0
Вряд ли история Аргентины сложилась бы по-другому, если бы в свое время руководство страны не стало прибегать к политике импортозамещения и сохранило сельскохозяйственную экономику, как это сейчас предлагают некоторые эксперты. Рост численности населения все равно растворил бы аргентинское богатство. При сравнительно большой численности населения невозможно оставаться на уровне богатой страны, производя одно лишь сырье. По мнению многих экономистов, история Аргентины в ХХ веке — это один из лучших примеров того, как дорого могут обойтись стране ошибки в экономической политике властей. В первые десятилетия ХХ века подушевой ВВП в Аргентине был одним из самых высоких в мире, но к концу столетия она пополнила длинный список отстающих стран, которым хронически не удается увеличить темпы роста и приблизиться к лидирующим экономикам. Однако такой взгляд на экономическую историю Аргентины кажется недостаточно убедительным. Аргентинская экономика, скорее всего, оказалась бы среди сегодняшних ее соседей по несчастью вне зависимости от политики тех, кто возглавил эту страну во второй трети ХХ века. Не требуется много времени для того, чтобы разобраться в причинах экономического успеха Аргентины в начале ХХ века. Плодородные земли, иммигранты из Европы, которые занялись сельским хозяйством, технологический прогресс в морском и сухопутном транспорте, позволивший интенсивно экспортировать сельскохозяйственную продукцию, — вот главные ингредиенты восхождения аргентинской экономики в группу стран-лидеров по уровню ВВП на душу населения. Если бы клуб богатых стран — Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) — существовал в первой половине прошлого столетия, то Аргентина имела бы тогда все шансы стать его заметным представителем. В 1910 году подушевой ВВП Аргентины составлял $3822 в ценах 1990 года по паритету покупательной способности. По этому показателю она опережала Францию, Германию, Нидерланды, уступая лишь нескольким экономикам, среди которых были США и Великобритания. В 1950 году Аргентина все еще входила в двадцатку стран с наибольшим уровнем ВВП на душу населения. Впрочем, в ту же группу приблизительно в те же годы также входили Венесуэла или Кувейт. Однако структура аргентинской экономики сильно отличалась от развитых стран, среди которых она оказалась. Экспорт Аргентины был чрезвычайно прост и почти полностью состоял из товаров сельского хозяйства. В 1914 году 99,3% аргентинского экспорта составляли продукты аграрного производства и животноводства, древесина и прочие сырьевые товары. В том же году экспорт Аргентины на 50,8% состоял из злаков, на 17% — из шкур, костей и прочих частей сельскохозяйственных животных, говядина занимала третье место (около 10% экспорта). Это резко контрастировало с прошедшими индустриализацию и экспортировавшими намного более сложные товары экономиками США, Германии, Франции, Великобритании. По уровню дохода Аргентина была богатой страной первой половины ХХ века. Но она не была развитой экономикой с точки зрения сложности того, что могла дать миру. В середине прошлого десятилетия Рикардо Хаусман, Дени Родрик и Джейсон Хванг из Гарвардского университета, используя международные экспортные данные, обнаружили сильную связь между уровнем подушевого ВВП и структурой экспорта. Эмпирический результат, полученный авторами, заключается в том, что экономика, сумевшая добиться усложнения своего экспорта за счет выпуска технологически сложных товаров, по уровню подушевого ВВП будет приближаться к экономикам, экспортирующим похожие товары. Иными словами, если развивающаяся страна становится все более и более похожей на более развитые экономики с точки зрения своего экспорта и накопленного в экономике производственного ноу-хау, то она становится похожей на них и с точки зрения подушевых доходов. Социологи, исследуя мотивы образования социальных связей, указывают на предпочтения индивидами себе подобных как важной причины установления связей. Например, люди с хорошим образованием чаще выбирают себе подобных для формирования круга знакомых. В этом смысле страна с ноу-хау в производстве злаковых и говядины едва ли напоминала экономики с ноу-хау в области выпуска автомобилей, самолетов, разнообразной бытовой техники, поездов и так далее. Очевидно, что даже в период расцвета сельскохозяйственная экономика Аргентины имела мало общего со значительно более сложными экономиками Соединенных Штатов, Франции, Германии, Великобритании. В начале ХХ века по структуре экспорта Аргентина гораздо больше была похожа на значительно менее сложные и богатые экономики, такие как Российская или Османская империи. Невысокий уровень сложности экономика сохраняла и в последующие десятилетия, вплоть до начала индустриализации, которая в результате не была успешной. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Аргентина в конечном счете вернулась «в родную гавань», пришвартовавшись рядом с похожими на нее с точки зрения экономической сложности странами. Замедление аргентинской экономики во второй половине ХХ века было практически неизбежно. В эпоху высоких доходов в этой стране не было фундаментального роста, основанного на накоплении ноу-хау в выпуске сложных товаров. Аргентинская история примечательна разве что масштабами падения подушевых доходов, а так судьбу Аргентины, хоть и с меньшей амплитудой, регулярно повторяют многие сырьевые экономики. Крайне сомнительно, что история Аргентины сложилась бы по-другому, если бы в свое время руководство страны не стало прибегать к политике импортозамещения и сохранило сельскохозяйственную экономику, как это сейчас предлагают некоторые эксперты. Рост численности населения все равно растворил бы аргентинское богатство. Если в 1914 году в Аргентине жило 7,9 млн человек, то в 1950 году — уже более 17 млн, в 1985-м — более 30 млн, а сейчас — около 43,5 млн человек. Оставаться на уровне богатой страны за счет одной лишь сельскохозяйственной отрасли со сравнительно большой численностью населения невозможно, даже если представить себе, что основная экспортная отрасль роботизирована и сверхэффективна. Поэтому вряд ли стоит списывать все беды Аргентины на решения генерала Перона, на чье правление (1945-1955) пришелся переход к политике импортозамещения и начало эпохи застоя и отставания по уровню подушевых доходов. Индустриализация была правильным шагом: размеры мировой торговли в 1930-1940-е годы сократились, экспортные доходы уменьшились, что затруднило импорт важных индустриальных товаров в Аргентину. Представьте, что в современной России из-за сокращения мировой торговли или идущей где-то в другой части света мировой войны вдруг стало заметно сложнее купить автомобиль, лекарства от онкологии или необходимое оборудование. Даже если бы мировая торговля не сократилась, зависимость аргентинской экономики от сельскохозяйственного сектора была бы явной угрозой благополучию. Естественной реакцией в такой ситуации была индустриализация. Конечно, власти Аргентины наделали массу ошибок. Они ограничились импортозамещением, вместо того чтобы ориентировать индустрию на международный рынок и возможность зарабатывать доходы по всему миру, тем более что после Второй мировой войны мировая торговля начала восстанавливаться. Самое главное, аргентинская индустриализация не была постепенной, начинающейся с простых производств и лишь затем, по мере формирования инженерного и конструкторского корпуса, накопления капитала, создания инфраструктуры и прочего, переходящей к попыткам выпуска и экспорта более сложных товаров. Вместо этого индустриализацию проводили слишком быстро, не обеспечивая достаточным ноу-хау, и потому новые отрасли могли существовать только в условиях политики протекционизма, которую лоббировали группы интересов, в конечном счете ставшие бенефициарами индустриализации. Но ошибки в выборе направления индустриализации в те времена делались сплошь и рядом, причем не только властями догоняющих стран, но и их консультантами из международных организаций. Генерал Перон и последующие правители Аргентины не смогли добиться того, чего добился их южнокорейский коллега, генерал Пак Чжон Хи. Но кому в Латинской Америке удалось повторить успех Южной Кореи, Тайваня, Сингапура или Китая? В этой части света проводились самые разные эксперименты, начиная от политики популизма и импортозамещения и заканчивая приватизацией, дерегулированием и макроэкономической стабилизацией. Результатами были локальные провалы и успехи. Среди последних — появление в регионе отдельных сложных отраслей. Но стран со сложной экономикой и большими запасами ноу-хау в выпуске технологичных товаров в Латинской Америке так и не возникло. В лучшем случае Аргентина могла бы оказаться среди лидеров региона — состоящих в ОЭСР Чили и Мексики. Хотя даже это страны с не слишком сложными экономиками. Речи о том, чтобы сохранить соседство с Францией, Германией или Нидерландами, тут явно не шло.
