0
Перед тем как позвонить Берни Сандерсу (Bernie Sanders), я зажгла свечку у себя в гостиной и включила запись духовных песнопений. Я хотела сконцентрироваться на предстоящем — я это прекрасно понимала — эмоциональном звонке. Когда после съезда мне было поручено возглавить Национальный комитет Демократической партии, я пообещала Берни Сандерсу, что я до конца разберусь с вопросом о том, подтасовала или нет избирательная команда Клинтон процесс выдвижения кандидатов, о чем можно было судить на основании целого ряда электронных сообщений, взломанных российскими хакерами и размещенных в интернете. У меня имелись подозрения на этот счет с того момента, когда я появилась на пороге Национального комитета Демократической партии примерно за месяц до этого, а основаны они были на «слитой» информации по поводу электронной почты. Однако нельзя было исключить, что появившиеся тогда сообщения были сфабрикованы. Мне нужны были убедительные доказательства, и такие доказательства нужны были Берни. Поэтому я пошла по следу денег. Мою предшественницу, члена Палаты представителей от штата Флорида Дебби Вассерман-Шульц (Debbie Wasserman Schultz), нельзя было назвать активным сборщиком пожертвований в тот момент, когда в результате небрежного отношения к этим вопросам президента Барака Обамы у партии образовался значительный долг. Когда предвыборная кампания Клинтон начала набирать обороты, она решила вопрос с партийными долгом и посадила партийный аппарат на голодную диету. Выживание партии было поставлено в зависимость от ее собственной кампании, а за это она рассчитывала получить контроль над всеми действиями партии. Дебби не была хорошим менеджером. Она, на самом деле, не была заинтересована в установлении контроля над партией — она предоставила избирательному штабу Клинтон в Бруклине полную свободу действий, и поэтому не было необходимости информировать функционеров партии о том, насколько плохой была ситуация. Сколько контроля было у Бруклина, и как долго это продолжалось — на эти вопросы я пыталась найти ответы в течение нескольких последних недель. 7 сентября, в день, когда я позвонила Берни, я нашла доказательства, которые меня очень сильно огорчили. В субботу утром после завершения работы партийного съезда в июле, я позвонила Гэри Генслеру (Gary Gensler), главе финансовой группы предвыборной кампании Клинтон. Он сообщил мне о том, что Демократическая партия является банкротом, а ее долг составляет 2 миллиона долларов. «Что?— закричала я. — Я являюсь функционером партии, мне говорят, что все хорошо, что они собирают пожертвования, и что у них нет никаких проблем». Это неправда, сказал он. Сотрудники предвыборного штаба Клинтон познакомились с финансовыми документами Национального комитета Демократической партии. Обама оставил партии долг в размере 24 миллионов долларов — 15 миллионов банковского долга и более 8 миллионов долга различных поставщикам после кампании 2012 года, — а погашал он эти долги очень медленно. Сотрудники избирательного штаба Обамы не собирались рассчитаться с долгами раньше 2016 года. Кампания «Хиллари для Америки» (Hillary for America) и «Фонд победы Хиллари» (это ее совместные с Национальный комитетом кампании по сбору средств) перевели на себя 80% остававшихся долгов в 2016 году (около 10 миллионов долларов), и взяли партию на содержание. Поскольку я об этом ничего не знала, я исходила из того, что и другим сотрудникам это было не известно. Ситуация в стиле Дебби. За время моей работы она ни разу не обращалась к сотрудникам Национального комитета за советом или рекомендациями. Создавалось впечатление, что она самостоятельно принимала решения, а затем в последнюю минуту сообщала нам о своих намерениях, и именно так все происходило в тот момент, когда она рассказала нам о хакерской атаке всего за несколько минут до того, как информация об этом появилось на страницах газеты Washington Post. По телефону Гэри сообщил мне, что Национальному комитету нужен кредит в размере 2 миллионов долларов, который и был получен избирательным штабом. «Нет! Этого не может быть! — сказала я. — Партия не может брать кредит без единогласного решения всех сотрудников аппарата». «Гэри, как они могли это сделать, не поставив меня в известность?— спросила я. «Я не знаю, как Дебби общается с сотрудниками Национального комитета», — ответил Гэри. Он сказал, что партия находится под полным контролем избирательного штаба Хиллари, что подтверждало подозрения сторонников Берни. Избирательный штаб подключил Национальный комитет Демократической партии к системе жизнеобеспечения, он ежемесячно предоставлял ему деньги для оплаты основных расходов, в то время как избирательный штаб Клинтон использовал партию как клиринговую палату кампании по сбору средств. Однако лимиты пожертвований значительно выше для национальных партий и национальных партийных комитетов. Те люди, которые превысили лимит в 2700 долларов, могли выписать дополнительный чек на сумму 353 400 долларов и направить эти деньги в «Фонд победы Хиллари». Это означало, что все отделения в 32 штатах, подписавшее соглашение с «Фондом победы Хиллари», получали по 10 тысяч долларов (всего 320 тысяч долларов), тогда как 353 400 долларов поступали на счета Национального комитета Демократической партии. Сначала эти деньги размещались в отдельных штатах, а вскоре после этого переводились на счета Национального комитета. Как правило, деньги оставались в колеблющихся штатах, однако все остальные штаты направляли эти деньги непосредственно в Национальный комитет, который незамедлительно переводил все средства в Бруклин. «Постойте, — сказала я. — Этот «Фонд победы» должен был предназначаться для любого кандидата, а также для организации предвыборной кампании в самих штатах. А вы говорите мне, что Хиллари начала контролировать эти средства еще ее утверждения в качестве кандидата?» Гэри сказал, что предвыборный штаб вынужден был на это пойти, так как в противном случае партию ожидал коллапс. «Это была сделка, которую Робби заключил с Дебби, — сказал он, имея в виду менеджера избирательного штаба Робби Мука (Robby Mook). — Это было сделано для того, чтобы поддержать Национальный комитет Демократической партии. Мы направили партии, начиная с сентября и до проведения Съезда, 20 миллионов долларов, а также дополнительные средства для подготовки к выборам». «А какова "скорость сгорания", Гэри?— спросила я. — Сколько денег нам нужно ежемесячно для финансирования партии?» Скорость сгорания находилась в диапазоне от 3,5 миллиона до 4 миллионов долларов в месяц, сказал он. Я ахнула. Я хорошо себе представляла деятельность Национально комитета Демократической партии, поскольку я пять лет назад была его временным председателем. Тогда ежемесячные расходы были вполовину меньше. Что произошло? Председатель партии, как правило, сокращает штат сотрудников в период между президентскими кампаниями, однако Дебби решила этого не делать. Она сохранила также многих консультантов, работа которых оплачивалась Национальным комитетом. Кроме того, консультанты Обамы получали деньги из того же источника. Я была в бешенстве после этого телефонного разговора. Но злилась я не на Гэри, а на ту неразбериху, которую я унаследовала. Я знала, что Дебби привлекала многих людей для руководства делами партии на условиях аутсорсинга. Кроме того, я понимала, что больших способностей в области сбора средств у нее не было. Я говорила себе, что я не буду таким руководителем, даже на временной основе. Они думали, что я буду простой заменой для них, что я буду разъезжать по городам и воодушевлять толпу сторонников? Я собиралась наилучшим образом заниматься управлением партией и попытаться улучшить этот процесс, даже если Бруклину это не понравится. Потребовалось несколько недель для понимания финансовых махинаций, в результате которых партия оказалась подключенной к системе жизнеобеспечения. Как раз во время проведения съезда в результате «слива» электронной почты стало ясно, что избирательный штаб Хиллари забирает деньги у отделений партии в штатах и использует их в собственных целях, тогда как в самих штатах оставалось очень мало средств для поддержки кандидатов, которые и так не находились в верхней части списка. В статье, опубликованной на сайте Politico 2 мая 2016 года, говорилось о крупной кампании по сбору пожертвований, которая была начата летом прошлого года. Как было сказано в этой статье, она дала слово, что будет заниматься перестройкой «партии с самого низа, и если наша партия будет сильной, то мы победим. Именно так все и будет». Однако штаты получили менее половины одного процента от 82 миллионов долларов, которые были собраны в ходе проводившейся Хиллари экстравагантной кампании, и все происходило именно так, как Гэри описал мне это во время нашей встречи в августе. В опубликованной на сайте Politico статье было сказано, что все эти схемы «по сути, представляли собой… отмывание денег», однако люди из команды Хиллари были возмущены тем, что их обвинили в использовании каких-то сомнительных схем. А люди из команды Берни были возмущены по своим собственным причинам, и они говорили, что все это было частью разработанной стратегии, целью которой было обеспечение номинации Хиллари. Я хотела поверить Хиллари, которая сделала реформу финансирования партии частью своей программы, однако я дала слово Берни и не собиралась его разочаровывать. Я продолжала просить юристов партии и сотрудников Национального комитета Демократической партии о том, чтобы они показали мне договоры о разделе собираемых денег, однако они почему-то мялись и отворачивались. Вернувшись из отпуска, проведенного на острове Мартас-Винъярд, я, по крайней мере, обнаружила документ, в котором содержались все данные — это было совместное соглашение по сбору пожертвований между Национальным комитетом Демократической партии, «Фондом победы Хиллари» и фондом «Хиллари для Америки». В этом соглашении — оно было подписано Эми Дейси (Amy Dacey), бывшим исполнительным директором Национального комитета, и Робби Муком, а его копия была отправлена Марку Элиасу (Marc Elias) — было сказано, что в обмен на собранные деньги и инвестирование в Национальный комитет Хиллари будет контролировать финансы партии, ее стратегию, а также все собранные пожертвования. Ее избирательный штаб имел право не соглашаться с назначением кандидата на должность директора партии по коммуникациям, и, кроме того, он принимал окончательное решение по поводу всех остальных сотрудников. А еще от Национального комитета требовалось, чтобы он консультировался с избирательным штабом по поводу приема на работу любых других сотрудников, а также по вопросам финансирования, сбора данных, аналитики и электронной рассылки. Я спрашивала себя, почему я не могу написать пресс-релиз, не ознакомив с ним предварительно Бруклин. И вот каким оказался ответ. Когда партия выбирает кандидата, то, как правило, его команда начинает получать больше контроля над партией. Если кандидат уже находится на этой должности, как это было в случае с Клинтоном в 1996 году и с Обамой в 2012 году, то такого рода договоренность не вызывала никаких проблем, поскольку партия уже находится под контролем президента. А когда проходит открытое соревнование без участия действующего президента, а также предварительные выборы с участием нескольких претендентов, то партия переходит под контроль кандидата только после принятия решения относительно номинации. Когда я была менеджером во время кампании Эл Гора в 2000 году, мы начали в июне включать наших людей в состав Национального комитета Республиканской партии. Тогда как соглашение о «Фонде победы» было подписано в августе 2015 года, спустя всего четыре месяца после объявления Хиллари о своем желании выдвинуть свою кандидатуру и почти за год до того, как она официально была номинирована. Я попыталась найти другие доказательства внутренней коррупции, которые бы указывали на подтасовки со стороны Национального комитета демократической партии с целью сделать выбор в пользу Хиллари, но я не могла ничего найти в партийных делах или в работе сотрудников. Я обходила отдел за отделом, я изучала поведение отдельных людей, пытаясь обнаружить признаки некорректных решений, и я была рада, что мне ничего не удалось найти. А затем я обнаружила это соглашение. Соглашение о финансировании с фондом «Хиллари для Америки» не являлось незаконным, однако оно, несомненно, представлялось неэтичным. Если бы борьба была справедливой, то один избирательный штаб не имел бы контроля над партией еще до того, как избиратели решат, кого они хотели бы видеть в качестве своего кандидата. Это не было преступным деянием, но, на мой взгляд, такое решение могло подорвать устои партии. Я должна была сдержать данное Берни обещание. Я была в жутком состоянии, когда набирала его номер. Хранить это в тайне противоречило всем моим принципам, всему тому, что я ценила как женщина и как должностное лицо. «Привет, сенатор. Я закончила свое изучение работы Национального комитета и я, на самом деле, обнаружила раковое заболевание, — сказала я. — Но она не убьет пациента». Я обсудила соглашение о сборе пожертвований, подписанное каждым кандидатом. Берни знал о его существовании, однако он и его сотрудники предпочли его игнорировать. У них имелся свой собственный способ сбора средств на основе небольших пожертвований. Я рассказала о том, как предвыборный штаб Хиллари сделал еще один шаг. Я рассказала Берни о том, что нашла заключенное Хилларни соглашение об общем сборе средств. Я сказала ему: раковое заболевание состояло в том, что она стала осуществлять контроль над партией задолго до того, как стала официальным кандидатом. Если бы я знала об этом, я бы никогда не согласилась стать временным главой Национального комитета, но в тот момент до выборов оставалось всего несколько недель. Берни стоически выдержал мой рассказ. Он не стал кричать и не стал выражать своего возмущения. Вместо этого он спросил меня о том, каковы, на мой взгляд, шансы у Хиллари. Все опросы свидетельствовали о ее победе, однако он хотел узнать мою оценку. Я должна была быть откровенной с ним. Я не доверяю опросам, сказала я. Я сказала, что посетила разные штаты и обнаружила отсутствие энтузиазма по отношению к ее кандидатуре. Меня беспокоила коалиция Обамы, а также представители поколения миллениума. Я призвала его сделать так, чтобы его сторонники поддержали Хиллари и чтобы он проводил кампанию всем сердцем и с надеждой. Возможно, он считает ее позицию слишком центристской, а ее близкие отношения с представителями финансовой элиты недопустимыми, но он знал и я знала, что альтернативным вариантом будет человек, который подвергнет опасности будущее страны. Я знала, что он меня услышал. Я знала, что он со мной согласился, но я никогда не чувствовала себя столь ничтожной и бессильной, как во время этого телефонного разговора. Когда я повесила трубку после разговора с Берни, я начала плакать не из-за чувства вины, но из-за охватившей меня злости. Мы будем двигаться вперед. Мы должны это сделать. Донна Бразил является временным председателем Национального комитета Демократической партии. Ее книга «Политические махинаторы: Внутренняя история проникновений и просчетов, проложивших Дональду Трампу путь в Белый дом» (Hacks: The Inside Story of the Break-ins and Breakdowns that Put Donald Trump in the White House).
