление Гонконгом было идентичным управлению на материке, общий враг продемократических гонконгцев был бы вполне очевидным. Это могло бы легко объединять силы, не принадлежащие к истеблишменту, как мы видели на примере движения против экстрадиции 2019 года. Это было бы похоже на крах коммунистических режимов в Восточной Европе в конце холодной войны: широкая коалиция оппозиционных партий, включая прозападных либералов, национальных сепаратистов, религиозных консерваторов, профсоюзы и даже доктринеров — коммунистов, объединившихся под одним знаменем, чтобы противостоять общему противнику. Однако Гонконг, похоже, движется в другом направлении. Манипуляции правительства Гонконга с избирательной системой нарушили последнюю линию обороны гражданского общества города. За последний год режим дисквалифицировал много кандидатов на выборах и снял многих должностных лиц с государственных должностей по юридическим и бюрократическим основаниям. Провластный лагерь, опирающийся на огромные ресурсы, проник как в радикальные, так и якобы «открытые» группы, подготовив широкую почву для участия в будущих инсценированных выборах. Оппозиционные партии, не имеющие надежды на получение политического большинства, стоят перед трудным выбором: превратиться в карманную оппозицию, как это наблюдается в России, или вообще выйти из гонконгского политикума. Подобные решения уже вызвали разногласия в лагере оппозиции: в борьбе за ограниченные ресурсы и поддержку против истеблишмента бывшие союзники конкурируют друг с другом, обостряя разногласия, которые когда-то были отложены. Закон о национальной безопасности ограничивает пропагандистские возможности местных критиков режима, которые теперь вряд ли могут найти моральную основу для консолидации своей поддержки, не рискуя арестом. С другой стороны, изгнанные за границу элементы без долгосрочной поддержки сталкиваются с перспективой маргинализации. Пекин, воодушевленный универсальной юрисдикцией закона о национальной безопасности, скорее всего, вернется к своему обычному методу обращения с диссидентами за рубежом. Для жителей Гонконга, которые все еще верят в демократию, все имеющиеся варианты кажутся не более, чем иллюзией выбора. А охватывающее их ощущение бессилия, возможно, как раз и является конечной целью политики «клеточной демократии». Если этот пилотный эксперимент удастся в Гонконге, эту модель можно будет воспроизвести в других частях Китая. Более того, эта схема, возможно, сможет сработать и в других странах развитой демократии, где лево-ориентированных лидеров оппозиции можно будет обмануть, объявив об успешной демократизации Китая, и запутав их в осознании подлинных демократических и либеральных ценностей. Будет величайшей иронией, если Гонконг перестанет быть плацдармом для Запада с точки зрения экспорта универсальных ценностей в Китай, и вместо этого станет для Пекина испытательным полигоном экспорта по всему миру «китайской политической модели». Д-р Саймон Шен — основатель и лидер движения GLOs (Glocal Learning Offices), известного стартапа в области международных отношений. Он также является доцентом и заместителем директора магистрской программы глобальной политической экономии Китайского университета Гонконга и приглашенным научным сотрудником Тайваньского национального университета имени Сунь Ятсена.
Загрузка...
Загрузка...
