В свое время слушания по импичменту в Палате представителей продемонстрировали, что вашингтонские эксперты и политики практически единодушны по поводу Украины. Ярче всего это прозвучало в заключительном слове конгрессмена Адама Шиффа (Adam Schiff, демократ от Калифорнии): «Мы должны заботиться об Украине. Нам небезразлична страна, которая борется за свободу и демократию… Но, конечно, дело не в ней одной. Речь и о нас самих, о нашей национальной безопасности. Их борьба — это и наша борьба. Их защита — это и наша защита. Когда Россия перекраивает карту Европы военной силой впервые после Второй мировой, а Украина дает отпор, это и наша борьба». Аналогичным образом отозвался и бывший посол на Украине Билл Тейлор (Bill Taylor) в статье в The New York Times: «Поддерживать Украину, — писал Тейлор, — значит поддерживать основанный на правилах международный порядок, благодаря которому крупные державы Европы не воевали уже семь десятилетий. Это значит поддерживать демократию, а не автократию. Это значит поддерживать свободу, а не несвободу. Большинство американцев так и делают». Неписаный Вашингтонский консенсус предполагает: поддерживать юную украинскую нацию, которая борется не на жизнь, а на смерть, отстаивая свою демократию от иностранного вторжения, — моральный долг не только правительства США, но и каждого американского гражданина. Однако господствующая точка зрения исходит из крайне ошибочного понимания украинского общества и отбрасывает в сторону историческую сложность украинского политического самосознания в пользу поверхностной либеральной модели, которая втягивает миллионы украинцев в проект ускоренного национального строительства против их воли. Есть понятный искус отсчитывать историю нынешнего украинско-российского противостояния с окончания холодной войны. Согласно укоренившемуся в массовом сознании стереотипу, после распада Советского Союза и создания независимого украинского государства в 1991 году украинский народ, ориентированный на Запад, более десяти лет пытался освободиться от погрязших в коррупции пророссийских правительств Кравчука и Кучмы. В этой трактовке украинской истории Оранжевая революция 2004 года стала первой попыткой украинского народа отстоять свой суверенитет и прозападные взгляды. Однако стремление Украины к западному образу жизни и демократии растоптал победивший на выборах 2010 года Виктор Янукович. Он посулил некий «третий путь» между Москвой и Западом, но на деле продолжил сдавать украинский суверенитет Кремлю. Евромайдан 2014 года, он же «Революция достоинства», завершил начатое Оранжевой революцией: сверг Януковича и закрепил волю украинского народа к атлантической интеграции. Но свободная и демократическая Украина представляет собой смертельную угрозу путинскому самодержавию, поэтому Кремль спровоцировал нынешний кризис в Восточной Европе, аннексировал Крым и вторгся в Донбасс на юго-востоке страны. Но к этой общепринятой легенде есть масса вопросов, часть которых рассмотрел в своей статье вице-президент Центра национальных интересов Джордж Биби (George Beebe). И есть основная проблема, которая заслуживает более пристального внимания, чем то, которое ей уделяют вашингтонские знатоки. Популярный стереотип о смертельной схватке между демократической Украиной и авторитарной Россией исходит из того, что украинский народ един в своем стремлении к западной интеграции. Но он бесконечно далёк от реалий украинской политики. На самом деле современная Украина — это то, что политолог Дмитрий Тренин называет «расколотым государством» — лоскутное одеяло из взаимоисключающих ментальностей и противоречащих друг другу политических взглядов, сшитое и перешитое за столетия соперничества империй в Восточной Европе. Огромное разнообразие национальных типов Украины не удивит никого, кто знаком с историей Восточной Европы. «Украина», от русского «окраина», развивалась как шаткий союз приграничных народов: русинских крестьян, запорожских казаков, русских поселенцев, белорусов, этнических поляков, венгров и евреев. Ее этнический состав менялся под влиянием территориальных амбиций польско-литовского, русского, австро-венгерского и османского государств семнадцатого и восемнадцатого веков. Полная история трудного национального становления Украины слишком длинна, чтобы ее здесь излагать, но, как показывает недавнее исследование профессора Американского университета Кита Дардена (Keith Darden), многие из региональных расколов нынешней Украины восходят к временам, когда Украина была частью Российской империи. При Екатерине II c ее Новороссией значительная часть Восточной Украины была заселена этническими русскими и по сути вошла в российскую культурную сферу. На Западной же Украине, аннексированной по Второму разделу Польши в 1793 году, Российская империя ограничилась косвенным управлением: власть, по сути, осталась в руках польской знати, которая продолжила насаждать польский язык и польское образование. На рубеже XIX века проект «Новороссия» во многом преуспел в создании «малороссийского» самосознания у этнических русских поселенцев и русскоязычных украинцев на востоке, а польское шляхетство владычествовало на бывших польских землях к западу от Днепра. Это посеяло семена будущего раздора, который держался в украинской политике целых два века и сохраняется по сей день. Пожалуй, лучше всего шаткость украинской государственности отразил писатель и драматург Михаил Булгаков. В своем выдающемся произведении «Дни Турбиных» он написал пронзительный портрет киевской интеллигенции в революционные 1918-1919 годы, как она отчаянно мечется между националистами Симона Петлюры, кайзеровской Германией, белыми и красными. Скрытые внутренние противоречия помешали Украине преодолеть конфликты и в советский период — она так и не стала сплоченной нацией, живущей в мире с самой собой. Неудивительно, что историк Александр Статиев обнаружил, что подавляющее большинство антисоветской повстанческой деятельности с 1944 по 1953 год приходилось на западные окраины. Хотя тайная полиция СССР подавила все многочисленные движения 1940-х годов на западных приграничных территориях, скрытые антисоветские настроения довлели на Западной Украине до конца холодной войны. Сегодня исторический раскол Украины четко отражен на избирательной карте страны. Поддержка революции 2004 года, антироссийских либо прозападных кандидатов на президентских выборах 2010 года, парламентских 2012 года и украинской революции 2014 года сильнее всего в регионах со слабым историческим влиянием России. И наоборот: поддержка пророссийских кандидатов выше всего в русскоязычных и культурно русских регионах Востока и Юга. Поддержка евроатлантической интеграции, с одной стороны, и дальнейшего сближения с Россией, с другой, на удивление четко читается по региональному признаку. Западные украинцы составляют всего порядка 20% страны, но сыграли огромную роль в украинской революции и составляют значительную часть политической элиты. Этот же раскол прослеживается и в дальнейшем. Меньше всего западного националиста Петра Порошенко на президентских выборах 2014 года поддержал восточный регион Донбасс, а сильнее всего — западная Тернопольская область. Даже на президентских выборах 2019 года уже крайне непопулярный Порошенко все же набрал 20% голосов — в основном за счет Тернополя и соседнего Львова. Ивано-Франковская область, чуть ли не самая антироссийская в стране, вообще выбрала крайне правого националиста Андрея Билецкого. Даже беглый взгляд на выборную карту Украины показывает, что вступление в НАТО и ЕС никогда не было единодушной целью «украинского народа». Это весьма изолированная перспектива украинских националистов, которую наотрез отвергают в восточной части страны — настолько, что жители Донецка и Луганска даже решили выйти из состава украинского государства в 2014 году, что привело к продолжающейся войне в Донбассе. Извилистая и противоречивая история украинского самосознания опровергает привычный образ Украины, столь пылко отстаиваемый СМИ и политическим истеблишментом. Украина — не «нация, вырвавшаяся из лап тревожного прошлого, чтобы принять европейские и западные ценности и влиться в европейские и североатлантические институты», а глубоко расколотое постсоветское государство, которому никак не удается склеить связную историю из противоречащих друг другу осколков империй. Вмешательство США в продолжающийся конфликт в Донбассе, как бы оно не подавалось, — ни в коем случае не проявление солидарности с осажденным украинским народом, объединившимся против российской агрессии. Скорее, это вмешательство от имени одних украинцев против других украинцев и назначение победителей и проигравших в непрекращающейся борьбе Украины с последствиями Евромайдана. Помогая одной прослойке украинцев силой насадить свое этнонациональное самосознание другой, мы не поможем ни Европе, ни Украине, единой и свободной. Наоборот, это рецепт эскалации гражданской войны и затяжной региональной нестабильности, которую Вашингтон, Брюссель и Кремль пытаются предотвратить.
Загрузка...